Он привычно влез в одежду Эрика, за время съемок ставшую родной и удобной, умылся, сам приладил парик перед маленьким зеркалом — старым, в пятнах от рассыпающейся амальгамы. Чтобы не тратить время на путь по коридорам, вылез наружу через окно. По его представлению, Эрик такое мальчишество позволял себе регулярно, и раз уж он влез в шкуру Эрика так глубоко, то и привычки должен был иметь соответствующие.

После бессонной ночи Шене милосердно выделил им с Питером два дня выходных, так что Майкл собирался проверить, как парень там держится, не нужна ли ему хорошая пинта, чтобы поправить нервы. Он постучал в окно спальни Терренса, но внутри было тихо. Скорее всего, Питер убежал завтракать, решив его не будить.

А может, спал в другом месте. Майкл обошел дом, отыскал окно, которое легко открывалось снаружи. Джеймс оставил в сценарии эпизод из книги, где Эрик, желая заставить Терренса вернуться в Лондон, пытался напугать англичанина «призраками» старого дома. Именно через это окно Эрик незамеченным проникал в дом, чтобы объявиться в неожиданном месте и чем-нибудь пошуметь. Они с Питером отлично повеселились тогда, разыгрывая друг друга даже за пределами съемок.

Майкл залез в комнату с разбитыми зеркалами, распахнул дверь в коридор — и увидел Джеймса. Тот стоял, заложив руки за спину, любовался какой-то картиной. В первое мгновение человек в современной одежде показался Майклу чужеродным, и лишь потом он сообразил, что все в порядке. Это он тут в костюме, а не Джеймс.

Повернув голову на скрип двери, Джеймс коротко, как-то удивленно улыбнулся, будто тоже не сразу узнал. Будто ему показалось, что в проеме двери стоит кто-то другой. Не Майкл.

А кто там еще мог стоять?.. Эрик?

Майкл усмехнулся — и по рукам вдруг пробежал холодок, как обычно бывало, когда он чувствовал это слияние себя и героя.

А почему нет?

Они были одни. Никто не узнает. Никто не поймет.

Майкл ощутил, как рефлекторно у него клацнули челюсти — у Эрика были кое-какие вопросы к своему автору, в основном — «какого сучьего хрена?» и «да что ж ты душу из меня вынимаешь?».

«Только без рук, — мысленно предупредил он сам себя. — Лицо никому портить не будем».

«Как скажешь», — мысленно и сквозь зубы отозвался Эрик, исподлобья глядя на Джеймса.

И пошел на него.

Джеймс, кажется, что-то почуял — его «Привет, Майкл» прозвучало слегка растерянно. Майкл заставил Эрика остановиться рядом, привалил его плечом к стене рядом с картиной. У Эрика всерьез чесались руки взять автора за горло и встряхнуть, как мышонка. Майкл не дал, позволил только угрожающе поправить раму пальцем, будто она покосилась. Эрик поправил так, что картина едва не рухнула с гвоздя.

Джеймс дернулся было пройти мимо, но Эрик выбросил руку вперед, уперся ладонью в стену. Не пустил. Коридор был маленький, едва разойтись. Эрик смотрел на Джеймса, слегка щуря глаза — он всегда так делал, когда ему что-то сильно не нравилось.

— Я все хотел вас спросить, — сказал Эрик, и от сдержанного раздражения его акцент был куда сильнее обычного, — зачем вы подсунули мне этого простачка?

— Кого? — удивился Джеймс. Он настороженно смотрел на Майкла, но Майкл вмешиваться не собирался.

— Вы знаете, о ком я.

Эрик подался чуть ближе — Джеймс слегка отступил.

— Я не понимаю.

— Вы все понимаете, — сказал Эрик, подступая еще ближе, с шорохом проводя по стене ладонью. — Я тоже все понимаю. Я знаю о вас кое-что. Сэр.

Джеймс покраснел. У него на носу проступили мелкие веснушки, глаза в полумраке коридора, казалось, слегка заблестели.

— И что же?

Эрик нарочито медленно подался вперед грудью, потянулся к его уху.

— Ваш секрет, — выдохнул он.

Джеймс со вздохом прижался к стене, невольно опустил глаза — потом резко вскинул. Майкл вдруг понял, что мог бы сейчас поцеловать его. И тот бы ответил. Обязательно ответил бы. Эрик посмотрел на губы Джеймса, слегка усмехнулся. Тот сдерживал глубокое дыхание, чтобы не выдать себя — но выдавал, с головой.

Это было так странно. Здесь, в темном коридоре, куда с улицы доносился какой-то шум и голоса людей, куда легко мог завернуть кто угодно и увидеть их, Майкл чувствовал прежний огонь. Живой, настоящий. Ему самому стало жарко. Он ясно видел, что ничего не кончилось. Что бы Джеймс ни говорил, их игра продолжалась.

— Я знаю, кто настоящий мистер Эксфорт, — низким голосом прошептал Эрик, и Джеймс на мгновение прикрыл глаза, плотнее прижался к стене, будто искал опору. От его щеки явственно тянуло жаром, так она полыхала. Майкл позволил себе скользнуть по ней лицом, уколов утренней щетиной. Сам внутри вздрогнул от этого соприкосновения. Джеймс прикусывал губы, стараясь восстановить дыхание, глаз не поднимал. Кажется, его основательно проняла эта встреча.

Майкл отстранился, одернул Эрика, который был недоволен тем, что пришлось прерваться.

Джеймс поднял на него мутный взгляд. Майкл ухмыльнулся в ответ — и протиснулся мимо, грудью прижавшись к Джеймсу чуть плотнее, чем было нужно, чтобы пройти.

Голоса снаружи были взволнованными. Майкл вышел из дома, щурясь на белый свет, и поначалу подумал, что с пьяных глаз ему померещилось. Потом вспомнил, что не пил, а голова кругом — это все был эффект встречи с Джеймсом.

Как оказалось, на площадку забрел олень. Он бродил среди декораций — здоровенный, красивый и флегматичный. Судя по всему, его привлекли запахи из конюшни — он постоянно разворачивал морду в ту сторону и принюхивался. Народ доставал телефоны, фотографировал, рассылал фотографии по фейсбукам и инстаграмам. Майкл, независимый от соцсетей, привалился спиной к стене дома, скрестил ноги, благодушно наблюдая на суетой вокруг неожиданного визита. Олень был красивый и, кажется, молодой. Из дверей поместья вышел, зевая, заспанный Питер, встал рядом. Будто между ними ничего и не произошло этой ночью. Хотя, можно было сказать, между ними — и не произошло. Майкл все равно держал ухо востро, но, кажется, Питер бросил морочить себе голову проблемами своей ориентации.

— Смотри, — Майкл кивнул на оленя.

Питер глянул совершенно незаинтересованно.

— А. Ага. Ты идешь завтракать? Умираю — кофе хочу. Думаешь, там еще что-нибудь осталось?.. Время уже — обед скоро.

Он так заразительно зевнул еще раз, что у Майкла свело челюсть.

— Прекрати, — потребовал он. — Ты сейчас всех зара… зишь, — он все же не удержался, прикрыл рот ладонью. Равнодушие Питера по отношению к оленю было загадочным, так что Майкл полюбопытствовал: — Тоже будешь его снимать, пока не убежал?

— Я из Вайоминга, — отозвался Питер. — У нас такие на заднем дворе паслись. Мы с отцом на них на охоту ходили, я на них насмотрелся.

— На охоту? — удивленно переспросил Майкл. Питер совершенно не вязался у него с охотой — разве что с ловлей бабочек.

— Ну да. Его дед научил, а он — меня. Мы с ним вдвоем ходили. У него охотничий домик в горах есть, там и рыбачить можно, но я не люблю. Рыбу люблю, а рыбачить — нет. Там красиво, я бы тебе показал наши места, — он улыбнулся. — Ты не был никогда на охоте?

Майкл покачал головой.

— Нет. Но я бы попробовал.

— Тебе понравится, — убежденно заявил Питер. И оглянулся на оленя, явно оценивая, сколько мяса можно было бы снять с этой туши, так что Майклу стало слегка не по себе.

Оленя пытались отпугнуть — хлопали, топали, кричали на него, сигналили — он не реагировал. Только тянул носом в сторону конюшни и пытался подобраться к ней поближе.

— Наверняка он голодный, — со знанием дела сказал Питер. — А ему здесь пахнет лучше, чем в ресторане. Надо его отогнать, иначе он сам придет и друзей приведет. Олени — хуже енотов, те хоть миленькие, а эти — тупые, все ломают, жрут из мусорных баков, и если не отогнать — толпой ломятся.

— И как их отгонять? — спросил Майкл. — Какая-то служба эвакуации должна быть? Кто ими занимается? Не в полицию же звонить.

Он был равнодушен к живой природе, но смотреть, как другие с ней взаимодействуют, было увлекательно.