Не знаю, насколько разными были поцелуи у братьев, но Милан повторял каждый раз все в точности до движения пальцев — и мне вдруг подумалось, что измени он хоть одну ноту, и этюд самостоятельно перерастет в большую пьесу, играть которую барон не смеет себе позволить из-за чужого кольца на моем пальце. Никогда не снимай кольцо — пан Ондржей, зная особенности характера барона Сметаны, напугал меня ценностью камня, чтобы не спугнуть сообщением о возможных домогательствах со стороны Милана. Да, да, так оно и есть…

Эта мысль не испугала, а скорее успокоила. Пан Ондржей далеко не пай-мальчик, и я всего лишь орудие в его игре, но он, как мог, позаботился о моей безопасности, назвав невестой Яна. Нельзя, нельзя было брать кольцо и соглашаться на всю эту музейную аферу, но сейчас нельзя кольцо снимать и соглашаться на другую — брачную, если у барона заклинило мозг и он не шутит. Два дня, осталось пережить всего каких-то два дня — и я заставлю пана Ондржея забрать меня отсюда.

— Ты играешь в карты? — спросил барон, подцепив мизинцем прилипшую к моим губам прядь.

Я выдохнула во второй раз. Кольцо работает, кольцо работает!

— В шахматы-то ты точно не играешь?

Я ухватилась за его слова, порадовавшись своему промедлению с кивком.

— Вы можете спокойно играть с паном Дракснием в шахматы, а я просто посижу рядом. Меня не надо развлекать.

Мы дошли до лестницы, и барон без напоминания стал спускаться первым, не протянув мне руки. Я смотрела ему в затылок, пытаясь проникнуть в мысли, но это, думается, сделать не под силу даже старому доктору, которым, пан Драксний, конечно же, не является — во всяком случае по диплому, но какое-то положительное влияние на барона старик явно оказывает.

А вот меня барон своим "тыканьем" подвесил на ниточке, словно марионетку. Когда он отчитывал меня в спальне и в купальне, это было признаком злости, если вообще не попыткой унизить. Но после кофе Милан больше ни разу не обратился ко мне на вы, хотя я не согласилась войти в его семью. Впрочем, о какой дистанции может идти речь, когда он пальцами пересчитал мне все ребра, а языком — все зубы. Главное, мне самой остаться с ним на "вы", потому что рука у барона увесистая, и за оскорбление он привык призывать к ответу, и я заранее знаю, в чьей руке окажется заряженный пистолет.

Пан Драксний кряхтя переполз за шахматный столик, а я села в его кресло — лицом к огню, телом к теплу и спиной к двум раздражающим меня личностям. С неба капала замерзшая вода, но я не желала оборачиваться к окнам, глядела на огонь — за этим занятием ведь тоже можно провести всю ночь? А до четверти первого меня явно не отпустят спать. Но в этом кресле и в тепле я могу незаметно уснуть и снова попасть в крепкие объятья Элишки, и где гарантия, что пан Драксний и на этот раз не останется безучастным сторонним наблюдателем?

Я начала ерзать, чтобы не заснуть, и подтянула под себя ногу, чтобы сделать позу до невыносимого неудобной. Они играли вторую партию. Первая тоже была довольно долгой. Часов нет. Близко ли полночь — неизвестно. Карличек без спроса принес мне горячего вина без специй, только с лимоном, чтобы я не особо скучала, но я попросила переложить лимон в чай и не добавлять коньяка. Карлик исполнил мой приказ. К просьбе я специально не добавила "пожалуйста". Я злилась — на всех троих, но Карличек был единственным, на ком я могла хоть как-то отыграться. Трогать шахматистов было чревато.

— Вера, — барон опустил руку на высокую спинку кресла и нагнулся ко мне, держа что-то в руке. Что-то с резким запахом. — Надень на шею как бусы. Пан Драксний ушел прогуляться, а мы посидим здесь еще полчаса, а потом пойдем спать.

Я принюхалась, хотя в том не было нужды — в тканевом чехле, связанном узелками на манер бусин, находился сухой розмарин, которым пропахло все вокруг барона — возможно, потому пан Драксний сидел от него в отдалении и не приближался ближе, чем на расстояние шахматной доски.

— Как это поможет с призраком? — спросила я, украсив себя бусами. — Розмарин

— это средство против ведьм, кажется. Может, это вы от меня так отгораживаетесь?

— попыталась я сострить, чтобы заполнить довольно неприятную паузу в нашем с бароном диалоге.

— Боже упаси, Вера. Ты — добрая волшебница. А розмарин — это так, для успокоения нервов. Такая же дурь, как чеснок для отпугивания вампиров. Кстати, зря отказываешься от кровяной колбасы. Во-первых, вкусно, а, во-вторых, там прилично чеснока напичкано.

Я улыбнулась.

— Иммунитет к чесноку и розмарину вы, смотрю, уже выработали, — не смогла сдержать я улыбки. — И к дневному свету тоже. Я действительно волшебница. Или пан Ондржей и тут солгал, и вы никогда не сменяли день на ночь?

— Солгал. Я ничего не менял.

Барон уселся в кресло и откинул голову на подголовник, блаженно вдыхая непонятно какие пары. Кроме табака, розмарина и сажи, других запахов в воздухе не витало.

— Мне предписал такой режим пан Драксний. Он совсем не дурак. Мне действительно в темноте спокойнее, и я могу не думать ни о плохом зрении, ни о шрамах, ни о своем нежелании покидать особняк и что-то в нем менять. Другими словами, Вера, в темноте не виден упадок имения и мой личный упадок.

— Милан, — я позволяла себе раскрывать рот лишь в длинные паузы. — Но вы ведь изначально хотели организовать музей?

— Я его никогда не хотел.

Барон не опускал головы. Так и сидел, глядя в темный потолок, и я невольно проследила за его взглядом, но ничего необычного не увидела, лишь резные деревянные балки, тонувшие в темноте.

— Музей хотел Ондржей. Ко мне приставал Ян, который последнее время начал бегать за ним преданной собачкой. Мне сначала было без особой разницы, что станет с этим домом будущей осенью, а потом, когда узнал про тебя, понял, что до осени тебя не должно здесь быть, и велел приостановить все работы. И оказался прав, Вера. Еще как прав, что не смогу остаться равнодушным к женщине.

Вот как верно барон подбирает слова — не меня он хочет, а просто женщину, любую, чтобы снова почувствовать себя мужчиной и разнообразить свой быт. Пан Ондржей не мог этого не понимать. Он открыл мне правду с самого начала: свадьба, оформление на меня документов о владении особняком и… Только вместо убийства временного мужа планировалось его самоубийство.

А комедию с помолвкой мужики устроили, чтобы барон не подумал, что его слово перестало быть законом в пока еще его доме. Все пока идет по плану пана директора, который такой же директор, как старик — доктор. Но как он решил заставить меня выйти за барона замуж? Через два дня узнаю. Если вообще не завтра? Он ведь приезжает завтра вечером. И я спросила о том барона на свой страх и риск.

— Да, — ответил Милан абсолютно спокойно. — Хотя понадобится Ондржей нам лишь тогда, когда кукла будет полностью готова. Но я подстраховался — Ондржей не страдает пунктуальностью.

Не сказала бы… Ко мне пан директор не опоздал.

— Как впрочем и его сестра!

Барон вскочил так неожиданно, что я тоже вылетела из своего кресла.

— Уже три минуты первого. Где эта дрянь? Призраки никогда не опаздывают. Они живут по часам.

— Так у вас в доме нет часов, — попыталась я хоть немного разрядить накалившуюся атмосферу.

Барон сунул руку в карман пиджака, который все-таки забрал из библиотеки. Когда только — непонятно. Наверное, когда провожал пана Драксния. Где старик-то? Сколько можно гулять в ночи и в снегопад? Странный тип…

Барон стоял у огня и смотрел на стрелки или блики на стеклянном циферблате, кто знает…

— Семь минут. Где она?

Я пожала плечами. Может, я действительно добрая волшебница и излечила его от галлюцинаций?

— Милан, — я протянула руку к его дрожащему локтю. — Она просто решила нам не мешать.

Он вскинул голову. Огонь отражался и в его глазах. И на губах, которые сейчас сделались слишком красными.

— Она женщина. Она не сдастся без боя.