— Как ты думаешь, мы примем душ в больнице? — поинтересовался Дэнни. — Будет горячая вода?

— Не надейся на это, малыш. — Матильда задыхалась, когда холм стал круче. — Самое лучшее, на что ты можешь рассчитывать — это кусок мыла и раковина.

— Принимаю это. Я грязный.

— Ты абсолютно прав, — отозвался Макс. — Иезекииль, разве Дэнни не воняет?

Ее брат бледно улыбнулся, и они поднялись на вершину холма.

Сердце Агнес встрепенулось и замерло.

Больницы не было.

Не было.

Там, где должно было стоять здание, не было ничего, кроме пылающих обломков, разбросанных по пустынному полю.

Агнес почувствовала себя так, словно ее ударили кувалдой по голове. Это, должно быть, галлюцинация от солнечного удара. То, что она увидела… это было невозможно.

Она закрыла глаза, потом снова открыла.

— О, Боже мой! — Дэнни потянулся к ее руке. — Она исчезла.

Это была не галлюцинация. Там не было ничего, кроме обломков, разрушений и разрухи. Маленькие огоньки все еще плясали в развалинах.

Мысли, как зыбучие пески, теснились в его голове.

«Думай».

Матильда не смогла дозвониться до больницы по телефону, но никто из них не ожидал ничего подобного. Даже отряд «Гори», который знал, что больница — их единственная надежда…

Отряд «Гори».

Мышцы Агнес напряглись.

— Они подожгли ее, — прошептал Дэнни. — Эти ублюдки, они…

— Нет, — твердо сказала Матильда. — Капитан этого не делал. Этот беспорядок был устроен кем-то гораздо более глупым. Только подумайте о растрате. Лекарства, машины…

— Это был кто-то с бомбой, — сказал Макс. — Никакой бензиновый пожар не смог бы причинить такого ущерба.

Агнес схватила Дэнни за руку. Вместе они смотрели на длинную полосу парковки, на тысячи фунтов бесполезных обломков там, где должна была быть земля обетованная, все еще дрожащая от пламени.

Бомба или нет, но огромное здание рухнуло. Только один угол держался, уходя в небо, как каменный хребет, вырванный из тела. Стекло покрывало землю под ним, как сверкающий снежный покров, а на остатках парковочного сооружения гигантские почерневшие от дыма буквы гласили «Милосердие».

Это было похоже на шутку — или проклятие — потому что, несомненно, это было самое большое, самое величественное здание, которое Агнес когда-либо видела.

«Извне нет убежища», — прошептал Пророк ей на ухо.

— Здесь, должно быть, свилось Гнездо, — сказала Матильда. — Какая-то банда идиотов-преступников, должно быть, решила, что самое лучшее — уничтожить все.

«Нет убежища, — раздался голос Пророка, холодный, как карканье ворона. — Извне нет убежища!»

— Я не понимаю, — простонала Агнес. — Что я сделала не так?

— О, милая, — сказала Матильда. — Это не твоя вина. Просто не повезло.

Рядом с ней появилась Джаз.

— Помнишь, что ты сказала? Бог все еще здесь. Бог все еще поет. Так ведь?

В воскресной школе Агнес узнала, что слово «апокалипсис» означает «раскрытие». Итак, она узнала, что когда Вознесение, наконец, придет, истинная природа мира будет раскрыта.

Она видела, что госпиталь Чужаков — это пустырь, земля которого засолена осколками разбитого стекла; и ее сердце тоже было пустырем, острым, с открытыми балками и столбами. Она изо всех сил пыталась понять, какую ошибку совершила, потому что в глубине души не верила в удачу.

Это был акт Божий, но она не могла понять его.

Почему Бог позволил инсулину Зика разбиться вдребезги, когда тот уронил свой холодильник, и где, черт возьми, был дом, который они заслужили?

Где же Сион?

Голос Макса резко прервал ее мысли.

— Агнес?

Она обернулась.

— Что?

— Что-то не так. — Макс стащил Иезекииля со спины и крепко обнял.

Агнес добежала до Зика как раз вовремя, чтобы увидеть, как он согнулся пополам, натужился и изрыгнул черную желчь на ботинки.

Макс сделал быстрый шаг назад, его лицо исказилось от ужаса.

Рвота. От него воняло.

— Мне очень жаль. — Зик слепо нащупал ее. — Агнес, я…

Она прижала его к своей груди, ужас зиял под ней, как открытая крышка люка в полу.

— Переверните его на бок! — Матильда поспешно проверила его жизненные показатели. — Осторожно опусти его, Агнес! Дэнни, поставь палатку. Мне нужна моя черная сумка…

— Зик, все в порядке. — Агнес укачивала его, как ребенка, которым он всегда будет… по крайней мере, для нее.

Он дрожал, прижимаясь к ней, и она не могла не вспомнить тот давний день — до Матильды, до инсулина. Ощущение смерти, такой близкой. И запах, исходивший от брата.

Зик встретился с ней глазами. Он так ей доверял…

Агнес схватила Матильду за рукав.

— Что же нам теперь делать?

Медсестра выглядела измученной.

— Я думаю, тебе стоит попробовать пространство молитвы.

Даже светская, рациональная Матильда просила о чуде. Ничто не могло напугать Агнес сильнее.

Агнес склонила голову над Зиком.

Пространство молитвы развернулось, как бесконечный цветок, но то, что она обнаружила в его глубине, не было утешительным. Как бы усердно она ни искала Бога, пространство молитвы не отвечало. Она старалась, пока не обожгла руки и не почувствовала слабость от лихорадки. Но не было слышно ни звука, и ее руки отказывались светиться.

Мягко, но твердо пространство молитвы сказало ей «нет».

Агнес была уверена, что пространство молитвы способно на любое чудо. Почему оно отказывает ей в этом?

— Я не понимаю, — воскликнула она.

Матильда с жалостью посмотрела на нее.

— Держи его за руку. Сейчас мы поставим палатку, и я поставлю капельницу…

Слова беспомощно повисли в воздухе.

Но, обняв брата, Агнес почувствовала, что паника отступает. Странное, отстраненное спокойствие окутало ее, как саван. Больница все еще пылала в поле внизу, и Дэнни ругался, борясь с синим пластиковым брезентом. Она чувствовала запах позднего лета на ветру. Осень была уже не за горами, но Зик мог её и не увидеть.

Возможно, он не выживет.

А потом солнце, наконец, село, оставив на небе израненный, почерневший оттенок темноты.

Конец света, наконец, настиг ее.

После душа, еды и отдыха Бет удалось усадить сопротивляющегося Кори на водительское сиденье грузовика мистера Кинга. Но он не стал пристегивать ремень безопасности, не говоря уже о том, чтобы заводить двигатель. Он помахал ключами, которые они нашли в сарае мистера Кинга.

Бет пронзительно смотрела на него, пока насекомые собирались в жужжащие облака на вершине холма.

В дорогу она надела голубое платье, а волосы аккуратно заплела в косу. У ее ног лежала спортивная сумка, набитая немногими вещами: сменой одежды, сломанным игрушечным грузовиком Сэма (она не могла заставить себя оставить его) и коробкой черствых хлебных палочек, которые они уже наполовину уничтожили. В грузовике пахло навозом и промасленной кожей.

Кори сидел очень тихо, наблюдая, как солнечный свет отражается от крестика брелка.

— Ну и что? — наконец, спросила она его. — Чего же мы ждем?

Голубые глаза встретились с ее глазами, блестящими и жесткими.

Она глубоко вздохнула, потому что выражение лица Кори было таким же неумолимым, как и у его отца. Она никогда раньше не видела его таким похожим на патриарха… или на жесткого человека, за которого она вышла замуж.

— Я не уеду, пока ты не поклянешься, что мы будем искать Агнес. Мы с тобой оба верим, что она может исцелить больных в бункере. Может быть, мы найдем ее в Холдене. Тогда мы сможем вернуться.

Она всплеснула руками.

— Агнес может быть где угодно. Мы были бы дураками, если бы вернулись.

— Мы дураки, что уходим.

Она так и не научилась водить машину, и мольбы Кори приводили ее в бешенство. Знакомо, потому что разве не так она всегда обращалась с мужчинами?