— Он постоянно ревновал меня, обвинял, что я ему изменяю, — продолжила Виктория, когда на экране вновь появилась студия. — А между тем я прекрасно знала, что у него были любовницы. Но я была вынуждена молчать, мы были связаны общим проектом, я не хотела портить рабочие отношения. На площадке он сдерживался, но стоило нам оказаться вдвоем — он менялся, как по щелчку пальцев. Я боялась его, — призналась она. — Мне было так страшно, что после окончания съемок я долгое время боялась выходить из дома, думая, что он начнет караулить меня. Когда он решил пройти лечение в рехабе, я была рада, я поддерживала его, я думала, это все изменит… Его даже не было ни на одной премьере нашего совместного фильма — он был в таком состоянии, что, если бы он появился на публике, все стало бы очевидно.

Я надеялась, что когда он вернется, что-то изменится. Я хотела верить, — дрогнувшим голосом сказала она.

Майкл задумчиво смотрел на экран. Она неплохо играла. Впрочем, и роль была простой — в самый раз ей по силам.

— Ты свяжешься с ним? — спросил Майкл в трубку.

— Смеешься?.. Он не будет давать никаких комментариев, ты же понимаешь, — сказал Зак. Шумно выдохнул, потом спросил: — В том, что она говорит, есть хоть слово правды?

— Я никогда ее пальцем не трогал! Может, обозвал пару раз дурой — я не помню. Но не было ничего такого, о чем она тут рассказывает. А в ролике очень не хватает момента, где она запустила в Бобби бутылкой. Она сама на него напала, а теперь выставляет себя жертвой.

— Кого ты трахал на стороне? — серьезным тоном спросил Зак. — Кто-нибудь подтвердит ее слова? Сазерленд?

— Забудь про него, он никогда ничего не подтвердит, — отрезал Майкл. — Про остальных — не знаю… Я всех не помню. Может быть, кто-то всплывет. Мы же сами играли на том, что я ей изменяю.

Зак тяжело вздохнул.

— …и я обнаружила, что сижу на полу и рыдаю, — продолжала Виктория. — Потому что я не могу видеть его лицо, я не могу общаться с подругами, я боюсь поехать на день рождения к своей знакомой, потому что могу встретить его там. Я вздрагиваю, даже когда просто вижу кого-то похожего. Я не знаю, сколько времени мне понадобится, чтобы оправиться от этих отношений…

Майкл выключил телевизор.

— Что ты думаешь? — спросил он.

— Во-первых, ты будешь все отрицать, — сказал Зак.

— Естественно.

— Во-вторых, возьмем пару человек, которые тебя давно знают, пусть дадут комментарии. Отмазаться от измен не выйдет — но выбери кого-нибудь, с кем у тебя все было гладко, пусть расскажут, какой ты ангел. Как у тебя с Лейни?

— Отлично у меня все с Лейни, — сказал Майкл. — Он про меня слова плохого не скажет.

— А кто-нибудь из домашнего персонала?

— Есть один, Иберо. Он был на съемках, он вообще часто со мной общается, работает у меня уже пять лет.

— Хорошо! И собери каких-нибудь прошлых девчонок.

— Ладно, — сказал Майкл, вороша память. — Найду.

— Это ударит по твоим рейтингам, — предупредил Зак. — Может быть, очень сильно. На тему домашнего насилия сейчас все кидаются, как собаки на кость.

— У нее нет никаких доказательств, что я ее терроризировал, — уверенно сказал Майкл. — Ни одного.

— Будем выдвигать встречные обвинения в клевете, — сказал Зак. — Я им устрою, — процедил он напоследок.

— Все будет хорошо, — сказал Майкл. — Справимся.

Оказалось, это была лишь первая ласточка.

На следующий день критики обрушились на фильм, будто кто-то дал им команду. Первые положительные рецензии были просто задавлены потоком разгромных отзывов — причем, судя по обвинениям, далеко не все критики фильм вообще видели. Кто-то упрекал его в нелепости любовной линии, и Майкл не мог не ухмыляться, пересказывая это Дакоте, поскольку «любовная линия» в фильме была всего одна и принадлежала им с Сарой.

— Я тебе говорил, ты не дожала! Теперь из-за тебя мой фильм никому не нравится. Надо было все-таки снять с вами ту сцену на капоте! — говорил Майкл. Дакота хохотала в трубку так, что начинала икать.

Они относились к этому, как к игре. Подбадривая друг друга, обсуждали особенно резкие пассажи из чужих отзывов, смеялись. Бран поначалу искренне обижался, не понимая, за что ругают вполне нормальный фильм — потом ему объяснили, что дело не в фильме. Не в том, плох он или хорош, талантлив или бездарен. Совсем не в этом.

«Полная бессмыслица. Главный герой — дерганый женственный мальчик с пластикой страуса. Пространство фильма — это картонный мир, в который не веришь. Статисты играют отвратительно», — писали в рецензиях.

«Нелепый квест галлюцинирующего шизофреника заканчивается мелодраматическим финалом в лучших традициях бульварных романов».

«Плюсы картины: операторская работа. Минусы: все остальное».

«Невозможно написать отзыв о фильме, который не является фильмом. Все два часа перед глазами мельтешат невнятные картонные персонажи с убогими диалогами, в которые невозможно поверить. Сцены никак не связаны между собой, переходы между ними внезапны и вызывают только недоумение. Отсутствие игры Лейни компенсируется избыточностью игры его окружения. Набранные на автозаправках и в закусочных люди корчат из себя образы, которые должны были бы играть, будь они актерами».

«Безвкусный сюжет с полным отсутствием эмоций».

«Если вырезать 90 % экранного времени, получится отличная короткометражка, но в формате полного метра фильм неоправданно затянут».

«Можно было бы сказать, что сценарий ужасен, если бы сценарий здесь был».

«Полный хаос в действиях персонажей, но объяснять вам никто ничего не будет. Сюжет строится на роялях в кустах, на что намекает и закадровый рояль, вступающий в случайных местах — и ни разу тогда, когда нужен. Убогая актерская игра у всех. Что случилось с Питером Лейни? Он хорошо показал себя в «Диких волках из Баллингари», куда делось все его мастерство?»

«В фильме отсутствует хронология. Режиссер не сумел определиться, что он снимает: притчу, фантазию или детскую сказку. В итоге получилась довольно запутанная история. Будем честны: если что-то выглядит, как бред, то это и есть бред, но мы будем снисходительны к дебютанту и скажем, что это запутанная история».

— Это война! — яростно сказал Зак, когда Майкл снял трубку. — Тебя называют худшим фильмом года!

— Ну прям худший, — флегматично сказал Майкл. — Нормальный фильм.

— Ты не понимаешь — он топит тебя! Так нельзя, люди так не ведут бизнес! Я не могу понять, что случилось. Вы нормально расстались!

— Я знаю, что случилось — сказал Майкл. — У Дакоты одна из девчонок сейчас работает с ним. Он обиделся, что я ушел к конкурентам с готовым проектом. Он ждал, что я отдам фильм ему.

— Он о нем даже не спрашивал! Майки, ты же знаешь, если бы он связался со мной и захотел купить его — ты бы знал. Но он не проявлял интереса! Что он думал — мы должны прибежать к нему и принести все сами, в зубах? С тридцатью поклонами?

— Кажется, вроде того.

— Знаешь, я думал, ты зря от него уходишь, — сказал Зак, перестав кричать в трубку. — Теперь вижу, что нет. Он зарвался. Он подминает под себя мелкие студии, он хочет быть единственным — но так не будет. Это так не работает.

— Какие у нас планы? — спросил Майкл.

Зак помолчал. Потом ответил, серьезно и спокойно:

— Он убивает все, над чем мы работали. Месяцы нашей работы. Моей работы! Знаешь, что?.. — с неожиданной сухой злостью спросил он. — Ларри насрал не только на тебя. Он насрал на меня. У вас была сделка, ты выполнил контракт. Он не имеет права так поступать только потому, что ты не хочешь с ним дальше работать. Ты — не его собственность, ты — моя собственность. Я вкладывал в тебя деньги, силы, время. Он не может просто так прийти и это отнять. Я тебя нашел, я тебя поднял, ты — моя звезда, моя инвестиция. Он не уважает мою работу, мою репутацию?.. Он не уважает меня? Он пожалеет.

— Что ты собираешься делать? — удивленно спросил Майкл.

— Когда я привел тебя к нему, ты стоил три миллиона. Сейчас он делает все, чтобы ты стоил триста штук. Этот бизнес так не работает, — агрессивно сказал Зак. — Если я спущу ему это с рук, меня перестанут уважать. Мои клиенты побегут к тем, кто будет за них драться — так что за тебя, Майкл, я буду драться до последнего. Потому что ты мой. Он ставит под угрозу весь мой бизнес!..