Джеймс, стоя рядом с ним, натянуто улыбался. Им обоим было понятно, что Винсент старается сохранить хорошую мину при плохой игре и в первую очередь защищает от гнева толпы Джеймса. Если сейчас всплывет то, что происходит у них с Майклом, они не просто споткнутся на пути к «Оскару» — они могут вообще не добежать.

Даже Майклу от этого круглосуточного вранья было тошно. Но Джеймсу было тошнее. Он был вымотан, издерган, пристыжен. На публике он еще держался, но когда камеры исчезали, они с Майклом ссорились на каждом шагу, на пустом месте. Винсент подхватывал Джеймса в заботливые руки, и Майкл снова его ненавидел. Он так — не мог. Он сам был изможден и задерган, держался сам не зная на чем.

А Джеймсу, кажется, даже эти заботливые руки не приносили успокоения. Иногда, словно вспышка, он льнул к Майклу, чтобы спрятать в него лицо, торопливо трахался с ним, чтобы забыться — и сразу после они скандалили с полоборота, иногда даже не успев одеться, иногда даже в процессе, когда Майкл, схватив Джеймса за челюсть, удерживал его возле себя и яростно шептал ему на ухо, что не даст ему даже дернуться в сторону. Джеймс отвечал, не менее яростно, что ждет — не дождется, когда Майкл наконец «не даст».

От горечи этих слов Майкл заводился еще сильнее. Вот такой была его жизнь, и он сам с ней едва справлялся. Он смутно надеялся, что Джеймс, когда трезвость возвращалась к нему, все-таки понимал, почему Майкл не зовет разделить эту жизнь с ним.

Получив четыре Золотых Глобуса и несколько премий Британской киноакадемии, в том числе за «Лучший фильм» и «Лучшую мужскую роль», они рассчитывали, что на «Оскаре» будут в числе фаворитов. И когда объявили номинантов, Майкл совершенно не удивился: «Баллингари» упомянули пять раз.

Он надеялся, что получит передышку до награждения, ведь после объявления Академия запрещала студиям устраивать мероприятия, на которых номинанты встречались бы с академиками. Но Ларри находил способы обойти даже это. Он устраивал вечеринку для ирландского сообщества, на которую приглашал пару-тройку академиков, а для привлечения внимания прессы втискивал туда же пару звезд со своей студии, среди которых, совершенно естественно, оказывался Майкл с его ирландскими корнями. И не менее естественно там же оказывался Джеймс, чтобы бесплатно передать ирландскому сообществу пару экземпляров своей книги об Ирландии. Чуть менее естественно там оказывался Питер, который не имел никакой связи с Ирландией, но когда Ларри упрекали в этом, он отвечал — простите, это было мероприятие для прессы, а чтобы пресса соизволила явиться, я был вынужден дать им кого-то из знаменитостей.

На вечеринке Майкл уже не сдерживал себя в выборе стимуляторов, старался только не слишком активно мешать алкоголь с кокаином. Награды не радовали, грядущий «Оскар» — тем более. Он мечтал о времени, когда все это кончится. Ему было одновременно так плохо и так хорошо, среди знакомых и незнакомых лиц, что он сам уже не знал — каково ему. Он обжимался с Викторией, позируя для фотографий, держал лицо, поглядывал туда, где поодаль, на диванчике, почти весь вечер сидели две одинаково молчаливые пары: Питер со своей девушкой и Винсент с Джеймсом.

Никто не ждал, что Питер и Шарлотта появятся вместе. Самые упертые поклонники до сих пор ждали, что на вечеринке Майкл обязательно признается в любви к Питеру и как минимум порвет помолвку с Викторией. Другие были уверены, что Питер придет с другим парнем, раз уж Майкл так мерзко повел себя, соблазнив бедного мальчика, а потом уверяя всех, что ничего не делал. Но Питер пришел с Шарлоттой. Она была симпатичной, длинноногой, а на каблуках так даже повыше Питера. Они сидели, держась за руки, едва обмениваясь парой слов друг с другом. Помирились или нет? Или и до нее дотянулись руки «Нью Ривер», заставили изобразить возобновление чувств там, где его и быть не могло?

Винсент и Джеймс, наоборот, были заняты разговором. Сидели, склонив головы друг к другу, чтобы общий гам не мешал слышать друг друга. Если Питер с Шарлоттой выглядели поссорившейся влюбленной парочкой, то эти двое были просто картинкой семейной пары. И, как бы Майклу ни хотелось увидеть в них что-то слащавое, приторное, неприятное — не получалось. Его Джаймс сидел и болтал со своим мужем, ни на секунду не переставая быть ни его Джаймсом, ни чужим мужем. Наверное, что-то похожее постоянно чувствовал Винсент, когда в их разговорах раз за разом мелькало имя Майкла.

У него мелькнула шальная мысль проверить терпимость Винсента на разрыв. Он втиснул Викторию в компанию каких-то девчонок, под обстрел фотографов, упал на диванчик рядом с Джеймсом, притиснув его к Винсенту. Джеймс отодвинулся, плотнее прижался к мужу.

— Надо поговорить! Отойдем? — позвал Майкл, почти не скрываясь.

Джеймс помотал головой, прильнув к плечу Винсента. Схватил свой бокал со столика перед ними. Винсент ладонью поманил Майкла к себе, тот наклонился, отчасти из любопытства, отчасти просто от желания притиснуться ближе к Джеймсу.

— Ему нельзя много пить! — громко сказал Винсент, перекрывая музыку. Забрал у Джеймса бокал, передал Майклу. — Присматривай за этим, ладно?

Майкл шатнулся назад. Винсент, очевидно, решил, что это знак согласия, что его роль заботливого мужа выполнена, и коротко улыбнулся вдогонку.

Время летело вихрем.

На красной оскаровской дорожке Майкл чувствовал себя марафонцем, который бежал почти четыре месяца, не останавливаясь. Это была радость, но радости он не чувствовал. Он чувствовал, как закладывает уши от криков толпы и как болят глаза от слепящих огней и вспышек. Он чувствовал отупение. Виктория рядом сияла: ее главной проблемой было Оскаровское платье, и она, перебрав предложения всех дизайнеров, за неделю до награждения вспомнила про Нтомбе и умолила ее приехать. Та сшила платье за пять дней, последние швы делала уже на самой Виктории, за пару часов до красной дорожки.

Приглушенный свет зала показался Майклу блаженством. Приятнее всего ему думалось о том, что «Неверлэнд» не будет номинирован ни на что настолько же значительное: любой промо-тур по сравнению с этим адом был бы просто приятным круизом.

Он думал о том, что много лет уже толком не останавливался. Так, чтобы просто жить, ничего не преодолевая. Заниматься хобби, какой-то приятной рутиной. Гулять по приятным местам. Он смотрел на сцену, пропуская мимо ушей шутки ведущих, реагируя только на знакомые имена — и пропустил в своем оцепенении тот момент, когда статуэтка за лучшую мужскую роль ушла другому. Питер сочувственно сжал его руку, кто-то рядом даже обнял — а Майкл вместо разочарования чувствовал облегчение. Не потому, что он собрал достаточно других наград, не потому, что номинация — это тоже престижно. А потому, что устал от этого безумного темпа жизни и думал, что вряд ли в ближайшие годы ввяжется во что-то подобное.

Фильм получил три статуэтки. За лучшую женскую роль второго плана. За костюмы. И — за сценарий.

«Оскара» получил Джеймс, который был, кажется, изумлен больше всех. Он протиснулся мимо Майкла, пробираясь к проходу, тот успел только шепнуть «Поздравляю!». Джеймс забрался на сцену, радостный, но больше всего — удивленный. Майкл смотрел на него, затаив дыхание. Уставший, измученный, но какой же красивый. Эта статуэтка была заслуженной. Он вложил в историю всю свою боль, всю свою жизнь, написал ее собственной кровью — и вот за этот успех Майкл радовался куда сильнее, чем за любой другой. Джеймс заслуживал этого признания, он заслуживал быть видимым. Ярким. Он заслуживал быть тем, на кого смотрят — тем, на кого Майкл хотел бы смотреть из зрительного зала.

И Майкл смотрел.

— Я хочу поблагодарить всю команду, рядом с которой я был счастлив провести этот год, — сказал Джеймс. — Всех людей, которые вдохновляли и продолжают вдохновлять меня своим терпением, трудолюбием и упрямством. И отдельно — одного человека, который, я уверен, однажды обязательно окажется на этой сцене. Человека, который восхищает меня своей скромностью и своим талантом. Он сумел воплотить собой все, что я даже не мог представить, открыть для меня самого глубину, которую без него я не смог бы увидеть. Питер Лейни, — Джеймс взмахнул рукой, и Питер, вспыхнув, встал, чтобы ответить поклоном на апплодисменты. И Майкл апплодировал вместе со всеми, считая, что это совершенно заслуженно.