«Эпос о Сципионе». Жаль, не «Деяния» Петро Тертиуса.

Чувствуя себя вором, Исхак оказался перед высоким шкафом, распахнул дверцы. От огромного количества полок, забитых дорогой одеждой, закружилась голова.

— Доминик, хватит приставать к Луцию. Тебе же не пять хакима! — послышался девчачий голос в коридоре.

Исхак молниеносно закрыл шкаф и юркнул к своей кровати.

Дверь распахнулась, и в комнату вошли трое — паренек, девушка и несмышленыш. За ними в коридоре стоял высокий молодой слуга в белой тоге.

— У нас тут прибавление! — воскликнул парень, добро улыбаясь. — Из самых глубин Юменты…

— Хватит, Доминик! — перебила девчонка.

От них, за исключением раба, веяло радушием. Исхак тут же понял, что легко сможет ужиться с ними. В его представлении дети знати должны вести себя иначе: с пренебрежением к тем, кто ниже по статусу, с каменными лицами, хорошо скрывающими эмоции.

— Тебя как зовут? — спросил несмышленыш, подойдя к кровати. Его руки были перепачканы в чернилах.

— Я Исхак. Мне очень приятно познакомиться с вами. Я…

Паренек махнул рукой.

— Слушай, хватит формальностей, — сказал он. — Мы тут все равны. Я — Доминик. Эта надоедливая красавица — моя сестра Гименея. А этот карапуз — Луций. Остальное неважно.

Исхак кивнул.

— Мне пора идти, хозяева, — без тени уважения заявил слуга. — Вы позволите?

Было в нем что-то противное, гнилое. Ноздри на большом и сломанном носе часто-часто трепетали, быстрые глазки бегали, пальцы подергивались. Девушка жестом велела ему уходить.

— У тебя есть игрушки? — спросил несмышленыш у Исхака.

На нем были дорогие сапоги, украшенные золотыми капельками, серые линумные штаны и серый же табард. На поясе висел костяной гладиус. По сравнению с обносками Исхака малыш выглядел королем. Тут же закралось сомнение, получится ли подружиться с детьми прокуратора.

— У меня нет игрушек.

— Луций, ну-ка отстань от гостя, — произнесла Гименея и подтолкнула в спину несмышленыша, чтобы тот пошел к своей кровати.

Доминик, никого не спрашивая, сел рядом с Исхаком, спросил:

— Ты есть хочешь? А то мы проходили мимо столовой… — Он многозначительно посмотрел на свой мешочек в руке. — Отменная жрачка, я тебе скажу! В замке готовят так вкусно, что я, наверное, навсегда останусь тут. Папа приедет, а я ему такой: «делайте че хотите, а я не поеду домой». Папа прослезится, подумает: сын решил посвятить себя службе Владыке, но мы-то с тобой знаем правду! На деле я ради этих вкуснейших лепешек готов работать в замке служкой…

— Доминик! — воскликнул Гименея.

— Че?

— Хватит нести чушь!

Исхак только сейчас обратил внимание на одинаковую одежду у брата и сестры. Мягкие кожаные сапожки, свободные черные штаны и серо-зеленые линумные робы с длинными широкими рукавами.

— Ничего ты не понимаешь, сестрица, в лепешках! — возразил Доминик. — Тебе бы только книжки читать да над братом издеваться.

Гименея села рядом с малышом, помогла ему снять обувь.

— Прекрати, прошу по-хорошему, — сказала она. — Луций наслушается тебя, а потом опять не захочет учить уроки. Последний хаят от нас сбежал! Отец будет в гневе, когда узнает, что ты, Доминик, мешал брату.

Парень посмотрел на Исхака впалыми глазами и откинул со лба густые, непричесанные и черные волосы. Над верхней губой легла тень жиденьких усиков.

— Ладно, ладно. Молчу, ничего не говорю. Всегда вот буду молчать!

— И хорошо! — воскликнула Гименея и улыбнулась, обнажив ровные белоснежные зубы.

Исхак не назвал бы ее красавицей, но было в ней что-то особенное. То ли в зеленых, словно изумруды, глазах, то ли в тонких чертах лица, то ли в рыжей шевелюре.

— Ты храпишь? — как ни в чем ни бывало спросил Доминик.

Горячая краска залила щеки Исхака, он прошептал в диком смущении:

— Я не знаю… Я…

— Думаю, нет. А вот наш слуга Палатин в потестатемы сна горланил так, аж стены дрожали. Он, знаешь ли, спал на этой кровати до тебя. Поэтому он сегодня и злой. Выперли его, понимаешь? Но это хорошо. Отлично даже! Мне он не нравится. Гнилой какой-то.

За веселыми спорами Доминика и Гименеи время шло незаметно. Ребята шутили друг над другом, корчили умилительные рожицы и кидались подушками. Для них проблемы словно не существовали. Исхак как будто попал в иной, более добрый мир. Где не знали о боли, где все ужасы были только в мифах и книжках, где вера в божественное вмешательство преобладала над страхом. За потестатемы, проведенные с детьми Тиберия, Исхак ни слова не услышал про случившееся в Юменте и про Безымянного Короля. Словно рука у Владыки априори должна отрасти сама.

«Я их взрослее».

Эта мысль позволила расслабиться. Он с неисчезающей улыбкой следил за кривляньями Доминика. Его сестра расчесывала несмышленыша бронзовым гребешком, изредка поддевая брата историями из раннего детства. Исхак почувствовал себя своим.

Вскоре пламя жар-камней ослабело, наступало время сна. Доминик таки угомонился, расстелил постель, плюхнулся на кровать и тут же тихонько засопел. Между тем, маленький Луций не спешил за братом. Говоря в полный голос, он требовал от сестры рассказать ему историю.

— Уже поздно!

— Ну, пожалуйста!

— Нет.

— Ты обещала! — настаивал несмышленыш.

Прислоняясь спинами к стене, он и сестра сидели на двух соединенных кроватях. Исхак делал вид, что спит, хотя, прищурившись, следил за ребятами.

— Одну историю! Пожалуйста!

— Говори не так громко, — прошептала Гименея. — Брат и Исхак же спят.

— Ну и что! Если не расскажешь историю, то буду кричать!

— Ладно, ладно. Ты весь пошел в отца! Такой же упрямый. Про что тебе рассказать?

Ухмыляясь, Луций заявил:

— Про Сципиона!

Тяжело вздохнув, Гименея начала:

— Сципион и Антиклея жили в Нижнем Городе, когда…

— Не-е-е, — перебил несмышленыш. Голос был полон негодования. — Про это я уже сто раз слышал. Расскажи мне про приключения Сципиона после того, как его проглотил Универс.

— Ты потом не уснешь. Это страшная история.

Исхак мысленно согласился с Гименеей. Рассказы и поэмы из «Демортилиона» изобиловали кровавыми подробностями, монстрами и невероятно сложными сюжетами.

— Я ничего не боюсь! — шепотом заявил Луций.

— Хорошо. Так вот… До того, как Универс поругался с Безымянным Королем и не был погребен под землей, великан пожирал неудачно созданные Владыкой миры. Да, да: наш бог совершил множество ошибок до тех пор, пока у него не получилось всё так, как нужно…

— А сколько миров съел Универс? — спросил несмышленыш.

Гименея выпятила нижнюю губу и заявила:

— Хватит перебивать меня! Много слопал, понял? Если будешь мешать, то ничего не буду рассказывать. Слушай дальше. — Она с нежностью погладила лоб брата. — И вот когда Универс победил Сципиона и проглотил его, не разжевывая, то наш герой оказался в одном из неудачно созданных миров — Ахеянмборе. Его жители лишь отдаленно напоминали людей. У них были большие головы — вдвое больше наших! — и четыре руки. А сам мир напоминал наш с той лишь разницей, что снег по цвету напоминал золото, в небесах не жили дагулы, а все жители обитали в летающем замке.

Луций увлеченно слушал сестру. Казалось, даже не моргал.

— Правил в Ахеянмборе нелюдской король Хадрагуб, — сказала Гименея. — И вот, попав в новый странный мир, Сципиону ничего не осталось, как присягнуть на верность чужому Владыке…

Тишина, нарушаемая лишь сопением Доминика.

Несмышленыш вопросительно посмотрел на сестру.

— А монстры в том мире были?

— Конечно! Универс частенько глотал своих слуг и те прямиком попадали в Ахеянмбор. Страшнючие были монстры, я тебе скажу. Все огромные! — Гименея широко расставила руки. — С королевский замок! С миллионами острых треугольных зубов, с которых капала ядовитая слюна. Сморщенные все такие, неприятные, как младенцы. У монстров росли огромные хвосты, оканчивающиеся острыми костяными лезвиями.