— Цивилизация восстановится. Нам остается только ждать. — Матильда улыбнулась ей. — А здесь не хуже, чем в любом другом месте, если мы хотим остаться в стороне — бродягами.

Опять это слово. Бродяги. Неужели они с Иезекиилем теперь такие же?

На лице Матильды промелькнуло выражение, отражавшее всю тяжесть того, что она была единственным взрослым, ответственным за многих детей. Это чувство Агнес хорошо знала.

Ее взгляд остановился на Дэнни.

— Ты. Отдыхай.

Сердце Агнес учащенно забилось, когда она увидела, что он стоит, демонстрируя свой поразительный рост. Она знала, что в следующий раз, когда он посмотрит на нее, она увидит в его взгляде прежнего Дэнни, приходившего в Ред-Крик… а ещё — новую пропасть между ними.

— Я очень рад, что ты здесь, — сказал он.

— Я тоже.

Он открыл рот. Закрыл его. Странно было видеть такого большого мальчика таким неуверенным. Всю свою жизнь Агнес была рабочей лошадкой, но он обращался с ней как с маленьким потерявшимся котенком, хрупким и нежным. Внезапно Агнес захотелось заплакать.

— Я боялся, что… — он замолчал. — В общем, я боялся.

Джазмин склонила голову набок, насмешливо наблюдая за ними. А затем Матильда сделала Агнес самое выгодное предложение за весь день.

— Держу пари, ты устала, милая. Давай найдём тебе спальный мешок?

Как только слова слетели с губ Матильды, глаза Агнес уже закрылись.

Матильда провела ее между стеллажами в узкую кладовую.

Дверь была приоткрыта, и Агнес увидела Иезекииля, спящего рядом со своим холодильником. Матильда тихонько открыла крышку и положила внутрь несколько синих пластиковых пакетов со льдом.

Все, что нужно было сделать, это щелкнуть их, и волшебным образом они становились холодными.

Она улыбнулась Агнес, стоявшей рядом с широко раскрытыми глазами.

— По крайней мере, тебе больше не придется закапывать его в своем саду. Хорошо отдохни, дорогая.

Спальный мешок, заваленный подушками, был похож на рай. Кто-то оставил свечи и воду в бутылках.

Иезекииль лежал, как младенец, прижав к груди овечку.

Но Агнес заснула не сразу. Она подождала несколько мгновений, прислушиваясь к удаляющимся шагам Чужачки, затем прокралась обратно в вестибюль.

Она хотела взглянуть еще разок на это потрясающее собрание книг.

Она хотела услышать, какие звуки они издают в пространстве молитвы.

Она закрыла глаза, ища то особое место внутри, которое было мудрее, чем она одна. Она нашла его, как драгоценный камень на берегу озера, и позволила его свету распространиться по библиотеке, покрывая рябью. Она долго стояла неподвижно, прислушиваясь к звуку, похожему на переворачивание страниц, хрустящему и осеннему, и к звуку, похожему на пение множества голосов приглушенным хором.

Пророк всегда говорил, что книги Чужаков — это грязь, но для Агнес эта библиотека была как церковь. Место, куда люди приходят в поисках истины.

Она представила себе Чужаков, которые приходили сюда до того, как Петра захватила власть — мужчин, женщин и детей, тихо двигающихся между полками или сидящих с книгами за длинными металлическими столами. Такая радость. Она читала только распечатки проповедей Пророка, две или три книги с картинками, Псалтырь и Библию.

Но здесь были тысячи книг, каждая из которых пела искреннюю мелодию, соглашаясь, противореча и препираясь друг с другом. Все это соединилось в симфонию невообразимой сложности. Паутина знаний и мыслей, как древних, так и новых. Песня, столь же вневременная и столь же обширная, как сам Бог.

«Подумай обо всем, что могла бы узнать, если бы тебя допустили в такое место».

Она попятилась в пропитанные пылью тени, чувствуя, как открывается невидимая рана.

Она не знала и не могла отделаться от ощущения, что выбежала на улицу слишком поздно, и среди шелестящего шепота ей было одиноко, грустно и стыдно. Но у Иезекииля все еще был шанс. Она вложила всю свою веру в то, чтобы представить его ученым Чужаком, как Дэнни с медицинскими книгами.

Она закрыла дверь кладовки.

В Гиле они будут в безопасности. Весь день Иезекииль мог читать и учиться, готовясь присоединиться к миру. Когда все, наконец, уладится, она не просто спасет ему жизнь.

Она даст ему лучшую жизнь.

Из всех мест на свете церковь, где она вышла замуж за Мэттью Джеймсона, была последним местом, которое Бет хотела увидеть. Но это было самое близкое к опушке леса здание, а Кори не мог стоять на ногах. Она тащила его подмышки через подлесок, царапая искалеченной ногой по упавшим веткам и изрытым колеями камням. Это заняло час, который показался ей годами… час, который она никогда не забудет, пока жива, и который был отмечен криками Кори.

Ей ничего не оставалось, как использовать свою больную руку, и каждое движение было для нее пыткой. Боль отдавалась в груди, шее, черепе. В глазах потемнело. Она боялась, что потеряет сознание и оставит Кори умирать от потери крови. Но этого не случилось.

В итоге, ее лицо было в разводах грязи, а свадебное платье превратилось в рванье. С ног до головы она была перепачкана кровью своего парня и все равно продолжала держаться на ногах. Кто бы мог подумать, что у нее была такая сила воли? Всю свою жизнь она была ветреной, хорошенькой Бет. Но по сути, в ней было намного больше, чем казалось на первый взгляд. Больше силы, больше тьмы — и больше ярости.

На заброшенной улице Ред-Крика, тихой, если не считать болезненных вздохов Кори, она смотрела на широко распахнутые двери церкви — в своей адской спешке верующие забыли закрыть их — и дрожала от ярости.

— Ради чего была вся эта чертовщина? — с возмущением обратилась она к церкви. — Что за идиотская причина должна быть, чтобы загнать свой собственный народ в этот ужасный бункер? Какой в этом смысл?

Кори судорожно сглотнул.

— Вознесение…

— Какое Вознесение?! — взорвалась Бет, показывая на безоблачное небо и безмятежную улицу. — Где оно?!

— Пожалуйста, — простонал он. — Я умираю. Я это знаю.

Бет посмотрела в его затуманенные болью глаза и ее гнев поостыл. Кори сбежал не потому что перестал верить в бога Пророка — даже сейчас он продолжал говорить о Вознесении.

Нет, он бежал, потому что любил ее, по-настоящему любил, и доказательством тому было то, что он готов был бросить вызов адскому пейзажу Вознесения ради шанса спасти ее жизнь.

Такая любовь была потрясающей вещью, и Бет подумала, что она, вероятно, никогда не почувствует ее сама. Она была слишком эгоистична. Но она могла отплатить Кори тем, что поможет ему увидеть новый рассвет. И если она хочет сделать это, ей нужно хорошенько подумать, потому что каждый выбор будет иметь значение.

— Бет, я хочу, чтобы ты знала….

— Помолчи минуту, — перебила она. — Мне нужно подумать.

Он замолчал, и она постучала окровавленным пальцем по нижней губе.

В церкви безопасно или нет?

Никто из праведников не заметит их пропажи до утра. А там уже, как карта ляжет — отправят они поисковый отряд или же просто станут молиться о разрушении их душ.

И внутри были припасы. Может быть, бинты в подвале. По крайней мере, у нее будут чистые тряпки и плита, чтобы вскипятить воду.

С болью в сердце она мечтала об Агнес.

«Если ты вернешься, я все прощу. Только не заставляй меня делать это в одиночку».

Но Агнес не собиралась возвращаться.

Потребовалась целая вечность, чтобы переправить Кори через дорогу. Постанывая, он боролся, как рыба на удочке, а она все поглядывала на широко распахнутые двери церкви, которые, казалось, никогда не приблизятся. Ее спина болела, плечо ныло, а платье путалось под ногами. Кори все пытался облегчить душу. Но она отказалась остановиться и выслушать его, потому что это означало бы признать, что у него ничего не получится.