Были то мои слова или Жизель, я не знала. Какая к чертям собачьим разница! Я просто схватила куклу и ринулась к двери, еще не до конца чувствуя ноги. Вага била по коленкам, потому что я прижимала куклу к груди, наплевав на нити. Одной рукой держала ее под юбкой, а другой оберегала голову.

В коридоре темно. Ни звука. Где все? Не хочу знать! Я замедлила бег, перешла на шаг, поднялась на носки, пошла на цыпочках чуть слышно. Рюкзак собран. Если барон занят куклами, то я смогу проскользнуть к себе, схватить документы и… Черт! Какие документы? Мой паспорт у них — у барона или его шурина, разницы никакой. Сделаю новый в Праге. Сейчас надо сбежать. Лучше сразу вниз. Входная дверь может оказаться незапертой после прихода пана Ондржея. Если что — выломаю. Куртка? В моей крови столько адреналина, что я не замерзну, а вспотею. К тому же, я буду нестись отсюда сломя голову. Все восемь километров, как стометровку!

Лестница… Я непроизвольно остановилась. Глянула вниз. Темнота закачалась перед глазами и я ухватилась за поручни. Только не упасть, только бы не упасть… Куклу можно удержать и за одну голову. Молчит. Не возмущается. Господи… Ну я и идиотка! Открой глаза! Открой и проснись! Возможно даже в кресле у камина или в своей комнате.

— Открой глаза!

Неужели закрыты? И потому так темно? Чей это голос? Чей? Снова глухой… Ах да… Я зажала Жизель рот собственной грудью! Глаза! Я открыла их и заорала! Передо мной стояла Элишка. Ее глаза плавали в темноте, а руки, замершие подле самого моего горла, выглядели слишком четкими. Не знаю, как я это сделала — отшатнулась, вернее рухнула назад и на спине, как саночник, съехала вниз, проскочив под зависшей в воздухе Элишкой. Лицо оросили капли тумана, оставленные одеянием призрака, но я чувствовала только горящую спину, посчитавшую каждую ступеньку. На изгибе лестницы пришлось оттолкнуться рукой и прыгнуть вниз. Упала я, к счастью, не на нижнюю ступеньку, а на пол, но тут же вскочила и ринулась в темноту, не соображая даже в какую сторону — веранды или гостиной.

Ни двери, ни стены передо мной не оказалось, а оборачиваться я боялась. Позади она, уже оправившаяся от удивления после моей проделки. А впереди…

Я поскользнулась на своем липком страхе — в темноте горели два желтых глаза. Волк! Теперь мы были с ним на одном уровне. Секунда — и он бросится на меня и вцепится в горло.

— Бросай!

В ушах звенело!

— Бросай меня!

Я машинально выставила вперед руки, и зубы хищника сомкнулись на тряпичном теле Жизель! Доля секунды — и я снова была на ногах. Назад! Там она! Но остановиться я не могла. Только нагнулась и протаранила головой живот Элишки. Вся мокрая — от страха и призрачного тумана —

летела я вперед. Преграда! Дверь? Я толкнула ее и ввалилась в гостиную. Плевать, кто здесь… Да, кто здесь? Сквозь дым я увидела пана Ондржея, который вскочил с дивана мне навстречу… Или сестре… Я сумела схватить его за руку и дернула за собой. В столовую мы вломились вдвоем, и он сумел захлопнуть дверь и повесить на ручку стул. Однако это не дало нам и полминуты форы.

— Кольцо! — заорала я, глядя на дверь.

— Вот!

Он понял все без объяснений. Я сжала в ладони камень. Стул отлетел к стене. Дверь распахнулась. Я потянула пана брата за рукав. Вон из столовой. Она ринулась за нами. Нечего оборачиваться! На удачу я швырнула кольцо в танцевальную залу и понеслась по направлению к кухне. Она должна на него отвлечься. Обязана… Барон говорил, что она ищет кольцо…

В кухне ни одной двери, зато есть кочерга. Я схватила ее на ходу и ринулась к черному выходу, не думая уже про пана Ондржея. Быстрее из дома. Она не может выйти на улицу… Не может!

Дверь не поддавалась. Я толкнула ее плечом. Пан Ондржей оттолкнул меня и дернул дверь на себя. Вот же идиотка!

Мы вывалились на улицу, и я заорала, как настоящий индеец! Пан Ондржей ухватил меня за талию и поднял в воздух. Что сейчас будет? Глаз не видно. Они на уровне моей груди. Отнесет меня барону? А я только что спасла его от возмездия сестренки! В руке кочерга, но ее не поднять… Не огреть. И не заорать… В дверях волк. В пасти нет уже бедной Жизель. Зато из нее валит пар…

Ни секунды не думая, я дала пану в пах и, падая, умудрилась не выпустить из рук кочерги. Сейчас она полетит в волка. Только б встать. Но я завязла в снегу. Волк совсем близко. Лицо горело так, будто меня уже обдало дыхание зверя. Раз! И я метнула кочергу из положения лежа. Волк поджал уши, а я закрыла глаза. Открыла их я уже на хохот.

Дикий хохот принадлежал пану Ондржею, в этом можно было не сомневаться. Сон не развеялся. Он перешел в заключительную фазу ночного кошмара. В десяти шагах или вообще на расстоянии вытянутой руки от меня лежал на снегу человек. Абсолютно голый.

— Вера, отвернись! — пан Ондржей, наконец, справился со смехом. — Поверь, это очень больно лежать на снегу… Лицом вниз… А Ян не встанет перед тобой в таком виде.

И он снова захохотал. А я отвернулась и уставилась на луну. На удивление не полную. Значит, с ума съезжают не только в полнолуние. Подбородок болел, позвоночник ныл, руки заледенели от снега… Это не сон. Не сон… Не сон… Я согнулась вперед под тяжестью этой мысли, будто продолжала держать кочергу. Или это тяжелые руки пана Ондржея кирпичами легли мне на плечи. Или…

— Вера…

Я дернулась и сумела вырваться. Тело забыло про боль. Ноги сами рванули через снег. Прочь от барона Сметаны. Но я не добежала даже до расчищенной дорожки. Барон сшиб меня. Сначала я угодила лицом в сугроб, а затем ему в грудь. И зачем я, дура, бежала от Элишки… Она бы придушила меня за минуту. Или волка… Тот загрыз бы меня еще быстрее. Этот же… И я закричала. Так, что меня было слышно не то что за десять, за сто километров окрест.

Я сидела с ногами в кресле по самые уши укутанная в теплый плед, под которым была бесформенная ночная рубаха — кто и когда облачил меня в нее, знать не хотелось. Хотелось знать лишь, где барон.

— Я здесь, — ответил он сам за моей спиной на вопрос, произнесенный мною едва различимым шепотом.

Я не стала оборачиваться. Мне не было стыдно. Мне не было страшно. Мне было просто не по себе. Вернее, я была не я… И все, что было, того просто не было…

Пустота. Вокруг и внутри меня разлилась пустота. Ее разбавлял лишь пан Драксний, который сидел передо мной в кресле. Как всегда, безучастный ко всем и ко всему. И в нынешнем моем состоянии я предпочитала смотреть на него или, в крайнем случае, вместе с ним — на огонь. Но никак не на остальных участников ночной котовасии, которая оборвалась для меня слишком странно. Как и мой крик. Полной темнотой, перед которой я, кажется, все же успела подраться с бароном. По лицу я его больше не била. Била, куда придется… Выкрикивая при этом все, что приходило на ум. И это все было не по-чешски… Плевать…

На все плевать… Ничего не хочу… Оставьте меня одну. Уйдите или отпустите меня… Спать? Не знаю, надо ли это сейчас моему организму. Сон перешел в реальность, а реальность уплыла в неведомые дали. Как ее догнать? Кто знает… И надо ли? Этого я не знала.

Который сейчас час, мне тоже не хотелось знать. Глубокая ночь, ее я вижу за окном. И этих знаний с меня довольно. Глазами вижу, что никто не спит и, видимо, не собирается на покой. В ближайшее время, уж точно.

— Пани Вера, вот выпейте!

Это был Карличек с кружкой. А в кружке…

— Молоко, — проскрипел пан Драксний, не поворачивая ко мне головы. — Пейте… Пейте… Молоко.

Проклятый врун! Я больше не ревела. И нос мой очистился от соплей. Запах Бехеровки я ни с чем не спутаю!

— Да влей ты в нее это наконец! — то был голос Яна.

А вот и его тень… Слоняется между крылатой тенью от стула пана Драксния и отсветами пламени. Сработал то ли приказной тон поляка, то ли желание, чтобы все от меня отстали, но я выпила всю кружку. Залпом, хотя карлик и пытался на половине оторвать ее от моего рта. Пришлось удерживать кружку руками. Все. Мне нехорошо окончательно.