Готово.
Я купила элегантный обеденный стол из вишневого дерева с изогнутыми ножками и набор фарфоровых тарелок, на которых были выгравированы маленькие серебряные светлячки. За столом могли разместиться четыре человека, может быть, даже пять или шесть, если бы мы прижались друг к другу. Теперь я могу устраивать вечеринки, говорила я себе. На самом деле, я так и сделаю. Я буду устраивать вечеринки.
Я купила для своего нового ноутбука специальный складной стол с удобным черным офисным стулом, принтер и деревянный картотечный шкаф. Я написала «ДИССЕРТАЦИЯ» на верхнем ящике и «ЭКЗАМЕНЫ» на нижнем, а затем провела целый день, упорядочивая свои заметки.
Для гостиной я купила мягкий кремовый диван с изогнутыми подлокотниками и льдисто-голубой ковер, а вдоль стен выстроились белые книжные шкафы. Только когда я закончила распаковывать книги, то поняла, что пытаюсь воссоздать нигде: стена окон, открывающаяся вид на воду, изгибалась, чтобы встретиться со стеной книг позади.
Позже на той неделе я шла домой мимо студенческой художественной выставки. Я вошла туда, прежде чем смогла остановиться, и купила огромную абстрактную картину, дикий вихревой хаос черного, алого и красного цвета, который напомнил мне доспехи Локи. Я повесила ее над кроватью и поставила на комод свечки.
— Все готово, — сказала я, отступая. Картина выглядела потрясающе в мерцающем свете свечей.
— Для встречи тебя, — сказала я, и мой голос эхом отозвался в пустой комнате.
Я снова прошлась по квартире, проводя руками по мягкому дивану, глядя в окно на мерцающие огни вдоль Лейк-Шор-драйв. Я зажгла свечи в гостиной и на обеденном столе. Их свет танцевал и мерцал на серебряных светлячках фарфора на столе. Я видела, как в темных окнах отражается свет свечей, а над ним — смутные очертания моего собственного отражения. Меня, стоящей в одиночестве в моей новой гостиной.
Вздохнув, я задула свечи и направилась в душ. Было уже поздно.
* * *
Когда я вышла из душа, в квартире было очень темно. Я пошарила вдоль стены спальни в поисках выключателя.
— Привет, смертная женщина, — сказал Локи.
Я улыбнулась и перестала искать выключатель, позволив полотенцу упасть к ногам.
— Ты нашел меня, — сказала я с легкой дрожью в голосе.
— Ты пыталась спрятаться? — удивленно спросил он.
Свечи вспыхнули, и я увидела его улыбку. Я вздохнула и потянулась к нему, обхватывая его руками, вдыхая его запах. Мы стояли вместе в тишине, звуки уличного движения и волны озера Мичиган были едва слышны через окна гостиной.
— Мне нравится это место, — сказал он, наклоняясь, чтобы коснуться моих щек своими мягкими губами.
Я хотела поблагодарить его. Я хотела объяснить, как создавала каждую частичку квартиры с ним в голове, задаваясь вопросом, будет ли диван чувствоваться мягким на его обнаженной коже, представляя его улыбающимся светлячкам на фарфоре.
Я приоткрыла губы и поцеловала его.
Глава семнадцатая
Я игнорировала урчащий живот, пока он не заболел, а затем я игнорировала его еще немного. Экзамены начнутся через неделю, дата была обведена красным кружком на историческом Чикагском календаре, прикрепленном большой кнопкой над моим столом. Одна. Неделя. А я все еще не понимала Иммануила Канта, немецкого философа семнадцатого века, чьи идеи, несомненно, будут огромной частью экзамена.
Передо мной были разложены все его книги — от «Основ метафизики морали» до «Критики чистого разума», включая экземпляр «Пролегомены» на оригинальном немецком языке. Плюс огромная стопка заметок. Но перед глазами все начало расплываться, и идеи, которые имели смысл несколько часов назад, разваливались. Одна неделя, подумала я, закусив губу. Семь. Дней. Я оттолкнулась от стола и встала. Может быть, пришло время сделать перерыв.
Мир внезапно потускнел по краям. У меня было достаточно времени, чтобы задаться вопросом, почему моя кухня становится такой маленькой, прежде чем я потеряла сознание.
Я очнулась лежа лицом вниз на полу в гостиной. Чья-то рука легла мне на плечо и перевернула на спину.
— Привет, — сказала я, улыбаясь, когда голубые глаза и высокие скулы Локи сфокусировались. Он выглядел расстроенным.
— Смертная женщина, — нахмурился он, — когда ты в последний раз ела?
— Просто, эм, — я попыталась вспомнить, заставляя себя сесть, — этим утром? Кажется, я съела… немного миндаля?
Локи покачал головой.
— Пошли, — сказал он, потянувшись ко мне.
— О нет, — сказала я, отталкивая его руку. — Я еще не закончила. У меня всего семь дней, и я не понимаю Канта!
— О, замолкни, — сказал он, обнимая меня за плечи…
… а потом мы оказались в нигде, и там нас ждал столик.
Я была слишком голодна и устала, чтобы продолжать протестовать, поэтому села за стол и положила себе бутерброд с огурцом, а затем рогалик с копченым лососем. Локи налил мне в стакан что-то темно-красное. Это было сладким и искрящимся, а вкус был изумительным.
— Спасибо, — неохотно сказала я, когда желудок перестал урчать, и уровень сахара в крови медленно вернулся к чему-то похожему на норму.
— Ты хочешь, чтобы я вмешался? — спросил он. — Я мог бы сделать так, чтобы экзаменаторы поверили, что твои ответы — самое блестящее изложение, которое они когда-либо слышали.
— О боже, нет, — сказала я, чуть не поперхнувшись соком. — Нет, нет, не смей. Это ничего не будет значить, если я не сделаю этого сама.
Локи улыбнулся мне.
— Как хочешь.
Я смотрела в окно на мягкое, освещенное солнцем море. Я вдруг почувствовала себя очень усталой.
— Итак, — сказал Локи, — что ты не понимаешь у Канта?
Я подняла бровь, глядя на него.
— Ты читал Канта?
Он рассмеялся.
— Дорогая моя, за кого ты меня принимаешь?
Отлично, подумала я. Я выведу тебя на чистую воду.
— «Категорический императив», — ответила я.
— Какую формулировку? — спросил он, улыбаясь. — Тебе известно, что Кант предложил три разных варианта?
Он не блефует, подумала я и попыталась спрятать улыбку за очередным бутербродом с огурцом.
— Все, — сказала я. — Расскажи мне все.
К тому времени, когда Локи обошел вокруг стола, поднял меня и отнес к кровати, я, наконец-то, поняла Канта.
* * *
Я проснулась посреди ночи, садясь в темноте.
— Мои экзамены! — ахнула я.
— Через четыре дня, — пробормотал Локи, не шевелясь. — Ложись спать, женщина.
Я сидела в темноте, пока мое бешеное сердцебиение не успокоилось, прислушиваясь к шуму волн за окном. Там было очень темно — такая темнота, где не было ни уличных фонарей, ни машин, ни сверкающей или пищащей электроники. За широкими открытыми окнами небо мерцало незнакомыми звездами. Нежные белые занавески наполнялись и трепетали на ветру с океана.
«Все уезжают на скорой перед экзаменами», — сказала мне Дебра. Я вздохнула. Думается, это лучше, чем скорая. Чувство паники, которое сжималось в моей груди с сентября, медленно начало покидать тело. Четыре дня до экзаменов, которые определят ход всей моей жизни. Мне следовало бы испугаться. Я должна была учиться.
Я легла рядом с Локи, наслаждаясь ароматом древесного дыма, слушая его мягкое, ритмичное дыхание. И я заснула.
* * *
Мои экзамены проходили в четверг и пятницу: два письменных экзамена в четверг, заключительный письменный экзамен и устный экзамен в пятницу. У меня было четыре часа на каждый экзамен, с тридцатиминутным перерывом между ними.
В четверг я проснулась в четыре утра, одна в своей постели. На один дезориентирующий момент мне показалось, что я снова в нигде, но голубое сияние моих ночных часов было совсем не похоже на звезды за окнами, а шум машин вдоль Лейк-Шор-драйв был совсем не похож на тихий шелест волн этого чужого океана.
Когда взошло солнце, я побежала вдоль мыса, стараясь не думать. А потом пришло время поесть, принять душ, одеться. Пешком пройтись до кампуса. Держать ответ.