— Главное, не гнать. Тише едешь, дальше будешь, так ведь говорят? Пара лишних царапин погоды не сделает, так что за железо не переживай. Только себя не поцарапай, пожалуйста.

Машина достаточно новая. Я и не знала, что Шкоды делают такими комфортными. Для меня здесь даже слишком много места.

— Хочешь прямо сейчас сесть за руль?

— Нет.

Вести машину при хозяине равносильно сдаче на права. А, возможно, еще хуже. Я уж как-нибудь приноровлюсь, устроюсь в правом ряду, и уже, как он и сказал, тихим ходом доберусь до места. Снегопада нет. Это уже более чем хорошо. А вот лицо Яна оставалось не очень радостным.

— Ты едешь в Польшу? — вдруг осенило меня. — Что-то случилось? Родители? Семья?

Он махнул рукой. Не надо было лезть с личным вопросом. Он не наш парень, он европеец. Сказал мне то, что считал нужным. И я замолчала, пытаясь погасить в душе обиду. А чего я хотела? Деловые отношения не предусматривают рыданий в жилетку. Тем более на второй день знакомства.

— Я вернусь к Рождеству, не переживай.

А с какой стати я должна об этом переживать? Что-то у него не то в голове. Не думает ли он обо мне так же, как и Ленка?

— Я знаю по себе, как тяжело в праздники в чужой стране. Одному. Я уверен, что каникул у нас не будет. Мы растопим снега жаркой работой. Там еще конь не валялся. Так что готовься. Главное, не испугаться масштабов.

Нет, Ленка отдыхает. Ничего личного. Если только простая человеческая эмпатия. За что, конечно, пану Кржижановскому огромное спасибо.

— Я не из пугливых, — улыбнулась я, решив не добавлять, что боюсь только заснеженных дорог. Но, если я не поборю этот страх, он, как владелец покореженного авто, об этом и без лишних слов узнает. Не стоит расстраивать пана заранее.

— Вот и отлично. Именно такие и нужны нам в команду. Пугливый у нас только хозяин. Он до конца не верит в успех нашего предприятия. Но ведь мы сумеем его убедить, верно?

Он подмигнул мне, а я только улыбнулась. Во что вот верила я, когда продавала свою первую интерьерную куклу? В громадный успех, фото моих изделий во всех креативных сообществах сети, много ноликов на счету в банке. Кризис подкрался незаметно. Теперь я прониклась идеей реалистов — жди меньше, не так больно будет от неудач. Хозяин реалист, который отдал на растерзание свою собственность команде сумасшедших мастеров на все руки. И деньги, скорее всего. Конечно, ему страшно. Это будет похлеще любого гололеда.

Елки-палки, елки-палки, елки-палки… Повторяла я, точно заклинание на удачу. Минул час с того момента, как нормальная трасса превратилась в узкую белую полоску. И минут двадцать — с последнего человеческого жилья. Елки в белых шубках по обе стороны — и больше ничего. Если бы на экране навигатора не уменьшалось время, оставшееся до прибытия в пункт назначения, я бы подумала, что сбилась с пути.

Наконец деревья уступили место снежным полям, и я начала обратный отсчет: девять, восемь, семь… Минут… Впереди уже виднелся бревенчатый теремочек. Две, одна… Шкода заняла место на расчищенной парковке рядом с Фольксвагеном. Ни других машин, ни людей не было видно. Кругом снег и тишина…

Я выскочила из машины в одной кофте и не поежилась. С Яном мы распрощались не только без дружеского поцелуя, но даже без дружеского рукопожатия. Он лишь попросил меня быть осторожной. Я сразу скинула куртку, испугавшись, что дутые рукава будут мешать держать руль. И вообще меня бросало в жар уже от одной только мысли взять управление Шкодой на себя.

Сейчас я накинула куртку только для того, чтобы скрыть расползшиеся подмышками мокрые круги. Похоже, заодно с потом, за часы, проведенные за рулем, из меня вышло и несколько килограмм. На скрипучем снегу я покачивалась, точно моряк в первый день на суше. И так же радовалась прибытию в снежный порт. Небо голубое-голубое. Яркое-яркое. Красота…

С одним лишь рюкзаком я поднялась на обледенелое крыльцо и дернула за кованую ручку. Тяжелая дверь нехотя подчинилась, и из дома на меня пахнуло жаром. Справа виднелась зеленая изразцовая печь и столы, но я все же пошла вперед. Именно там, как мне казалось, должна была находиться стойка регистрации. Так и есть, но за ней никого. Только с окошка смотрит на меня чучело зайца — точно живое. Я улыбнулась ему и заодно появившемуся из ниоткуда мальчику лет десяти. Не поздоровавшись, он тут же убежал и через пару секунд привел мать.

Я поздоровалась по-чешски, но тут же получила ответ по-русски, пусть и с ярким акцентом. Когда она, протянув для приветствия руку, обратилась ко мне по имени, я поняла, что парковка не обманула — я действительно буду у них единственным постояльцем, а старый Пассат, наверное, находится в их личном пользовании.

Следом за женой явился хозяин. Средней весовой категории, но из-за распахнутой фуфайки кажущийся довольно грузным, он живенько поднял мои вещи в номер. Лестница скрипела, но гостевой дом, пусть и старый, оказался довольно добротным. Комната небольшая, но протопленная. На окнах белые занавесочки, как на даче, и плотные в сине-рыжую клетку портьеры, сейчас отдернутые. Деревянная кровать, стол, стул. Ванная комната в номере — не обдурили на сайте, и это хорошо.

Мне предложили спуститься вниз пообедать. Еще на лестнице я уловила запах супа, и сейчас мой живот в тандеме с мозгом очень обрадовался приглашению. Домик выглядел охотничьим — весь в чучелах. Мне накрыли подле лисицы в полутемном закутке. В просьбе перейти на светлую веранду мне отказали — та половина не отапливалась, а я после душа не до конца просушила волосы. Так что усадить меня поближе к печке было со стороны хозяев однозначно проявлением заботы. Еще мне сообщили, что пан Ондржей будет здесь в течении часа. Лучше б он поторопился. Солнце село, и от тусклого света, помноженного на дорожную усталость, клонило ко сну.

Я кое-как привела себя в порядок, но сейчас с трудом сдерживалась, чтобы не потереть кулаком накрашенный глаз. Впрочем, я зря прихорашивалась. Такой тип, как этот пан Ондржей на такую как я, даже в полной темноте, без слез не взглянет. Невыговариваемость его имени компенсировалась невозможностью отвести от него глаз. За ним еще не закрылась дверь, а я уже слизала с губ остатки недоеденной в ужин-обед помады.

Высокий, достаточно плотный, чтобы не выглядеть жердью. Волосы цвета корочки от пшеничного хлеба великолепно контрастировали с огромными карими глазами. На губы я запретила себе смотреть, потому что с ужасом поняла, что мое нынешнее нежелание заводить новый роман подпитывалось исключительно отсутствием субъектов, достойных обожания.

Кажется, я не только лишилась дара речи, но даже оглохла, не сразу сообразив, что вошедший заговорил со мной по-английски. Почти без акцента, а если тот и присутствовал, то перекрывался глубоким бархатным баритоном.

Я настолько затянула с ответом, что красавец-пан решил даже поинтересоваться, говорю ли я по-английски.

— Йес, Ай ду, сер! — отчеканила я голосом новобранца и только тогда обнаружила, что не просто вскочила с места, а стою по стойке смирно.

— Добже, — улыбнулся пан Ондржей и нахлобучил на чучело лисицы свою лисью шапку с хвостом.

Хозяйка все это видела, но не сделала гостю замечания. Кто здесь настоящий пан, понятно и без шапки. Хорошо еще дверь открыл не ногой. Пожалел, видать, дорогой ботинок, и я безотчетно взглянула ему на ноги — божечки, почти что наши валенки! Ну да ладно, зима… Но даже если летом он будет рассекать в шлепках, он останется паном с большой буквы.

— Ты закончила ужинать? — спросил он зачем-то по-чешски.

Я кивнула, хотя еще даже не притронулась к чаю и пирогу. А был ли у меня выбор? Я подавлюсь под его то ли оценивающим, то ли презрительным взглядом первым же куском.

— Тогда давай поднимемся к тебе.

Карие глаза держали меня под прицелом, и только потому я, наверное, не захлебнулась слюной от двусмысленности фразы.

— У нас будет серьезный разговор, — продолжал пан Ондржей ровным голосом, вгоняя меня в состояние транса. — Я не хотел бы обсуждать это здесь даже по- английски.