— Где ты там ходишь?.. — позвал Джеймс из реальности.

Майкл вздрогнул, очнулся. Оторвался от фотографий, пошел на запах кофе.

— Смотрел, как ты живешь, — сказал он вставая в проеме кухни и прислоняясь к дверному косяку. — Тогда ведь я так и не увидел.

Джеймс, так и не сняв очки, держа в губах едва зажженную сигарету, взмахом головы отбросил со лба отросшие волосы и повернулся. В руках у него были две чашки с молочной пенкой.

— Остались только такие капсулы, — пояснил он, ставя чашки на стол. — Надеюсь, ты не возражаешь.

Сигарета прыгала у него вверх-вниз, когда он говорил, не разжимая губ, чтобы не выронить ее.

— Дай помогу, — Майкл протянул руку, вынул сигарету и затянулся. Джеймс посмотрел на него с упреком сквозь челку, забрал сигарету назад.

— Ты не у себя дома, — напомнил он.

Майкл смотрел на него — живого, синеглазого, взрослого. Не умер, не сторчался, не спился. Живой. И цена этому — Винсент. Его нужно благодарить, что Джеймс подходит к кухонному окошку, выдувает в него дым, сбивает пепел в керамический черепок, стоящий на подоконнике. Что у Джеймса очки на носу и цветные рисунки на руках, как лабиринт. Компас на правой, мандала у локтя, прерывистая линия пронзает круги и треугольники.

— Я не у себя дома, — покорно согласился Майкл. — Просто — ты же знаешь пословицу про ирландскую скромность?..

Джеймс обернулся к нему от кухонного окна, подпер локоть кулаком.

— Нет, — после паузы сказал он, явно поворошив память.

— Когда Господь сотворил Шотландию с каменными холмами, он долго искал, чем бы их прикрыть, потому что всю траву и зелень он уже отдал Ирландии, — охотно начал Майкл.

Джеймс демонстративно закатил глаза, но улыбнулся.

— Господь попросил дуб поселиться на камнях, но тот сказал, что его корни не смогут на них удержаться, — продолжал Майкл. — Тогда Господь попросил жимолость, но она оказалась слишком нежна для Шотландии. Господь попросил розу — роза сказала, что безжалостный шотландский ветер убьет ее.

Джеймс слушал, невольно заинтересованный, в его улыбке проскальзывала сдержанная, но веселая гордость. Он покачал головой, давая понять, что прекрасно видит все попытки подольститься — и что льстить ему бесполезно. Майкл взял обе чашки кофе, шагнул к нему.

— Тут Господь увидел у себя под ногами колючий вереск и спросил его, не хочет ли он украсить собой холмы. Вереск согласился и тут же отправился в путь до Шотландии. А по дороге ему встретился святой Патрик.

Джеймс весело фыркнул, взял протянутую чашку и посмотрел на Майкла поверх тонкой оправы, пальцем сдвинув очки на середину носа.

— И что же святой Патрик?..

— Узнав, что вереск отправляется в Шотландию, — тоном проповедника продолжал Майкл, встав рядом с ним, — Патрик проникся к нему таким участием и таким сочувствием, что захотел помочь ему во славу Господа. Но у него при себе не было ничего, кроме скромности — ведь святой Патрик был очень скромным, он был таким скромным, что когда однажды воробей свил гнездо у него в волосах, пока он спал, святой Патрик оставался на месте до тех пор, пока у воробья не вывелись птенцы и не покинули свое гнездо.

Джеймс, прикрыв рот ладонью, беззвучно смеялся, глядя на Майкла. Майкл сделал паузу, со значением сделал глоток кофе.

— И вот святой Патрик решил, что отдаст вереску единственное, что у него есть, — сказал он. — Он собрал всю скромность со всей Ирландии, чтобы хватило на каждый шотландский холм и на каждый шотландский камень, и отдал вереску. И тот унес ее с собой. С тех пор вереск цветет в Шотландии — а у ирландцев нет скромности.

Джеймс смеялся, утирая беззвучные слезы, и едва не расплескивая кофе — Майклу пришлось придержать его чашку, чтобы тот не облился.

— А еще ни стыда, ни совести, — добавил Джеймс, сдерживая смешки.

— Это уже другая легенда, — серьезно кивнул Майкл.

— Нет такой легенды, ты и эту только что сочинил, — Джеймс пихнул его кулаком в живот.

— Эй, устное народное творчество — это наша национальная черта! — возмутился Майкл. — Неважно, кто и когда это придумал! Однажды рассказанное — уже фольклор!

Джеймс фыркнул в чашку, обдав Майкла кремовой пеной. Спохватившись, схватил кухонное полотенце и начал оттирать с Майкла пятна. Начал резво, потом замедлился. Прерывисто вздохнув, уткнулся лбом ему в грудь, покрутил головой, словно бодая.

— Я так рад тебя видеть, — пробормотал он. — Ты такой придурок.

Майкл переставил обе чашки на подоконник, взял его за пояс, подтянул и прислонил к себе. Джеймс молча покачал головой.

— Майкл, у меня мало времени. Ты приехал без предупреждения. Пей кофе и выметайся.

— Знаю я твое «выметайся», — пробурчал Майкл.

— Я серьезно, — твердым голосом сказал Джеймс, отклоняясь, чтобы взглянуть на него через очки. — Возьми свой чертов кофе, сядь, выпей, потом встань и уйди.

Майкл сунул ладони ему в задние карманы джинсов, притиснул к подоконнику. Джеймс с упреком смотрел на него и моргал.

— Я не шучу.

— И я не шучу, — сказал Майкл, потеревшись о кончик его носа. — Меня еще со школы пиздец как заводят ботаники. Особенно ты.

— Прекрати, — неубедительно потребовал Джеймс.

— Я не допил кофе.

— Я сейчас выкину его в окно, и ты будешь допивать на улице.

Майкл не стал дальше спорить, просто поцеловал. Захватил губы, пробежал по ним языком. Джеймс промычал что-то протестующее, обхватил руками за шею, потерся о его губы лицом, слегка задевая холодным металлом оправы.

— Перестань.

— Угу, — отозвался Майкл, прикусывая ему край уха. — Дай мне минутку. Или две. Или десять.

— Или ни одной.

— Я хочу тебя.

Джеймс со стоном уронил голову ему на плечо, длинно вздохнул.

— Майкл… — умоляюще пробормотал он. — Не смей так говорить.

— А можно сказать, что я соскучился?.. — спросил Майкл между поцелуями в шею.

— Нет.

— Тогда я буду трахать тебя молча.

Джеймс вспыхнул, сдавленно выдохнув. Майкл ласково потерся бедром о его пах, чувствуя там отчетливую твердость. Взял Джеймса за руку, сплел с ним пальцы и потянул за собой. Тот оторвался от подоконника, пошел за ним — но едва они миновали одну комнату, замер на месте, когда понял, куда направляются.

— Нет. Нет, нет, нет, пожалуйста, только не здесь. Я же сказал, мне надо ехать…

Майкл подтянул его к себе, аккуратно снял с его носа очки. Не говоря ни слова, отложил их на стол. Джеймс стоял, глядя на него, упрямо сжав губы. Майкл подхватил его под коленки, подбросил — и закинул себе на плечо.

— Господи, Майкл!.. Что ты делаешь!.. Отпусти!..

Майкл крепко хлопнул его по заднице, обрывая протесты, донес до спальни и открыл дверь.

— Мы не будем здесь трахаться!..

— Еще как будем, — отозвался Майкл, сбрасывая его на подпрыгнувший матрас. Джеймс смотрел на него с лихорадочным ужасом. Отполз чуть дальше, когда Майкл оперся на кровать коленом между его ног. — Ты же имеешь право на мальчишник перед свадьбой?..

Джеймс закрыл лицо руками и со стоном опрокинулся на спину.

— Майкл, ты псих… Зачем я с тобой связался!..

— Затем, что никто не может выдрать тебя так, как я, — сказал Майкл, нависая над ним. Джеймс стонал в ладони, не открывая глаз. — Затем, что со мной хорошему мальчику можно быть очень-очень плохим. Давай, детка, — прошептал он, и Джеймс, судорожно вздохнув, приоткрыл глаза. — У нас мало времени, но разок успеем.

Он наклонился, поймал губами его мизинец, втянул в рот, и Джеймс бессильно разжал руки, обхватил его за голову, раскрыл под настойчивым поцелуем горячие губы.

Внизу, на улице, хлопнула дверца машины, раздались голоса. По булыжной мостовой прокатились колесики чемодана. Джеймс рассеянно прислушался и вдруг подскочил:

— Господи!.. Сколько времени?.. Ты не видел мой телефон?..

— Я и про свой-то тебе не отвечу, — вяло отозвался Майкл.

Джеймс подскочил с постели, голышом кинулся куда-то в комнаты. Майкл остался лежать, глядя в потолок и улыбаясь гипсовым розеткам вокруг люстры.