Девушка нахмурилась:

— Значит, тётя нас ненавидела?

— Да, несмотря на то, что сначала дед, а потом твой отец ежемесячно выделяли ей приличную сумму. После смерти Поля я продолжала это делать, пока…

Николь сбилась. Даниэль знала, о чём говорит мама:

— Пока Барнс не перекрыл нам воздух.

— Да. А потом Катрин стала ждать, когда мы окончательно сломаемся, чтобы прибрать лесопилку к своим рукам. Я… — женщина нервно сжимала кулаки. — Наверное, это неправильно, но я не хочу, чтобы лесопилка досталась ей. Я ведь просила Катрин о помощи, я предлагала ей половину, чтобы только избавиться от Барнса, а она сказала, что такой суке, как я, так и надо! И что она с радостью посмотрит, как меня отдерёт каждый желающий!..

Даниэль на несколько минут замерла: обычно мама не употребляла резкие, грубые слова, даже в моменты чрезвычайного волнения. Видно, случившееся в Верте что-то сломало в нежной, воспитанной женщине. Девушка, помолчав, спросила:

— Почему нам никто не помог? Ни друзья, ни знакомые! Мы же никому не причинили зла!

— Потому что мы а’Грианы, — Николь подошла к окну. — Мы потомки древнего великого рода, с которым дружили короли и императоры. Когда-то с нашими предками смертные не осмеливались даже заговорить… Для людей нет большей радости, чем смотреть на падение и угасание тех, кто когда-то возвышался над ними. Сначала они кланяются тебе в пол, заглядывают в глаза и называют благодетельницей, а потом с такой же искренностью швыряют в тебя комья грязи и называют маговой подстилкой. Опустить до своего уровня тех, кто был недосягаемо высоко, — вот высшее наслаждение для многих.

Даниэль покачала головой:

— Неужели всё человеческое величие осталось в прошлом?! Достоинство, благородство, честь — это ещё осталось в нашем мире?! Это кому-нибудь нужно?!

Её мать пожала плечами:

— Я не знаю… — помолчав, женщина тихо сказала: — Барнса хотели снять с должности.

— Что?

— В изоке (июнь — Прим. авт.) вдруг налетела столичная проверка. Трясли мэрию и мэра. Я его с той поры больше не видела.

Даниэль сглотнула, догадываясь, по чьей инициативе появились проверяющие. Значит, не только Родик помог матери: ещё раньше, когда они были в Саорсе, Лачев тоже позаботился о женщине. А чем она отблагодарила его в ответ?! Знакомая чёрная тоска подняла голову. Гораций! Опасный и любимый колдун!..

— … Я рада, что уехала из Верты, — тихо призналась Николь.

Девушка молчала, наблюдая за матерью. Та смотрела в окно, а на губах трепетала несмелая улыбка. И Даниэль вдруг чётко осознала, что Верта — это всего лишь город, улицы с домами. А для матери — это место позора, где в угоду собственной похоти растоптали её достоинство и право на свободный выбор. Девушка смотрела на женщину рядом, маленькую, измученную, но цепляющуюся за жизнь… ради неё, чёрт возьми! Какая разница, где жить, на жарком юге или на холодном севере?! Главное, чтобы на сердце было тепло и солнечно, и тогда все эти лютые холода и пугающая снежная пустыня за окном не такие уже и страшные. А для Николь Бонье эти перемены нужные. Здесь она человек с пустым прошлым. Никому нет дела до неё: ни людям, ни Белым волкам… Разве можно мешать своей матери попытаться начать жизнь с чистого, снежно-белого листа?! Даниэль выдохнула:

— Ты хочешь остаться здесь.

— Родик пообещал, что никто не тронет…

Николь осеклась и покраснела. Девушка не выдержала, всхлипнула и бросилась ей на шею:

— Мамочка, прости меня!

— За что, глупенькая? — женщина обняла дочь. — Ты моя кровиночка, ты моя отрада! Я живу, потому что ты у меня есть!

Родик потрясённо замер в дверях, глядя на громко рыдающих женщин.

— Да что ж такое-то?!.. Дохлый котс! Это что за наводнение?.. Поля, как ты там рассказывала? Всемирный потоп?!

Рядом с бетой замерла перепуганная оборотница.

— Вы чего? Случилось что?

— Всё в порядке, — Николь поднялась и через силу улыбнулась: — Я сказала Дани, что мы вряд ли сможем вернуться на родину.

Полина понимающе кивнула, переглянувшись с Гилмором:

— Поверьте, это можно пережить. Нужно время, немного терпения и занятие, чтобы не думать, не рвать душу воспоминаниями.

— Совершенно верно, — мужчина присел на стул. — Николь, ты определилась с работой?

— Да, спасибо за рекомендацию, — благодарно кивнула женщина и посмотрела на дочь: — Я буду работать в рекламном агентстве.

— Я рада за тебя!

— А ты?.. Ты собиралась сдавать тесты и подавать документы в университет? Уже, наверное, поздно?..

Даниэль просияла, чувствуя гордость:

— Я поступила в Виридийский университет.

Николь улыбнулась:

— Это же прекрасно! Я так горжусь тобой! — и вдруг побледнела. — Но ведь ты не сможешь… Как теперь-то?..

Девушка уже думала об этом. И считала, что это её шанс вернуться и всё исправить:

— Я буду учиться там.

— Как?

— Я полечу в Виридию. Даже если… Есть общежитие…

Родик кашлянул и без желания вмешался в разговор:

— Не полетишь.

— Что?

Мужчина отвёл глаза.

— Тебе запрещён лёт в Аврею-Десетру. Я сегодня узнал.

— Почему?

Гилмор тяжело вздохнул и отвернулся. Ответ и так был очевиден. Николь нервно теребила поясок жакета, чувствуя, как меняется атмосфера в комнате. Потом вскинула голову:

— Но ведь есть другие университеты! Элларийский, например! Там же могут учиться люди?!

— Вступительная кампания окончена, — напомнила Полина Виттур.

— А если дать запрос в Виридию? Или оформить перевод? Родик, ты же сможешь помочь? — Николь схватила оборотня за руки.

Не только Гилмор обалдело уставился на женщину, Даниэль с Полиной тоже смотрели на неё с одинаково изумлёнными лицами. Та даже смутилась немного и торопливо отсела от мужчины. Белый волк откашлялся, пытаясь скрыть замешательство:

— Можно попробовать, конечно.

За спиной Николь ему закивала Полина Виттур, обещая свою помощь.

А Даниэль сидела ни живая ни мёртвая. Она рассчитывала, что если не дозвониться Горацию сейчас, то обязательно встретиться с ним осенью, когда начнётся учёба. Новость, которую принёс Родик, потрясла её. Получается, это конец?! Гораций не намерен не то что прощать её, а даже видеться?..

Уже гораздо позже, когда волки ушли, Даниэль не выдержала.

— Мама, хватит!

Николь, упоённо рассказывающая о своей учёбе, затихла.

— Я хотела отвлечь тебя.

— Я знаю, но не надо. Это не помогает.

Женщина поникла и, согласно кивнув, поднялась со стула.

— Не обвиняй меня в чёрствости Дани. Я всё понимаю. Но мужчины… Порой уходят даже самые лучшие, а мы остаёмся одни и совершенно беспомощны. Я хочу, чтобы ты была сильной. Чтобы эта первая неудача не сломала тебя, не разрушила твои мечты. Ты всегда хотела быть переводчиком. С детства! Не артисткой, не моделью… Ты столько занималась дома! И что? Бросить всё сейчас, когда ты почти добилась своего?! Поверь, моя девочка, я знаю, как тебе сейчас больно, но со временем эта боль станет легче. И ты захочешь жить. Только время назад не вернёшь. Для этого и нужны родители и друзья, чтобы в минуты отчаяния не дать тебе опустить руки. И кто знает, может быть именно это однажды поможет тебе вернуть утраченное.

Даниэль уже пожалела о своём срыве, жалобно всхлипнула:

— Я люблю тебя, мамочка!

— И я тебя люблю!

Полина Виттур от дверей наблюдала за девушкой. Даниэль сидела в кресле неподалёку от горящего камина и читала. Вернее, держала книгу в руках. Судя по отрешённому взгляду, мысленно девушка была где-то далеко. Волчица по-женски жалела её, сама хорошо помнила, каково это: расстаться с любимым, жить с гнетущим ощущением потери, причём по собственной вине. Когда каждый прожитый день — ещё один шаг между тобой и дорогим человеком. Чёрная опустила голову. Она и рада бы помочь Даниэль, да только как?

Внимание оборотницы привлекли тихие шаги. Женщина посмотрела на Родика Гилмора: