Даниэль сама не поняла, почему это сделала: обняла лицо мужчины ладонями и коснулась губами его губ:

— Тш-ш-ш, не злись!

Гораций обмер, подавившись собственными словами. Стоял словно болван, не в состоянии пошевелить рукой или ногой, млея от детских поцелуев. Но когда Даниэль, посчитав, что он успокоился, отстранилась, опомнился: прижал к себе с требовательной просьбой:

— Хочу ещё!

Девушка потянулась навстречу. И Гораций поцеловал её сам: осторожно, но так, чтобы его лисичка почувствовала разницу между их поцелуями. Даниэль с юношеским любопытством изучала новые ощущения — приятные, волнующие, приправленные осознанием, что её любит не просто мужчина, а сам Гораций Лачев. Эта мысль не была главной, но периодически появлялась. Сейчас она быстро исчезла под напором языка и смелых объятий Горация. Руки девушки скользнули на шею мужчины и перебирали мягкие волосы.

Лачев провёл языком по губам Даниэль, не торопясь проникать в рот. Успеет. Пока хватит этой игры. Он легонько прикусил нижнюю губку и тут же лизнул место укуса. Даниэль выдохнула от этой ласки, чувствуя приятный трепет в животе. Вцепилась в плечи Горация, подставляя шею под его губы. Но мужчина, проложив дорожку из поцелуев по контору лица, остановился и не сдержал самодовольной улыбки, видя затуманенный взгляд девушки.

— Твой первый поцелуй?

— Нет.

— То есть? — чёрная бровь мага поползла вверх.

— Мой первый поцелуй был в десять лет со старшим братом моей подруги. На Йолль мы играли, и он проспорил мне желание. Я попросила взрослый поцелуй.

— И как? Понравилось?

— Нет, — она улыбнулась. — Много слюны и у него изо рта пахло зельем от кашля. Бр-р-р!

Гораций засмеялся и спросил:

— А чем пахнет от меня?

— Твоей туалетной водой, — с ходу ответила Даниэль, потом подумала немного и призналась: — А ещё… мне кажется, ты пахнешь морем.

Каждый день для Даниэль был особенным. И не только из-за занятий и грядущего поступления. Девушка постепенно погружалась в чём-то привычную, а в чём-то незнакомую ей жизнь. Жизнь королевской столицы — яркую, богемную, сверкающую, наполненную волшебством. Эта была жизнь Горация, которую Даниэль узнавала, примеряла на себя. И манили её не роскошь и богатство, а мужчина. Было что-то невероятное в любви Горация Лачева, которую он не скрывал, но в то же время не кричал о ней на всех углах. Архимаг не играл и не делал из этого шоу, он просто изменил свою жизнь, впустив в неё человека, ставшего дороже всех. Даниэль чувствовала, как каждый день ниточек, связывающих их, становится всё больше. И пусть другие боялись главного ткача и старались заблаговременно уйти с его пути, ей Лачев заглядывал в рот, готовый выполнить любую прихоть. Было щекочущее нервы ощущение, что Даниэль смогла приручить дикого зверя. Когда Гораций врывался в дом с холодным взглядом и презрительно поджатыми губами, пугая прислугу так, что даже Пирс старался слиться со стенами, девушка сама бежала к мужчине, и он менялся, успокаивался. Словно на небе после страшной грозы выглядывало яркое солнце. Взгляд архимага теплел, а губы вздрагивали от едва заметной улыбки, слыша ласковое:

— Ты дома!

… Через несколько дней после той самой ночи и их первого поцелуя, Гораций появился непривычно рано, спокойный, улыбающийся. Даниэль сбежала по лестнице вниз, во все глаза разглядывая мужчину.

— Ты уже пришёл?.. Всё хорошо?

— Всё прекрасно! — и Лачев вручил девушке небольшой букет.

Она машинально подхватила цветы, холодея от страха:

— Род?..

Архимаг фыркнул:

— Родик, а не Род.

Он постоянно поправлял девушку, тем самым напоминая, что Гилмор тоже врал ей.

— …Прячется твой волчок. Надоело догонять и искать его. Подождём, пока он сам к нам прибежит.

Даниэль понимала, что Гораций сейчас говорит не о прекращении погони, а о чём-то другом. Но о чём? Что задумали ткачи? Очередная ловушка? Рядом послышался смех мужчины:

— Я прямо слышу, как работает твой мозг, пытаясь сложить кусочки картинки в единое целое!..

— Что вы придумали? — не выдержала девушка.

— Дануся, не суй свой очаровательный носик в мою работу, иначе оторву.

Вроде архимаг шутил, а вот смеяться не хотелось. Девушка решила подождать благоприятного момента и ещё раз попробовать уговорить Горация оставить Родика Гилмора в покое. Даниэль была уверена, что сможет убедить Лачева. Он разумный человек, должен понять её! Ведь она понимает, прислушивается к его словам и просьбам!.. В каком-то смысле Гораций избаловал девушку своим вниманием. Даниэль поверила, что ей все можно и всё позволено, что её всегда поймут, пожалеют и простят. Девушка не пыталась пользоваться этим и не собиралась… Разве что один раз, чтобы помочь Гилмору. Даниэль потёрлась о мужское плечо:

— Не отрывай! Мне мой нос дорог!

— Угу! Мне тоже, — колдун легонько щёлкнул её по носику. — Значит, будем приглядывать за ним, чтобы беды не натворил.

И вот понимай, как хочешь! То ли пошутил, то ли предупредил!..

В большинстве случаев Даниэль хорошо чувствовала Лачева, многие его мысли и поступки ей импонировали. А ещё она купалась в обожании Горация, которое тот даже не пытался скрывать. Девушка, несмотря на наивность и невинность, прекрасно понимала, что в словах и взглядах мужчины нет похоти. Есть трепет и нежность. Порой казалось, что колдун боится до неё дотронуться, чтобы не обидеть ненароком. Он красиво ухаживал за Даниэль, приносил цветы и сладости. Пусть и не осыпал её комплиментами, но взгляды Горация были во стократ красноречивее любых слов. И в девушке начала просыпаться женщина, для которой внимание и любовь мужчины были необходимой питательной средой.

Ухаживая за Даниэль, Лачев и сам отрывался. Если бы кто-нибудь ещё год назад сказал архимагу, что он будет ходить в цветочный магазин и выбирать букет для женщины — проклял бы дурочка! Наверное, действительно нужно встретить свою настоящую любовь — и тогда цветы, подарки, свидания за ручку обретают совершенно другой смысл и перестают быть смешными. Гораций хотел радовать Даниэль, ему нравилось быть причиной её улыбок и восхищённых взглядов. Сколько раз мужчину подмывало зайти в ювелирный и купить что-то посущественнее ромашек и конфеток! Но он не сомневался в том, что Данька не возьмёт подарок. Найдёт способ и вежливо откажет.

Хотя колдун знал одну вещь, которую Даня примет, пища от восторга. Всё это время Лачев разыскивал не только Родика Гилмора. Он искал намадов и конкретно того мага, который лечил его. Хотел лично поблагодарить за спасение и самое важное — вернуть золотое украшение, доставшееся Даниэль от прадеда. Пока поиски не принесли результата. Его подчинённые методично прочёсывали Аврею-Десетру, но тех кочевников ещё не нашли. Куда рванули намады из Глисса — никто толком не знал. Их караваны всё время перемещались с места на место. К тому же кочующие группы не были постоянными. Намады могли переходить из каравана в караван. Но Лачев не терял надежды, пустив среди кочевников слух, что за золотой обруч обещано приличное вознаграждение. Теперь он терпеливо ждал.

Даниэль захлопнула книгу и вздохнула.

— Всё! Мне кажется, что я выучила раздел про гномов наизусть. Если Тимур и в этот раз будет недоволен, я его стукну этой книгой.

Гораций искоса глянул на уставшую девушку. Данька застыла в кресле, устремив грустный взгляд в пространство. То ли задумалась, то ли вспоминала вредного магистра, а то, что Вершинин — язва каких поискать, Гораций знал не понаслышке. И что-то так жалко стало лисичку!

— Даня, а давай рванём куда-нибудь?!

— Что? Куда?

Мужчина отложил газету, которую читал, пока Даниэль занималась.

— Завтра у меня выходной.

— У тебя не бывает выходных, — фыркнула девушка, намекая на звонки среди ночи и походы в Канцелярию даже в воскресенье.

Лачев подпёр голову рукой:

— Значит, будет.