— Как насчет чтения? У меня обширная библиотека… Там есть книги, насчитывающие несколько столетий.

— О, да, с одной из них Карличек меня уже познакомил…

— Карличек? Я бы не доверял его литературному вкусу.

— Зато у него прекрасное чувство юмора! — почти рассмеялась я.

— О, да. Бесспорно, он куда более приятный и интересный собеседник, чем я.

Мы уже преодолели лестницу и стояли подле двери в мою спальню, из которой приятно тянуло дымком и теплом. Только расставаться на такой самоуничижительный для барона ноте было нельзя. Неприятный осадок от разговора убьет в душе Милана все ростки нашей возможной дружбы.

— Напротив, пан барон, я бы с удовольствием побеседовала с вами еще… Только…

Я замерла… Мне послышался мышиный писк. Только не это!

— Только что? — барон даже, кажется, придвинулся ко мне, так близко прозвучал его голос.

Или это у меня клокотала в ушах кровь? От страха.

— Неловко как-то беседовать под дверью… Но вы же не войдете… — спросила я без вопросительной нотки в голосе.

— К вам в спальню? Конечно, нет. За кого вы меня принимаете!

И тут я решилась на рискованный шаг. Барон был почти что на крючке — почему бы не подсечь рыбку!

— За лгуна.

Я почувствовала, как он дернулся. Горела б свеча, пламя тут же б потухло. Нет, с такими людьми нельзя шутить так грубо.

— Я не спала, когда вы заходили проведать меня, — заворковал мой самый нежный голосок. — И сейчас хотела бы еще раз поблагодарить вас за заботу.

Барон вновь дернулся, в этот раз ко мне. С такой же молниеносной быстротой, как и от меня, и я оказалась в воздухе и в его руках. А внизу, подо мной, раздался громкий удар каблука об пол и жуткий писк. Затем вновь наступила звенящая тишина. Барон убил мышь. Прямо подо мной. Прямо у двери, в которую мне надо будет войти.

— Нет!

Я вцепилась ему в шею, позабыв все приличия. Наши щеки соприкоснулись. И это прикосновение обожгло, точно наждачка. Теперь настал черед дергаться мне, но барок удержал меня на весу. Боже, у него шелушится кожа. Осыпается, точно сухие белила. Жуть какая!

— Я жду, когда вы поблагодарите меня снова.

В абсолютно лишенном эмоций голосе вдруг послышались живые шутливые нотки.

— Спасибо…

Я продолжала крепко держаться за его плечи в надежде, что барон ослабит хватку. Его руки стальным кольцом лежали под моей грудью. Так поднимают детей на табурет, раз и все, но не держат женщин дольше бесконечной минуты.

— Она еще внизу? — спросила я про мышь, чувствуя, что отхлынувшая от страха кровь стыдливым румянцем возвращается мне в голову из-за несанкционированных объятий.

— Уже нет…

Я услышала приглушенный шлепок — выходит, барон протолкнул сапогом мертвое тельце между балясин. Но меня на пол все равно не поставил. Я умоляла сердце прекратить отбивать барабанную дробь, ведь барон чувствует сейчас под своими пальцами каждый его удар.

— Их много? — мой голос, увы, дрожал.

— Попадаются. Ночью.

Барон будто нехотя опустил меня на пол и отступил почти вплотную к перилам. Ох, я дура… Когда он в последний раз обнимал женщину и когда еще будет… Надо было висеть и терпеть, делая другому приятное. А вот я, о ужас, ничего не почувствовала, а ведь он какой-никакой, а мужчина. Можно сказать, рыцарь! Избавитель! Безжалостный убийца, вот он кто! Был, есть и будет таковым! Но страх перед серой мышью затмил все другие страхи.

— А поставить хотя бы мышеловки… — спросила я, испугавшись тишины и слуховых галлюцинаций: со всех сторон мне чудился писк, будто по особняку бродили полчища крыс, прямо как в "Щелкунчике". Да, да… Писклявую музыкальную дорожку тоже стоит добавить в музей…

— Мышеловки, вы серьезно? Чтобы вы случайно в них угодили? — почти усмехнулся барон. — У нас есть кот. Но он слишком ленивый… Впрочем, кроме вас, пани Вера, у нас никто не боится мышей.

Снова смешок. Уже немного злой.

— Я привыкну, — поспешила я успокоить барона.

— Вам не придется привыкать.

Я сглотнула слюну. Вот ляпнула — типа, я к вам надолго. Не мечтай, девочка — тебе только что почти что прямым текстом сказали, что терпеть тебя долго не намерены ни при каких обстоятельствах. Обидно. Но стоит проглотить обиду и завтра затеять с бароном новую игру. Возможно, более успешную. Сегодня он позволял лишь подыгрывать себе, а играть по чужим правилам я никогда не умела. Наверное, поэтому я избрала себе профессию художника по куклам, а не кукловода.

— Просто не ходите ночью по особняку без провожатых, пани Вера, и все будет хорошо. Надеюсь, Ян предупредил вас, насколько это может быть опасно…

Мне абсолютно перестал нравиться тон барона.

— Ян не пугал меня, — ответила я сухо, оставив все мягкие нотки про запас. — Но я не из пугливых. Темноты я не боюсь, если знаю, через сколько шагов она закончится. А мыши… Я просто с ними не сталкивалась даже в загородном доме.

Не успела я замолчать, как заговорил барон — видимо, воспитание не позволяло ему перебить даму.

— А обо мне Ян вам что-нибудь рассказывал?

— Ничего, — ответила я без запинки, поняв, к чему клонит барон. И я не лгала: это пан Ондржей все мне рассказал.

— Надеюсь, о себе он сообщил чуть больше, — наверное, улыбнулся в темноте барон. — И надеюсь, вы не задержитесь у меня в гостях слишком долго, чтобы узнать меня слишком близко. Доброй ночи, пани Вера.

Он уже ступил на первую ступеньку, когда прощался со мной, и я чуть повысила голос.

— Доброй ночи, пан барон.

Он, кажется, поклонился и начал медленно спускаться. Даже чуть сгорбился — уходить не солоно хлебавши от дверей женской спальни неприятное чувство, наверное, даже в его возрасте. Я провела ладонью по своей щеке. Гладкая. А его шершавая от старости и морщин. И, похоже, от еще какой-то болезни, известной только дерматологам.

Тук-тук-тук… Шаги мерно затихали внизу, а потом был большой бум — барон либо по-мальчишески спрыгнул с последних ступенек, либо раздавил очередную мышь. В любом случае — ужас. И я содрогнулась. Может быть, правда, больше от холода.

В спальне вновь было не продохнуть от жара. Дров на мне не экономили. Как и вина. Я даже почувствовала небольшую слабость в ногах. Она явно имелась и до этого, но компенсировалась рукой барона. У камина на экране грелась моя ночная рубашка. Ох, пан Драксний! Ох, хулиган! Все он помнит про женщин, пусть барон не выдумывает!

Рубашка приятно согревала тело и даже немного душу после сухого прощания с хозяином особняка. И все равно я долго лежала без сна. Все думала… о бароне. И мысли крутились не вокруг убитой им мыши, а вокруг его рук, стиснувших меня, как ребенка или как собственность. Быть может, это и есть мой шанс расположить барона к себе и тем самым к музею — дать ему снова почувствовать себя мужчиной. Но как это сделать ненавязчиво, без лишнего кокетства и недопустимого для чужой невесты флирта, я пока не знала.

Вот лежала и думала. Все лежала и думала. Долго. Но не слишком. Наверное, внизу часы пробили пока только двенадцать раз. Где-то обязательно должны быть часы. Это же особняк! И спустя минут пять дверь приоткрылась. Почти беззвучно. Впрочем, она и днем не так чтобы очень уж скрипела.

Я отвернулась к задернутому окну, решив не смущать гостя. У меня нет жара. Чем господин барон нынче оправдает свой приход? Искал под кроватью мышь, а нашел в кровати меня? Ох, нехорошо подглядывать. Даже в вашем возрасте, пан барон. Но вслух я, конечно, ничего такого не сказала. Может, он пришел как ответ на мои молитвы? Пусть это будет наш с ним маленький, совсем невинный секрет. Общие секреты сближают людей. Сейчас возьму и признаюсь ему, что не сплю… И больше никаких обвинений во лжи!

Я чуть приоткрыла правый глаз, когда почувствовала движение воздуха у самого изголовья. Белая рубаха. Я чуть не рассмеялась в голос, представив барона в ночном колпаке, а потом вдруг до меня дошло, что это пан Драксний заглянул проверить камин и заодно свою пациентку, чтобы решить, нужно нести горячее молоко прямо сейчас или можно дождаться утра… Только вот сквозняк зачем устроил?