Ушиб пульсировал и горел, Майкл растирал его, пока Коди не принес холодный компресс.

— Очень больно?.. — жалобно спросила Фредди.

— Не очень, — сказал Майкл. — Никогда так больше не делай, ладно? Ты же видела, что я не смотрю на тебя. Что на тебя нашло?

— Я не знаю, — Фредди испуганно надула губы. — Оно само…

— Ничего не «само», — сказал Майкл. — А если бы ты мне в лицо попала? В глаз?..

У Фредди дрожали губы, она всхлипывала и утирала нос. Майкл притянул ее к себе, обнял.

— Сейчас все обошлось, — негромко сказал он ей на ухо. — Но иногда одной секунды хватает, чтобы ничего уже нельзя было исправить. И всем становится плохо. И тебе, и тем, кто рядом с тобой. Так что думай, что творишь, ладно?.. И не реви, — Майкл отстранил от себя Фредди, вытер ей глаза. — Ты меня не убила. Но мы больше так не играем.

Та хлюпнула носом, кивнула.

Майкл попытался подняться на ноги, но с первой попытки не смог. Коди протянул ему руку, чтобы помочь, Майкл уцепился, подтянулся рывком. Прошелся, прихрамывая.

— Ладно, — сказал он. — Жить буду. Но теперь только мирные экскурсии.

Съемки должны были начаться лишь через пару дней, так что на мирные экскурсии времени у них было — вагон. И Майкл показал ей свою жизнь — ту ее часть, которая придавала смысл всему, что он делал. Он познакомил Фредди с гримерами, ей разрешили посидеть в кресле перед зеркалом и нарисовали пиратский знак на щеке.

Отвел в костюмерную, где Фредди дали влезть в подходящее платье, чтобы сделать пару фото. Показал реквизит, неотличимые от настоящих пистолеты, ножи, драгоценные ожерелья. Рассказал, как идет работа, как снимаются дубли. Фредди было интересно все: попрыгать на репетиции танцев рядом с группой из массовки, поваляться на матах, поглядеть на камеры и мониторы, пока операторская группа пристреливалась к местности и делала планы, влезть в каждое занимательное место старинного дома, от подвала до чердака. Майкл даже рассказал ей историю с призраком, от которой Фредди была в полном восторге.

Читку сценария делали в танцевальной зале поместья. Владельцы не жили здесь, сдавая старинный дом туристам, свадьбам и студиям. Его аккуратнейшим образом подготовили: уже перестелили полы, чтобы не повредить драгоценный столетний паркет, заменили антикварные шелковые ковры имитацией, проложили рельсы для камер, расставили световые пушки. Декораторы все еще работали в комнатах, художественно покрывая картинные рамы и полки пылью. Владельцев дома предупредили, чтобы примерно месяц в доме не делали уборку, чтобы он выглядел в нужной степени запущенным, но естественная запущенность, конечно, не шла ни в какое сравнение с художественной.

За окнами лил зимний дождь, внутри было тепло и уютно. Все сидели большим кругом — пока еще обычные люди, в скором времени — соперники, любовники, враги и союзники. Без грима и костюмов они казались будничным собранием вроде какой-нибудь группы поддержки. Майкл не знал, что выйдет в итоге. Что получится, когда они возьмутся за работу, включатся, вложат в свою роль часть души? Предвкушение волшебства будоражило его.

Фредди хотела посидеть с ними, но Майкл предложил ей остаться в трейлере и подождать его — или побыть на конюшне под присмотром Элис. Фредди выбрала конюшню, и Майкл убедительно попросил ее вести себя прилично и сказал, что он надеется, что она не вляпается в приключения и никуда не свалит оттуда, где он ее оставит. Фредди сказала — «без проблем».

К Майклу подсел Питер, они кивнули друг другу, не здороваясь. Каст был незнакомым — практически на все роли взяли актеров, о которых Майкл если и слышал, то краем уха. Несколько французов, большинство — ирландцы. Кто-то засветился в сериалах, кто-то регулярно мелькал на заднем плане, у кого-то были маленькие роли в маленьких фильмах. Среди них он был единственной серьезной знаменитостью, так что на него посматривали с любопытством и вежливым интересом. Майкл смотрел в ответ, машинально оценивая, кого можно будет подцепить. Там было трое симпатичных девчонок — рыженькая, блондинка и брюнетка. Каждая сдержанно улыбалась, сохраняя незаинтересованный вид. Рыжая Миллиган должна была играть его сестру. Блондинка Аланис — невесту. Брюнетка Коти — несостоявшуюся любовницу. Каждая была интересной и по-своему привлекательной, и они переглядывались, улыбаясь друг другу. Майкл гадал, которая из них клюнет первой.

Джеймса не было, и Майкл почти был ему благодарен за это. Видеть его лишний раз было бы слишком, тем более сейчас, когда они начали серьезную работу. Джеймс бы отвлекал его одним своим присутствием.

Каждый член каста, конечно, уже прочитал сценарий, но им, полутора десяткам людей, предстояло работать вместе, играть на камеру страсть, горе, радость и гнев. Предварительных репетиций не было, они все собрались вместе только сейчас, и, начиная с этого момента, им предстояло творить волшебство. Искать линии взаимодействия между героями, наполнять слова смыслом, напитывать их своей кровью и своим потом. Майкл раскрыл сценарий на первой странице, положил на колено. Питер сделал так же.

Режиссер поднялся с места, завел короткую речь. Он был французом, так что Майкл понятия не имел о его прежних работах — хорош тот был или плох, как он работал, чего требовал. Майкл прослушал его имя, уловил только «Шене», но было это имя или фамилия, он так и не понял. Режиссер был другом Боннара — одного этого факта Майклу хватало, чтобы смотреть на него предвзято и пропускать его речь мимо ушей. Это, конечно, было зря, но он не мог сфокусироваться ни на одной его фразе — он включился, когда все захлопали. Потом Шене дал знак начинать. Питер кашлянул, прочищая горло, глотнул воды.

— Мистер Эксфорт, — сказал Майкл, вкладывая в голос легкую неприязнь. — Я Эрик МакТир.

— Эрик, — отозвался тот, чуть более испуганно, чем стоило бы.

— Коляска ждет вас, — бросил Майкл.

Они читали долго — пока просто читали, не прерываясь и не останавливаясь. Майкл слушал разноголосый хор и мысленно уплывал в те времена, в ту холодную, истерзанную Ирландию. Это было особое чувство. Когда он ловил его — он знал, что его герой подчинится ему, позволит влезть в свою шкуру, вложит в голос все нужные чувства, поможет одними глазами на неподвижном лице передать смертную муку.

Он не сказал бы, что погружается в роль. Нет. Роль всасывала его без остатка, оставляя одну сухую истрепанную оболочку. А потом наполняла ее чужими мыслями, чувствами и словами. И когда это происходило, когда он позволял себе отступить и рассматривал новую, едва рожденную личность поближе, присваивал ее — чтобы потом с легкостью накидывать ее на себя, как рубашку.

Так и сейчас, проникаясь своим героем все глубже, он сам замечал, как голос становится сочнее, как в нем прорезается старый акцент, как на языке сама появляется сладкая горечь от едких слов. Он заражал других, он слышал, как они подтягиваются, как меняется дыхание у Питера, как священник говорит резко и холодно, а в голосе старшей сестры концентрируется яд.

Волшебство начиналась.

Они не останавливались и не делали пауз. Майкл следил за репликами Питера, но в сценарий почти не смотрел — он знал его наизусть, и поверхностно бегал глазами по строчками, перелистывая текст в голове, подмечая, что вносили от себя другие актеры — и как ему придется реагировать на это. Финал был их с Питером. Тот под конец начал говорить в нос, сипловато от сдержанных слез. Актеры, чьи персонажи к этому моменту были уже мертвы, живописно лежали на полу, наглядно напоминая о потерях.

Они обменялись последней парой реплик, и Шене зачитал финал сцены. Повисла недолгая тишина, а потом кто-то начал хлопать. Все влились в аплодисменты друг другу, «мертвецы» поднялись и вернулись на свои стулья, зашелестели страницы закрываемых сценариев.

Они справились.

Кажется, они справились. Питер рядом хлопал и шмыгал носом. Финал, впрочем, тронул многих — Майкл видел увлажнившиеся глаза. Хороший знак. Режиссер подытожил прочитанное, устроил короткий разбор, оценивая работу. Он прошелся по каждому, даже по Майклу, и тот, оценивая его реплики, мысленно одобрил то, что тот говорил. Наверное, работать с ним будет не очень дерьмово.