— Теш прав, — сказал Териф. Его голос в тишине казался невыносимо громким. — Люди устали, Гектор. Ты предлагаешь пойти на безумство. Зачем бросать все?

Я замотал головой:

— Мы ничего не бросаем! Пусть в Доме кто-нибудь останется и следит, чтобы червивые не напали. Нам нужна встряска, понимаете? Мы живем как дагены! Радуемся грязи и темноте! Только зарастаем жирком и не хотим думать о завтрашнем анимаме.

— Это так по-детски, — заметил Териф.

— Но ведь ты никогда не был ребенком! — воскликнул я. — Откуда знаешь, как ведет себя несмышленыш? Группа обязана поддерживать свой внутренний огонь. Иначе погибнем.

Я всматривался в лица и видел пустоту и непонимание. Люди даже веки поднимали с таким усилием, словно вручную тащили мешки с оледенелой глиной. Как достучаться до них? Как объяснить, что мною руководит не безумие, не инфантильность, а желание не стать безмозглым животным?

— Ты, Гектор, с каждым анимамом все больше напоминаешь Шифру, — сказал Теш, теребя бороду и не сводя с меня взгляд.

— Поясни.

— Теряешь связь с реальностью. Вечно мечтаешь вместо того, чтобы работать. Что-то придумываешь… Нет, я ценю, например, Терифа, так как его изобретения упростили нашу жизнь, однако сейчас группа ни в чем не нуждается. У нас есть кузня, у нас есть еда и вода…

— Но этого недостаточно! — перебил я, вскипая от ярости. — Как вы не видите того, что мы умираем! У Воруба и Эроды возникли проблемы с памятью! И все потому, что наши анимамы сливаются в один. Необходима встряска! Я, прожив столько, как и вы не хочу ничего делать. Зачем? Ведь можно погреться у костра, пожарить мясо и насладиться покоем… Но ведь это смерть для нашей души!

Я бросил взор на стену, испещренную заветами бога. Вот уже как сто хакима выбил слова в камне, чтобы червивые не смогли их стереть. Хотя в этом не было нужды: я помнил заветы наизусть. Тот анимам, когда встретил озаренного волшебным сиянием бога, до сих пор отчетливо помню, словно мы вчера разговаривали о будущем группы.

— Мне кажется, мы все скоро сойдем с ума, — едва слышно сказал Териф. — Эти сны… Нет слов, чтобы описать их. Порой кажется, что я схожу с ума! Воспоминания, кошмары, видения — они мешают ясно мыслить. — Он провел рукой по вьющимся волосам. — У Воруба и Эроды проблемы начались не от однообразных анимамов, а от снов! Как можно справиться с теми ужасами? В последнее время мне так тяжело думать…

Повисла тяжелая тишина.

Я поднял голову, не сводя взгляд со сталактитов. Такое ощущение, что стены дрожат под тяжестью каменного свода. Я пытаюсь контролировать себя и не обращать внимания на слова группы. Внешне должен оставаться спокойным, иначе посчитают слабаком…

— А если Господь нас проверяет? — спросил я.

Теш криво ухмыльнулся, посмотрел на Терифа. Одноглазый Кор поправил испачканную грязью повязку на лице и сказал:

— Ты не можешь знать наверняка.

— Могу! — воскликнул я. — Я, в конце концов, видел бога наяву. Я с ним общался! Может, сейчас как раз наступило время найти Мезармоут! Мы просто попытаемся.

Сутулая Хуфра бросила на меня взор, полный презрения. От неожиданности я сделал шаг назад, брови поползли вверх.

— Мы ничего никому не должны, — сказала она холодным голосом. Её глаза заблестели от слез. — Группа только и делает, что пытается! Пытается выбраться из того дерьма, в которое нас окунули, Гектор! Если ты умеешь общаться с богом, то вызови его, молю! Потому что так жить, как живем мы, нельзя! Зачем нам бессмертие, если оно не спасает от боли и страданий?

По толпе прокатился едва слышный говорок. Слова Хуфры вывели людей из спячки. Я тяжело вздохнул. Стены Дома ярко поблескивали в свете сотен вплавленных жар-камней. Можно было разглядеть каждую трещинку, каждый соляной нарост, каждый сталактит. Здесь не существовало понятия «тьмы». По крайней мере, в потестатемы бодрствования. Но стоит выйти из пещеры, как все иллюзии тут же пропадали. Там, за этими огромными пылающими валунами, блокирующими выходы из Дома, царила чернильная темнота.

— Борьба — наша основная цель, — хрипло сказал я. — Если позволим унынию взять верх — нам конец. Странно, что вы это не понимаете.

— Борьба против чего? — спросила Хуфра. Слезы катились и катились по ее бледному как мрамор лицу. — Когда-то я хотела вернуться в Мезармоут… Чтобы забыть все те ужасы, которые пережила здесь, чтобы завести семью и ребенка… Откуда во мне такие мысли? Ведь… ведь я даже не знаю, была ли вообще когда-нибудь в этом треклятом городе! Меня тянуло в Мезармоут. И ради этого я боролась, как ты говоришь. Вся группа доверилась тебе, Гектор.

Я нахмурился. На плечи словно рухнул весь мир. Боясь посмотреть в глаза девушке, сел на камень, положил руки на колени. Пальцы предательски задрожали.

Всхлипнув, Хуфра тыльной стороной ладони вытерла слезы.

— А что сделал ты? — спросила она. — Молчишь? Так я скажу: ты отказался от людей. Отказался вести нас. И это тогда, когда мы все нуждались в тебе! Приравнял нас к себе. Но ведь ты выше нас, не отрицай! Так было и будет! Именно с тобой общался бог! Дал тебе заветы… А ты наплевал. Да, за все эти хакима ты многое сделал для группы, но ведь в душе остался осадок.

— Мы будем бороться… — прошептал я. Плечи поникли, а голова разом отяжелела.

— Господь показал бессмертным, что все наши старания — ничто, — сказала Хуфра, шмыгнув носом. В блестящих после слез глазах плясало пламя. — И я не покину больше Дом. Не пойду против бога. Возможно, когда-нибудь он и явится сюда. И покажет путь к Мезармоуту. Вот только не уверена, что уйду вместе с ним. Я смирилась с судьбой. Пусть эта сумасшедшая Шифра ползает по пещерам и ищет выход.

Хотелось влепить сутулой пощечину. За предательство. За трусость. Но я не сдвинулся с места. Смотрел на свои ладони. Кожа от пота и жира блестела — звезды у меня на руках.

— Странно, что ты еще не понял, Гектор, — прохрипел Териф.

— Не понял что?

— Мы все рано или поздно сойдем с ума от снов. Возможно, наши сердца еще будут биться, но разум помутнеет. Я с каждым анимамом ощущаю это сильнее.

Опять тишина.

Люди тянут меня вниз. Пытаются убедить в слабости и ничтожности. Почему раньше не видел эту грязь в их душах? Тогда бы ни за что не отказался от управления группой. Столько времени прошло, а они говорят мне правду сейчас. Странно… Но ведь и я ошибался: сам же не хотел покидать Дом, а теперь пытаюсь убедить все бросить, чтобы выбраться на поверхность и посмотреть на звезды. Так глупо.

Какой же я идиот!

— Мы не меняемся, Гектор, — вновь заговорил Териф. — В этом была наша сила. За сто пятьдесят хакима мы обзавелись инструментами, печами и кузницей, вспомнили, как обращаться с железом. Но сами мы остались прежними. Понимаешь? А ты и Шифра даете людям надежду на освобождение, хотя прекрасно знаете, что ничего не поменяется.

— Хотите нас изгнать? — спросил я.

Мучительно долгое молчание. Приходится заставлять себя дышать.

— Нет, — сказал Теш. — Вы оба рано или поздно поймете: мы навсегда останемся гнить под землей. Снова и снова. Такова наша участь. Участь бессмертных.

Я молчал, хотя в груди разгорался огонь. Нет ничего проще сейчас, чем гордо объявить, что отправлюсь к расщелине один… Чувствую: так делать нельзя. Группа еще больше убедится в собственной правоте. Нужно действовать иначе. Как? Пока не знаю.

Я всматривался в каждое лицо. Большинство даже не смотрели на меня, боясь столкнуться взглядом.

Териф попытался улыбнуться. Всего лишь попытался, потому что губы растянулись в оскале. Никогда не видел парня таким… таким чужим. Передо мной словно сидел другой человек.

— Я больше не буду ничего придумывать, — сказал он. — В этом нет необходимости.

Я лишь кивнул, заметил его замешательство. Думал, буду тебя переубеждать? Ошибаешься.

Некоторое время никто не проронил ни слова. Кроме потрескиванья пламени, был слышен только тихий плач сутулой Хуфры. Сидящий рядом с ней Териф обнял её и принялся гладить по давно не мытым волосам. Из памяти всплыла картина, как группа в первый раз оказалась в этой пещере. Тогда люди боялись каждого шороха. Помню, как жалась ко мне Шифра, вздрагивая от эха собственного голоса.