— Н-да. С таким отношением тебе вовек не избавиться от клюва и когтистых лапок.

Его радостное настроение сменилось огорчённым.

— Запомни: тебе нужно думать не о себе, а об окружающих. Избавишься от завышенного ЧСВ, тогда, возможно…

— Дело в шляпе?

— Да.

Из-за Леры, наклюкавшейся зелья с побочным эффектом, мы просидели с Шуриком довольно долго, выжидая её пробуждения. Я освободила Гречку от упряжи, но привязала её к дереву, чтобы та не ускакала. В телеге, кстати, обнаружилась котомка с бутербродами.

— Вот это подфартило! — обрадовалась я, но их оказалось всего два.

— Мои любимые сосиски, между прочим, «Столичные». Эх, был бы я человеком… — пожаловался голубь.

— То что бы? Вырвал последнюю крошку изо рта у хрупкой девушки?

— Я не назвал бы тебя хрупкой. Да и зачем вырывать, под действием моего неземного обаяния ты бы сама отдала мне всё без остатка.

Я состроила кукиш и начала поглощать яство, не скрывая наслаждения.

— На твоём месте, Шурик, я бы подумала, как бы тебе самому не угодить на место сосиски. На данный момент ты всего лишь дичь. А я в последнее время бываю жутко голодной.

Шура чуть в обморок не упал от такой неслыханной наглости. Ведь, по его мнению, наглеть имел право лишь он сам.

***

— Почему именно зелье прекрасного голоса? — спросила я, когда мы рысили по роще верхом на Гречке. С пушками мы распрощались. Те весело упрыгали по кочкам, поросшим клевером. Самое тяжёлое прощание состоялось с Серебрянкой. Нам жуть как не хотелось с ней расставаться. Но она мягко завибрировала, и это подействовало не хуже полпачки глицинок и прижатой к сердцу плюшевой коровы. Не то, чтобы я съедала за раз полпачки глицинок. И уж тем более у меня нет плюшевой коровы!

— Более полезного не нашлось, — ответила, устало положившая мне на плечо голову, Лера, — одно зелье осталось в утерянной сумке, два — в этой. Но на том, другом, отклеилась этикетка и чтобы не рисковать, воспользовалась этим. Хорошо, что всё получилось.

— Слушай, а где Шура?

— Не знаю, давно его не видела, с тех пор как мы только отбыли.

Я вспомнила разговор, состоявшийся за три часа до.

— Ну, что, через горы, через лес, в город принцев и принцесс? — поинтересовался Шурик. Он был в курсе нашего маршрута, да и всего остального в частности.

— Эй! — возмутилась тогда сестра.

— В чём дело? — поинтересовалась я. А обернувшись, увидела голубя, взгромоздившегося на её плечо.

— Мы тебе не карета, лети сам!

— А тебе жалко, что ли?

— Свою нежную недавно регенерированную кожу, пахнущую теперь из-за кой-кого отнюдь не ромашками? Да, жалко. На скорости ты расцарапаешь её и порвёшь платье. Плюс, вы, голубишки, любите делать свои грязные делишки, где не попадя. Достаточно аргументов?

Голубь состроил оскорблённый вид.

— Что за шуточки? Я воспитанный и чистоплотный. Да и если кожа уже не пахнет ромашками, то и терять нечего, верно? — он склонился и принюхался, — Интересно, кто тебе её переароматил? — Лерс окинула его взглядом «догадайся», — И вообще, ты своей речью нанесла мне оскорбление, а я, между прочим, будущей Хранитель.

— Пока ты всего лишь облезлый комок, любящий подпортить нервы и платье. И без нашей помощи ты таковым и останешься. Так, что в твоих интересах слушаться.

— Хорошо, наслаждайтесь недолгой властью. А когда я верну себе прежний облик…

— Если вернёшь, — подметила Лера.

— Верну! И тогда месть моя будет жестокой. Трепещите…

— Враги наследника, Тайная комната снова открыта! — в голос закончили мы с сестрой и засмеялись.

Извилины голубишки интенсивно зашевелились, обдумывая услышанное. Я воспользовалась его замешательством и невниманием и ударила шенкелями по бокам Гречки. Лошадь сорвалась с места, а гулька опасно зашаталась, не удержалась и полетела кубарем вниз. У самой земли он едва успел сгруппироваться и взмыл в небо.

С тех пор мы его не видели. Возможно, он летел над нами, невидимый в слепящих лучах, глядя на нас свысока. Шуре, в его положении и с его самомнением просто необходимо было разбавить унижение представлением, что он — гордый орёл, а мы — мураши, ползущие где-то там, внизу.

— Честное слово, облегчение — избавиться на время от этого прилипалы, — вытерла пот со лба я. Солнце шпарило, как кипяток из чайника шпарит ляжки, как Райан шпарит на танцполе.

— Не дождёшься! — послышался раздосадованный с примесью удовлетворения голосок, — Это ж моя профессия, смысл жизни, который я обрёл, находясь в этом теле.

Я затормозила лошадь, позволяя немного отдохнуть ей и нам. Мы спешились и завертели головами, ища этот клювастый фурункул на заднице.

— Хорош прятаться, Шурик!

— Если ты ещё хоть раз будешь до меня докапываться, вмиг вылетишь отсюда! — послышался наглый ответ.

— Чтоо? Откуда мы должны вылететь?

— Погоди, Лерс, повернись спиной.

Я расстегнула замок на рюкзаке и откинула крышку. От увиденного у меня отвисла челюсть.

— Шурик, ты умял все фрукты? — на землю с глухим стуком выпал пустой контейнер, — И бутерброды! Которые мы приберегли для особого случая!

— Что!? А? Где? Нет! Это не я, это вот она! — Шурик вытолкнул на всеобщее обозрение комок свалявшейся кошачьей шерсти. Откуда он там? Шурик решил устроить себе гнездо? Освободил, значит, место от «ненужного» и напихал туда всякой фигни, чтоб помягче было?! Тут комок обрёл блестящие глазки и крохотный носик.

— Серебрянка? О, Господи, что ты здесь делаешь? И почему ты в таком состоянии? Последствие борьбы с Шуриком, да?

Вышеупомянутый недовольно прищурился.

Лера сняла рюкзак с плеч. Пушок выбрался из укрытия и прыгнул мне на руки. По ним он взобрался на плечо и мягкой щёчкой прижался к шее. Я ласково взъерошила искристую шёрстку.

— Решила последовать за нами, малышка? Разве тебе не лучше с друзьями, на свободе? Ну да ладно, это твой выбор. Оставайся, если хочешь, мы только будем рады.

— Хей! Ты чего с помпоном от шапки сюсюкаешься? У неё же мозг размером с горошину. Она не бум-бум, что ты ей сообщаешь, — поразился Шурик, недовольно выглядывая из рюкзака, — И она съела всю провизию!

— Сдаётся мне, она здесь не причём, — Лера перевернула и вытряхнула брехуна из бункера, — постойте-ка! Так ты вовсе не летел всю дорогу за нами! Ты изначально вальяжно расположился в рюкзаке и проехался, мало с комфортом, так ещё и пожирая драгоценные булки!

— Врёёшь. Не было там булок. Были: 4 хётбита, 1 фрунк, 2 абринроза и 2 бутерброда, бутыль воды, пустая на пять шестых, склянка с зельем, бумажный свёрток и компас.

— Ты что, учёт вёл?

— Типа того. Вам необходим бухгалтер. За скромную плату, разумеется, я готов…

— Погоди, как бутылка, полная на пять шестых? — не поняла Лера.

— Для тех, у кого плохо с математикой, поясняю: этого количества вам хватит на несколько глотков. От одного до трёх, в зависимости от объёма.

— Но прежде чем уйти из отеля мы наполнили её до отказа!

Шурик юркнул за спину Леры и неспроста. Я достала бутылку воды и обнаружила в ней четыре маленькие дырки… Свиток подмок, но не сильно.

Удар пластмассовой тары пришёлся точно на головку, диаметром в дюйм.

— С нас хватит! Проваливай отсюда! — крикнула я и замахнулась снова.

— Но вы не можете меня прогнать! Мы договорились! Я помогу вам, вы поможете мне…

— Чушь. От тебя одни убытки! Бестолковый довесок, который только и умеет, что ныть, врать и лезть со своими советами! Уйди с глаз долой, пока мы тебя не зажарили и не съели. И огромное тебе спасибо за билет прямиком на рейс к мучительной смерти не только от голода, но и от жажды!

С каждой фразой виновник всё больше втягивал голову в плечи. Казалось, он готов был расплакаться. Он не произнёс ни слова в свою защиту. Не выдержав давления, он улетел.

Ночлег мы устроили на пологом холме, откуда открывался вид на обширные фермерские угодья. Полосатые, как арбуз, поля с аккуратными рядками скирдов сена, волнами простирались до самого горизонта. Слева мерцали окна фермерских построек.