— Кардинал Борджиа не такой уж и старый. — Мадонна Джулия покраснела, как будто от блаженного воспоминания. — И что бы вы подали конклаву?
— Ничего слишком изысканного. А сейчас добавьте щепотку тёртого хлеба, а я отмерю нужное количество цветков бузины. — Она рассыпала по столу хлебные крошки и опрокинула миску молока. По счастью, уже после того, как я отцедила цветки бузины. — Думаю, сначала я подала бы простой рисовый суп с миндальным молочком. Очень лёгкий, очень успокаивающий — ведь у половины этих кардиналов к концу голосования в желудке будут язвы. Теперь ещё раз хорошенько промесите эту смесь для оладий и выложите её на стол — не так быстро, не так быстро! — Смесь для оладий едва не оказалась на полу вслед за молоком, но я успела вовремя её спасти. — А после супа — поджаренные на вертеле каплуны, политые только лаймовым соком, больше ничем, потому что в каком-нибудь остром соусе слишком легко спрятать яд.
— А кардинал говорит, что в полостях жареных птиц можно отлично передавать другим кардиналам взятки. — Джулия принесла горшок муки и, погрузив в неё свои бело-розовые пальцы, посыпала её слишком щедро и на стол, и на пол, и на свою юбку. — Правда, всех птиц полагается осматривать, но он говорит, что под крылышком всегда можно спрятать маленький свёрток из пергамента.
— Тогда каплуны должны быть ненафаршированными. — Я забрала у неё муку, покуда она не насыпала её на пол ещё больше. — А теперь раскатайте тесто по столу, но не нажимайте на скалку слишком сильно — заделайте вон ту дырку, где вы раскатали его слишком тонко — и лепите шарики. — Я слепила из теста аккуратный маленький шарик. — Вот так.
Значит, ничем не фаршированные каплуны, простой салат из листьев салата и цветов огуречника — огуречник придаёт человеку смелости, а для голосования им потребуется смелость. А на десерт простые печенья, посыпанные сахаром, так как сахар способствует пищеварению.
— Думаю, выборы нового Папы требуют большого нервного напряжения, — немного грустно сказала Джулия. — Под её мягкими ручками росла груда неровных маленьких шариков из теста. — Едва Папа умер, как кардинал Борджиа исчез, словно его ветром сдуло. Надеюсь, у него найдётся для меня время потом, чем бы ни закончилось голосование.
Она вздохнула, и я подумала — а есть ли у её кардинала шансы быть избранным новым Папой? А если его изберут, то куда он денет любовницу, даже такую красивую? Папы ведь должны соблюдать хоть какие-то приличия. Незаконных детей можно было хотя бы выдать за племянников и племянниц, но куда спрячешь любовницу? Джулию Фарнезе никак нельзя будет выдать за племянницу.
Однако я не посмела задать ей этот вопрос.
— Очень хорошо, — похвалила я её кривобокие заготовки для оладий из цветков бузины — и начала перебирать в уме другие блюда для обеда, на тот случай, если оладьи выйдут на вкус такими же ужасными, как на вид.
Из дверей донёсся глубокий низкий голос:
— Стало быть, вы и есть наложница.
Мы с Джулией обернулись. Прислонясь к косяку и сложив руки на груди, в дверях стоял крошечный человечек. На нём был видавший виды камзол и совершенно неприличные сапоги, а на полу возле его ног лежал пыльный узел, как будто он только что пришёл с прогулки по городским улицам. У него были зеленовато-карие глаза, глубоко посаженные под выпуклым лбом, и их невозмутимый взгляд был устремлён на Джулию.
— Я Джулия Фарнезе, — сказала она, озадаченно наклонив голову набок и вытирая испачканные в муке руки об одолженный передник.
— Наложница кардинала, — молвил он. — Да, я знаю, кто вы. А меня зовут Леонелло. — Он на редкость ловко поклонился. — Я буду вашим телохранителем.
Я не могла не бросить на него недоверчивый взгляд и увидела, что Джулия смотрит на него так же. Телохранитель-карлик?
— Если хотите, скажите это вслух. — Казалось, он был позабавлен. — Что я несколько коротковат для такой работы.
— Нет, я не собиралась этого говорить. — Джулия нагнулась и подобрала с пола одноухого кота, который появился ниоткуда и ласково тёрся об её юбки. — Это было бы невежливо. И с вашей стороны не очень-то вежливо называть меня наложницей, мессер Леонелло.
— Просто Леонелло. — Он поднял с пола свой узел и, войдя в мою кухню, ловко сел на стул. Его ножки свешивались, не доставая до пола, словно ножки ребёнка. — А вы и есть наложница. Точно так же, как я — карлик, что очевидно любому. Однако карлик, довольно искусный в метании ножей. Ни один потенциальный убийца меня не заметит, пока не заплатит за невнимательность своей собственной жизнью.
— Вам уже доводилось убивать? — невольно спросила я.
— Да, — небрежно ответил он и без разрешения взял яблоко из миски, которую я берегла, чтобы сделать торт. Вот тогда я его и невзлюбила.
Однако Джулия смотрела на него с дружелюбной улыбкой, поглаживая шею кота. Тот довольно замурлыкал и выгнул спину, точь-в-точь как её кардинал.
— Кардинал Борджиа нанял вас, чтобы защищать меня?
— Да, вас и его дочь. С его дочерью я пока ещё не встречался. — Он достал из-за манжеты тонкий метательный нож и аккуратно вырезал из яблока середину. Пальцы у него были короткие, но ловкие; он орудовал ножом, даже не глядя на него, пока рассматривал Джулию с головы до ног.
— Так пристально смотреть невежливо, — резко сказала я, быстро убирая со стола оладьи Джулии и стараясь быстро исправить то, что она напортачила, покуда она на меня не смотрела.
— Я уже видел вас раньше, — молвил он, как будто не слыша моих слов и хрустя своим яблоком. — Я наблюдал за вами, когда вы ехали в свадебной процессии в мае, и сейчас я не сразу вспомнил, где видел ваше лицо. Правда, пока вы ехали в той процессии, я не смотрел на ваше лицо.
Его невозмутимая грубость разозлила меня, но Джулия только рассмеялась, нисколько не обидевшись.
— Вы, по крайней мере, в этом признаетесь! А Хуан Борджиа просто подсматривает за мною и облизывает губы, когда думает, что я его не вижу.
— Я его ещё не встречал, хотя вряд ли наша встреча доставит мне удовольствие. А вы уже познакомились с его старшим братом?
— Чезаре Борджиа? Нет, но я слышала, что он вернулся из Пизы. Лукреция его обожает. Каков он?
— Он не станет подсматривать за вами и облизывать губы, это я могу сказать точно. — Леонелло доел своё яблоко и перевёл взгляд с Джулии на меня. — А кто вы, моя очень высокая госпожа, если не считать того, что вы — повар?
— Просто повар. — Я начала растапливать над огнём сливочное масло, с шипением водя куском по сковородке. — И даже не повар, а кузина повара.
— Кармелина Мангано, — сердечно сказала Джулия. — Лучшая повариха в Риме. Попробуйте кусочек этого клубничного торта, если не верите мне на слово.
— Нет, спасибо. — Он окинул меня оценивающим взглядом. — А вы уехали далеко от дома. Венеция?
— Откуда вы...
— Акцент. Я играл в карты со слишком многими венецианскими моряками. — Он опять протянул руку к миске с яблоками.
— Хватит! — резко сказала я. — Я отложила их для того, чтобы испечь пирог из яблок с айвой.
— Примите мои извинения. — И он бросил яблоко обратно в миску. — Значит, вы венецианка. Но Мангано явно не венецианская фамилия, ведь верно?
— Сицилийская, — отрывисто ответила я и кинула первую партию оладий в шипящее масло. — Мой отец родился в Палермо. Но карьеру сделал в Венеции.
— Наверняка он тоже повар. — Взгляд Леонелло скользнул по моим рукам, изрезанным шрамами от стряпни, и поднялся вверх, к остриженным волосам. — Это он остриг ваши волосы, чтобы они не попадали на сковородки?
Я подняла руку к голове. Я прятала мои короткие волосы, когда рядом был Марко или кухонная обслуга, но нынче, когда кухни были оставлены в полном моём распоряжении, я сняла свой обычный платок, и мои обкорнанные курчавые волосы торчали в разные стороны.
— А мне они нравятся. — Джулия заметила моё неловкое молчание и сразу же вмешалась. — В кухне такие короткие волосы значительно удобнее. И готова поспорить, что их не надо сушить часами, как мои. Можно, я поджарю следующую партию оладий?