— Да как же ты...

— Поздно... Поздно увидел... Проглядел я, Валериан Григ... Рожкова посмотрите... здесь где-то... Наших-то... Ведите...

Рожкова Мадатов нашёл чуть дальше, где его захватила вражеская засада. Удивительно, но егерь ещё был жив. Его только связали, обмотали узкими кожаными ремнями да засунули в рот сырую, вонючую тряпку. Уже хотели вести в город для расспросов да мучительной смерти, но задержались, услышав, что снова приближаются русские. Рожкову с Мадатовым повезло, обоим туркам и Афанасьеву — нет...

Пока солдат разгонял кровь по закоченевшему телу, Валериан прополз ещё дальше. Остановился, только увидев впереди и вверху часового, вышагивающего по валу. Дальше продвигаться было глупо и бесполезно. Он повернул обратно, добрался до Рожкова, потянул того за собой.

— Одного тебе оставляю, — сказал он Тихонину, рассказав, как погиб Афанасьев.

— Рожкова?

— Нет. Тот задубел, пускай со мной пробежится. Смотрите в оба. Думаю, что до рассвета они разведчиков своих и не хватятся. Но...

— Ясно, ваше благородие. Но и вы там...

— Потому двоих и беру...

Цепочку егерей Мадатов проходил осторожно, даже сторожко, опасаясь возможной засады. Зато, выбравшись на развилку, побежал резво, стараясь одновременно и донести побыстрее добрые вести, и всё-таки немного согреться.

Бутков встретил его впереди колонны:

— Ну?!

Штабс-капитан коротко доложил.

— К генералу, живо. Ах, как Афанасьева жалко! Они же с Земцовым ещё и в Аустерлиц выжили, и под Эйлау стояли. Ну да всех нас где-нибудь найдёт — не свинец, так железо...

От сигнальщика к сигнальщику колонна быстро вышла на предназначенный ей рубеж будущего штурма. Батальоны развернулись во фронт, рабочие команды выдвинулись вперёд, лестницы уложили пока на землю. Пионеры приготовили охапки фашин, засыпать ров, где будет возможно. Стали и ждали сигнала:

— Генерал доволен, — шепнул Мадатову подполковник Бутков. — Думаю, новый орден скоро отпразднуем...

Валериан ответил наскоро и бездумно. Что случится после этого боя, он загадывать не решался. Пока стоял впереди роты, таращил глаза, пытаясь разглядеть сквозь суровую черноту апрельской балканской ночи очертания вала того самого ретраншемента, на который ему надо будет карабкаться через несколько десятков минут. Первым в батальоне шёл Земцов с тремя десятками охотников, удалых добровольцев, уже, как и майор, штурмовавших не одну крепость.

— Ракета! — приглушённо крикнули слева.

И уже сам Валериан увидел яркую цветную звезду, быстро очертившую половину неба и уже валившуюся обратно на стылую землю.

Быстро и тихо, без барабанов, без флейт, побежали вперёд батальоны дивизии Ланжерона. Валериан держался среди своих егерей, нагнув голову, высматривая под ногами, что только мог различить в такой темени. Пару раз перепрыгивал через камни, один раз споткнулся и стал падать, но поддержал кто-то держащийся рядом. Упираясь пятками в землю, ловко скатился в ров, где уже копошилась команда майора Земцова. Майор свирепо размахивал изуродованной рукой.

— Что?! — прошептал Мадатов.

— Лестницы!.. Их и апостолов, Деву Марию и святителей всегосподних... — рычал Земцов.

И тут-то сделалось совершенно светло. Десятки бочек со смолой вспыхнули разом на валу, на стенах Браилова. И — страшным залпом ударили пушки турецкой крепости.

Сверху, охая и ругаясь, скатывались егеря мадатовской роты. Бутков спрыгнул, так ударившись ступнями о землю, словно летел с самого гребня.

— Живее! — даже не заорал, а пронзительно завизжал. — К лестницам и наверх!..

— Коротки! — крикнул ему Земцов. — Коротки, Иван, коротки! Не достанем до верху, так и простоим на ступеньках!..

— ...! — страшно проклял своё начальство лихой батальонный. — Кто смотрел?! Кто приказывал?! Кто делал?!

— Бутков! — позвал командира Мадатов: здесь было уже не до чинов. — Земля на дне рыхлая! Покопались здесь турки, сделали ров глубже. Оттого и не хватает длины.

Бутков упал на колени, захватил в обе ладони горсть земли, и в самом деле перекопанной, может быть, даже минувшей ночью. И, поскольку уже некого было больше ругать, кроме хитрого неприятеля, подполковник сделался совершенно спокоен.

— Лестницы! — скомандовал он, поднимаясь. — Лестницы вниз! Связываем по две! Ремнями!

Снова приставили лестницы к эскарпу, и охотники Земцова поползли быстро наверх. Следом кинулись остальные. Валериан заторопился, пару раз нога соскользнула с оледеневшей ступеньки, но он упорно карабкался, готовый от нетерпения плечом подтолкнуть в зад, казалось, нарочно медлившего рядового. А тот вдруг вовсе остановился и — стал оседать вниз. Покатись его тело по лестнице, посшибал бы всех остальных. Штабс-капитан принял его на плечо, напружинился и свалил в сторону. Лица его он так и не увидел, попытался двинуться выше, но ещё двое упали сверху: один летел молча, другой вопил отчаянно, пытался дотянуться пальцами до опоры. Солдаты остановились. Мадатов крикнул, приказывая поторопиться. И в этот момент лестница подломилась.

Почувствовав, что оседает вниз, Валериан тут же оттолкнулся и прыгнул в сторону. Пролетел несколько метров вниз и, едва успев удариться пятками, свалился на бок и покатился по мягкому и неподвижному. Вскочил, понял, что удержался у подножия бастиона, и прижался к стене. Теперь он видел, что земля у крепости уже была выстлана солдатскими телами, словно серым ковром.

Дивизия ещё только-только спускалась в глубокий ров, и большая часть её оставалась совершенно открытой. И эти беззащитные шеренги спокойно перемалывала раскалёнными зубами турецкая артиллерия. Ядра, гранаты ложились точно, выхватывая из строя иной раз десятка по полтора людей, оставляя страшные пятна среди надвигающейся колонны. Ряды смыкались, но тут же сверху падала очередная бомба, выжигая проплешину, разбрасывая обломки человеческих костей, куски обожжённого мяса.

И справа, Мадатов видел, с севера, торопились штурмовые отряды. Но они ещё не успели добраться даже до рва, а уже оказались под турецким огнём. Кто-то пытался быстрее добежать до стен, кто-то пугался, начинал отстреливаться, стоя на месте, и погибал под ядрами и гранатами...

Рядом оказался Бутков. Лицо подполковника, мундир перепачканы были землёй, обильно смоченной кровью.

— Чужая! — бросил он Валериану, — Ты-то не ранен?.. Увидел, как твоя лестница повалилась, решил, что ещё одного ротного потеряли... Семенов остался ещё во рву.

Капитан Семенов командовал четвёртой ротой. Беспокойный, неряшливый человек, не слишком приятный в обычной полковой жизни, но сейчас Мадатов почувствовал болезненный укол в сердце.

— Не выдержат связанные лестницы. Разве что по одному, по два карабкаться, так туркам и беспокоиться нечего. Будут встречать нас там, наверху, и головы в мешок складывать. А потом в Шумлу, визирю отправят... Берегись!

Батальонный толкнул Мадатова ближе к стене и сам откачнулся рядом. Огромное бревно пролетело мимо, рухнуло прямо в ров. Странный, хлюпающий звук — и сразу же вслед ему раздался отчаянный то ли плач, то ли выкрик.

— Вот так нас всех здесь и переколотят, — с каким-то непонятным равнодушием заметил Бутков. — Кого ядрами, кого брёвнами. А кому-то ещё и камнем достанется. Земцова скинули, не сумел наверху закрепиться. Из тридцати трое только и выжили — он и два рядовых.

Тут из-за угла вынырнул и майор:

— Как вы, штабс-капитан, не ранены?

Валериан понял, что выглядит ничуть не лучше своих товарищей, так же грязен и страшен, как и они. Бутков шагнул от стены, глянул по сторонам:

— Думайте, офицеры: что теперь и куда? Наверх — невозможно. Назад — приказа пока ещё не было.

— Если вдоль куртины пробраться... — начал было Земцов, но тут же остановился.

— Правильно, Пётр Артемьевич, мыслишь. Только, как мы покажемся, он сразу нас с бастиона фланкирующим огнём да с большим удовольствием. Если бы кто их отвлёк! Но, кажется, дивизия наша вся во рву и осталась...