Что ж, поделом мне за то, что, как дура, расслабилась в его присутствии. Тогда в лоджии мне показалось, что он вовсе не так уж плох. Может быть, даже симпатичен. И тут он вдруг набросился на меня и укусил, точно змея, дождавшаяся добычи.
Я больше не буду такой неосторожной. Пусть мадонне Джулии и нравится её телохранитель, я в его присутствии отныне ни за что не открою рта. Больно уж он хитрый, а мне ни к чему, чтобы он оттачивал своё хитроумие на мне.
Все служанки уселись на траву, намазанные ворованной косметикой, и явно приготовились посплетничать от души.
— Так бывает всегда? — шёпотом спросила я у тощей Пантесилеи, когда та плюхнулась на траву рядом со мной и, как ни в чём не бывало, выскребла из банки остатки маски её хозяйки и нанесла их на свои щёки. Я знала служанок мадонны Джулии намного хуже, чем своих кухонных девушек, — в строгой иерархии работающих в палаццо слуг мы занимали ступеньку, совершенно не похожую на этот пахнущий духами женский мирок. И я никогда не видела, чтобы какая-нибудь высокородная дама делила со служанками свою косметику и последние сплетни.
— Вы не поверите, как засуетилась коллегия кардиналов, — болтала Джулия Фарнезе. — Послушать их, так можно подумать, что к нам вот-вот вторгнутся демоны...
Нет, решила я, когда служанки начали судачить, так не бывает, во всяком случае за пределами того мирка, который Леонелло называл папским сералем. Моему отцу довелось обслуживать очень многих знатных венецианских дам, и некоторые из них порой готовы были поделиться секретами со своими служанками, но они были куда менее склонны выслушивать их излияния. Взаимные признания могли делаться только среди равных.
Но с другой стороны, возможно, папская любовница просто не имела равных. Теперь, когда о ней шла дурная слава, дамы, равные ей по происхождению, никогда к ней не заглядывали. Её навещали только мелкие дворяне и вежливые клирики и чиновники; те, кто желал выпросить себе милостей у Папы, и они, разумеется, не приводили с собой своих жён и дочерей. Будь мадонна Джулия куртизанкой, она могла бы завести себе подруг среди других женщин лёгкого поведения, но таких особ никогда бы не пустили в дом, где жила невинная дочь Папы. Джулия Фарнезе была слишком грешной для благородных дам и слишком добродетельной для потаскух. Неудивительно, что она приятельствовала со своими служанками и прибегала ко мне на кухню за пирожными и просила показать, как делаются оладьи. Ведь у неё не было других подруг, с которыми она могла бы поболтать.
— Значит, бедная Франческа беременна? — спросила она. От сплетен мирового масштаба мадонна Джулия и её наперсницы, по-видимому, перешли к сплетням об обитателях палаццо. — Говорила я ей, что этот стражник дурной человек. Ведь он, надо полагать, не собирается на ней жениться?
— Нет, и мадонна Адриана уже дала ей от ворот поворот, — сообщила Пантесилея, нагло роясь среди флаконов с духами своей хозяйки. — Никто не станет держать у себя служанку, если у неё вырос живот, мы всё это знаем.
— А как же ты умудряешься оставаться с плоским животом, ты же спишь, с кем попало?
— У меня свои способы, — с самодовольным видом ответила Пантесилея. — Надо знать, как не залететь, если хочешь и иметь в постели мужчину для утех, и при этом сохранить своё место!
Служанки закивали. Большинство из них были молодыми и глупыми — упаси бог, чтобы мадонна Адриана нанимала обученных камеристок, когда брать на работу неотёсанных деревенских девах было настолько дешевле! — и эта стайка хихикающих служанок наверняка не знала, что на самом деле им не следует сплетничать со своей госпожой или душиться её духами... но даже эти неопытные девчонки знали, что служанка не должна брюхатеть, иначе она потеряет своё место.
— Франческа принимала зелье, — прошептала Пиа. — Ей дала его одна старая карга, поклявшись, что если она будет пить его каждое воскресенье и петь короткий наговор, то она не забеременеет.
— Ни одно из этих зелий на самом деле не действует, верно?
Я невольно оглянулась, чтобы посмотреть, не подслушивают ли нас, и я в этом была не одинока. Если попы и любят метать насчёт чего-либо громы и молнии, так это насчёт способов, к которым женщины прибегают, чтобы не брюхатеть.
— Ну, лично меня не спрашивайте, что надо делать, чтобы не залететь, — сказала любовница Папы. — Может быть, я и порочная женщина, но я ничего не знаю о предотвращении беременности, кроме одного — надо продолжать кормить грудью ребёнка, который у тебя уже есть, тогда новых не будет. — Мадонна Джулия взяла малышку Лауру из корзинки и положила её себе на колени. — И, конечно, старой ведьме понадобилось сказать мне это, как раз когда в первый раз приложила Лауру к груди. «Ничто так не старит женщину, как частые роды, милочка, так что ты лучше больше не рожай, если хочешь сохранить фигуру и своё место».
Она так похоже передразнила мадонну Адриану, что все мы невольно рассмеялись, однако слова мадонны Джулии вызвали и косые взгляды.
— Это грех, — твёрдо сказала одна из служанок, осеняя себя крестным знамением. — Грешно пытаться ограничить число рождаемых тобою детей. Надо принимать всех деток, которых посылает тебе Бог! — Однако остальные девушки уже начали шушукаться. Может быть, всё дело было в жёсткой белой маске, которую почти все мы наложили себе на лица — так мы могли спрятать их и скрыть своё стремление узнать побольше о том, о чём, по словам попов, мы вообще никогда не должны были говорить.
— Если уговорить мужчину не изливать в тебя своё семя, ну, когда он кончает, — прошептала одна из служанок, — то зачатия не будет. Если он кончит не в тебя...
— Поди найди такого мужчину!
Они снова захихикали. Интересно, под своими масками они покраснели так же сильно, как и я?
— Всё дело в фазах луны, — со знающим видом сказала Пантесилея. — Она была среди нас признанной развратницей, хотя более милой и доброй развратницы свет не видел. — Именно луна определяет, когда ты можешь забеременеть. Надо наблюдать за ней и за своими месячными...
— Есть и более надёжные способы, — неожиданно для себя сказала я. Все намазанные белым лица повернулись ко мне, и я смущённо потёрла маску на щеке, которая уже начинала отслаиваться. — Правда есть.
— Откуда ты знаешь? — спросила задетая Пантесилея. — В конце концов, самой опытной развратницей была она; и она просто не могла позволить какой-то кухарке украсть у неё возможность блеснуть своими знаниями.
— Венеция — это город куртизанок, — объяснила я. — Там была одна по прозвищу Ла Турка, она была вся чёрная, самая дорогая шлюха в La Serenissima[96]. Так вот, я была знакома с одной девушкой, которая работала у неё служанкой. От этой своей знакомой я кое-что и узнала.
— Ну-ка, расскажите! — Джулия поцеловала пухлый кулачок, на который малышка Лаура намотала её белокурый локон. — Я люблю своего ребёнка, но вовсе не хочу заиметь ещё восемь или десять. Давайте, Кармелина, выкладывайте!
Я немного поколебалась, гадая, будет ли это грехом, если я расскажу самой известной распутнице Рима, как ограничить число незаконных детей, которых она родит Папе.
— Возьмите лайм и разрежьте его пополам, — сказала я наконец. — А потом... — И я жестами показала, что надо сделать.
Мои слушательницы наморщили носы.
— Это будет неудобно, — решила Пантесилея.
— Надо брать неаполитанские лаймы, — посоветовала я. — Они самые мелкие. Конечно, они дороже, но ведь, в конце концов, для того, чтобы нафаршировать лаймами цыплёнка, всегда берёшь самые лучшие. Значит, тем более нет смысла экономить на себе. — Я пожала плечами. — Служанка Ла Турки говорила, что этот способ не даёт полной гарантии, но, наверное, нет такого средства, которое действовало бы наверняка.
— Кроме одного — оставаться девственницей. — Моя госпожа улыбнулась, и маска вокруг её глаз растрескалась. Джулия Фарнезе не могла произнести и двух фраз подряд без улыбки. — Ну, кто этого хочет?
