— Я должен предупредить тебя, — сказал папа, похлопывая меня, когда направился к выходу из аэропорта, — мама немного того… серьезно… относится к этой свадьбе.

— Не сомневаюсь, — сказала я. — Но спасибо за предупреждение.

Когда мы вышли из гаража, мама сидела за кухонным столом, покрытым сотнями розовых лент.

— О, привет, Каролина, — сказала она, вставая, чтобы обнять меня. — Ты похудела, — одобрительно сказала она. — Но, милая, ты выглядишь как облезлая кошка. Я забронировала нам на завтра спа и никаких жалоб. А теперь присаживайся и помоги мне завязать ленточки на этих программках.

Свадебные программки были напечатаны на плотной бумаге цвета слоновой кости. Мама пробивала два отверстия в верхней части программки и завязывала между ними розовый бант. Это казалось совершенно бесполезным занятием, но я закрыла рот на замок, потерла глаза и села за стол, чтобы помочь ей. Мама дружелюбно почти час болтала о еде и шампанском и о том, как они, наконец, решили — наконец-то! — что кальмаров итак было слишком много.

Когда я добралась до своей комнаты, была уже почти полночь. Платье подружки невесты висело на двери — шелковое вечернее платье без бретелек, темно-розового цвета с разрезом сбоку. Ему понравилось бы это платье, подумала я, прежде чем смогла остановиться. А потом я не могла заснуть.

Я лежала без сна, уставившись в потолок, пока не стала готова закричать от отчаяния. Наконец, я вышла из комнаты и, тихо открыв дверь, пошла на задний двор. Я взяла с собой то, что прочту на свадьбе — «Сонет 43» Элизабет Барретт Браунинг. Очевидно, он был очень любим Ди. Так что было бы неплохо, если мне удалось бы не облажаться перед более чем сотней людей на свадьбе.

Я читала стихотворение до тех пор, пока строчки не поплыли, а потом я выключила свет и села в темноте, прижав колени к груди. Ночь была тихая и теплая, но темные листья калифорнийского ясеня танцевали на фоне индигового неба.

— Должно быть, там, откуда ты родом, штормит, — зевая, сказала я дереву, схватила книгу и направилась обратно в спальню. 

Мама разбудила меня рано.

— Милая, проснись и пой! Тебя ждет целое утро в спа-салоне!

Я попыталась подавить стон. Я всем сердцем ненавидела ходить в спа. Все, что они делали, причиняло мне боль. Они выщипывали мне брови, заливали горячим воском интимные места, шлифовали ступни. Даже массаж речными камнями казался болезненным. Мы с мамой постоянно спорили об этом. «Красота того не стоит», — говорила я ей. «Я бы предпочла чувствовать себя комфортно». Моя мама смотрела на меня с ужасом и отмахивалась от меня руками.

Я натянула джинсы и футболку с надписью «Чикагский университет: где единственное, что на тебя давит — это твой средний балл», и побрела на кухню за чашкой кофе. Папа улыбнулся мне и осторожно поднял большой палец, сидя за кухонным столом. Я улыбнулась в ответ, чувствуя себя нервозно.

— Так, — сказала мама, поднимая накрашенную бровь, глядя на меня. — Съешь быстро что-нибудь, потому что мы выезжаем через десять минут. — Она глубоко вздохнула, ожидая протеста.

— Звучит здорово, — пробормотала я. Скорее всего, это будет единственная свадьба, которую планирует моя мама. Я не собиралась стоять у нее на пути.

Мама всю дорогу рассказывала мне, что она запланировала в спа. Какой-то скраб для всего тела (который, вероятно, будет болезненным), придание формы бровям (также, вероятно, болезненно), стрижка и мелирование (это будет плохо пахнуть, но, по крайней мере, не повредит) и воск. Ай. Кроме того, маникюр и педикюр, и она уже выбрала цвет. Он будет соответствовать цвету ленты на свадебных программах, и такой же будет на ногах.

— Отлично, — сказала я, с трудом подавляя стон.

Как только мы добрались до спа-салона, меня увели, чтобы выщипать, намазать, покрасить и накрасить. Вот что делают нормальные люди, думала я, жуя сушеные яблочные ломтики и потягивая минеральную воду в пушистом махровом халате, пока ждала брови… неважно. Нормальные люди ходят в спа-салон. На них наносят воск.

Они не переводят древние книги с исландского на английский и не галлюцинируют о скандинавских богах в своей спальне.

— О, дорогая, ты уже выглядишь лучше, — сказала мама, садясь рядом со мной. Ее лицо было покрыто какой-то шокирующе синей массой, а волосы были убраны в большой белый мешок.

— Спасибо, — сказала я. — Ты выглядишь…

Она рассмеялась. Я поняла, что это был первый раз, когда я услышала ее смех с тех пор, как приехала. А потом девушка, которая выглядела едва достаточно взрослой, чтобы окончить среднюю школу, села передо мной, чтобы проредить мои брови, и поездка в спа снова стала болезненной. 

В тот день я впервые увидела Ди на репетиции свадьбы. Она была одета в джинсы и белую футболку с надписью «НЕВЕСТА», держа бумажную тарелку, покрытую бантами. Она выглядела сияющей.

— А теперь повернитесь к счастливой паре, — сказал нам священник, — и улыбнитесь!

Мы тренировались улыбаться. Мой брат держал руки Ди под бумажной тарелкой. Они смотрели друг другу в глаза, и мое сердце слегка сжалось.

— Ладно, а кто у нас Каролина? — спросил священник.

Я шагнула вперед.

— Вы хотите попрактиковаться в речи прямо сейчас?

— Нет, — сказала я, качая головой. — Я в порядке.

Ди обняла нас всех после репетиции, а затем отвела в сторону и вручила мне маленькую белую шкатулку для драгоценностей.

— Теперь я твоя сестра, — сказала она, накрывая мои руки своими. — Ты можешь обратиться ко мне, если возникнет необходимость.

Я подняла воспаленную, выщипанную бровь, не совсем понимая, что она имеет в виду. Ди любила органическую пищу и натуральные чистящие средства, правда иногда она бывала немного, ну, калифорнийкой.

— Спасибо, — сказала я, и она снова обняла меня.

Я открыла шкатулку для драгоценностей, когда папа вез нас на репетицию ужина. Внутри лежал изящный браслет-цепочка с болтающейся серебряной раковиной. Я надела его и вошла в ресторан. 

Мой брат провел ночь перед свадьбой в доме наших родителей, со мной, а не в доме, который он делил с Ди.

— А разве ты не должен был уйти в загул, ну знаешь, праздновать? — спросила я.

Мы пили пиво, смотрели телевизор и создавали видимость, что заворачиваем пакетики с семенами цветов в белый тюль. Я прижимала холодную бутылку к своим выщипанным бровям, они все еще болели.

Он рассмеялся.

— Мальчишник уже был, — ответил он. — Кроме того, мне больше нигде не хочется быть.

Я улыбнулась ему, и он потянул свое пиво ко мне, чтобы мы чокнулись.

— Приятно, — сказала я. — Я тоже рада тебя видеть.

В этот момент в гостиную вошла мама и прокричала:

— Завтра у нас будет более ста гостей! А вы, я смотрю, сделали только ТРИ подарка!?

Мой брат встал, обнял ее и повел обратно на кухню, а я склонилась над семенами и тюлем, приступая к работе.

Было уже около полуночи, когда мы, наконец, закончили свадебные подарки, более сотни маленьких шариков цветочных семян, завернутых в тюль, перевязанных темно-розовой лентой и помеченных милыми маленькими бирками с надписью «Семена любви Джеффа и Ди». Я сложила их все в коробку и перенесла на кухонный стол вместе с другими дюжинами вещей, которые мы не могли забыть завтра утром.

— Посмотри на ясень, — прошептал брат.

Я присоединилась к нему у кухонного окна, и мы смотрели, как высокие ветви дико колышутся в спокойном ночном воздухе.

— Что-то происходит, — пробормотал он.

Я уставилась на брата, собираясь спросить, что он имеет в виду, когда услышала мамины шаги в коридоре.

— Пора спать! — крикнула она, хлопая в ладоши, совсем как в детстве. — Жених должен быть хорошо отдохнувшим!

Я забралась в постель, закрыла глаза и попыталась не думать о Локи. О его гладкой, прохладной коже, о его диких глазах с пляшущимися огоньками. О изгибе его шеи, когда он наклоняется, чтобы лизнуть мою грудь. Три месяца, подумала я. Три месяца. Одна неделя. Два дня.