За дверью Новицкий обнаружил комнату раза в два меньше, чем та, которую он покинул. Помещение было обставлено не так богато и пышно, но вдоль стен стояли шкафы, заполненные книгами. На середине пола стояли два резных пюпитра, способные удержать разворот тяжёлого тома. Один такой изучал человек в плаще с накинутым на голову капюшоном.

— Вам нужен Арсен-джан? — спросил он, не оборачиваясь.

— Мне нужен хранитель мудрости, — ответил Сергей условленной фразой также по-турецки.

— Тот, кто владеет истиной, сейчас отсутствует. Я, недостойный его заместитель, попробую утолить ваш духовный голод. Подойдите сюда.

Новицкий стал рядом и также принялся рассматривать книгу. На правом листе большая красная птица разевала клюв с ветки фруктового дерева. Птица была условная, дерево тоже, но краски вопили о восторге перед всем летающим, бегающим, растущим, дышащим во вселенной.

— Не устаю восторгаться силой воображения неизвестного мне художника. Плачу, когда осознаю, как стиснут он был обстоятельствами и канонами, унаследованными от предков, учителей. Ничто в этом мире не может освободиться, действовать по своему усмотрению. Так же и посольство Блистательной Порты вынуждено подчиняться не только воле султана, но и обычаям народа, который оно представляет... Здоров ли Арсений Пафнутьевич? — спросил человек, перейдя на русский язык.

— Георгиадиса зовут Артемий Прокофьевич, — почтительно поправил его Новицкий.

— Да, я и забыл, — небрежно отозвался собеседник. — Нам так давно не приходилось встречаться. Бухарест не лучшее место для свиданий хороших знакомых. Впрочем, он довольно изобретателен... Но, мне кажется, у вас должно быть некое послание для меня.

Новицкий вынул из ташки увесистый мешочек и передал человеку в плаще. Тот взвесил подношение на руке и тут же спрятал под полу. «Фанариоты любят даже сам запах денег», — вспомнил Сергей слова Самуркаша. Он знал, что рядом с ним стоит Дмитрий Мурузи, сын Александра Мурузи, бывшего господаря Молдавии, ныне первый драгоман Блистательной Порты, переводчик турецкого посольства, что уже более трёх месяцев пребывало здесь, в Бухаресте. Целью Галиба-эфенди было заключение мира, но на условиях, что не могли бы поколебать положение султана среди его подданных.

— Порта никогда не согласится передать Белград в руки сербов. Его величество падишах убеждён, что эти мужики и пьяницы тут же продадут свою столицу императору Австрии...

Новицкому удалось остаться невозмутимым.

— Порта никогда не согласится признать границу с Россией по Дунаю. Его величество падишах убеждён, что положение Оттоманской империи хотя и бедственно, но не отчаянно. Армия великого визиря уничтожена, но и русские не способны нынче на большее, чем случайные наскоки небольшими отрядами. Военные действия нынешней зимы только укрепили султана в своём суждении...

Новицкий ждал следующих сообщений. Его дело было не оспаривать, а только выслушать и передать.

— Порта никогда не откажется от своих владений на Кавказе, захваченных русскими в ходе этой войны. Его величество падишах убеждён, что подобное соглашение противоречит не только интересам Оттоманской империи, но и Корану...

Новицкий молчал, слушал, запоминал.

— У меня всё, — несколько раздражённо сказал Мурузи. — Георгиадис увидит, что точка зрения Константинополя мало изменилась со дня нашего свидания в Шумле...

Когда Сергей проскользнул обратно, Мадатов и Манук-бей ещё разговаривали весьма и весьма оживлённо. Только увидев Новицкого, они сразу перешли на русский:

— Я был бы только рад встретиться с уважаемым Шахназаровым. Меликства Хамсы — общая забота всех армян, где бы они ни жили — Россия, Турция, Персия... Господин ротмистр доволен знакомством с моей библиотекой?

— Увы, я разглядел лишь незначительную часть вашего замечательного собрания, — улыбаясь, ответил Новицкий.

— Вы можете продолжить это знакомство в любой удобный для вас момент. Только предупредите меня заранее, хотя бы за день, чтобы я успел уведомить о вашем посещении хранителя. Человек в его возрасте имеет право на некоторые чудачества...

Во дворе они нашли Онищенко и разобрали поводья.

— Теперь куда? — спросил Мадатов, поднимаясь в седло.

Сергей огляделся. Двор дворца Манук-бея по-прежнему кишел разноплеменным народом. Кто поил ослов и верблюдов, кто торговал штуку китайского шёлка, кто просто глазел, кто подслушивал, притворяясь, что разглядывает ножи, брошенные на низенький столик.

— Поедем прокатимся, — ответил он беззаботно. — Что Манук-бей выспрашивал о вашем дяде?

Валериан покосился на него, но быстро сообразил, что же на самом деле нужно Новицкому:

— Хочет направить своих людей в Арцах. Интересовался, когда же Джимшид Шахназаров снова переселится из Лори в Варанду. Он пытается найти человека, которому бы агент его дома мог доверить и жизнь, и состояние.

— Ваш родственник может стать таким человеком?

— Жизнь свою, — медленно произнёс Валериан, — я бы дяде Джимшиду, пожалуй что, и доверил.

Новицкий захохотал и пропустил вороного Проба вперёд...

Кутузов попросил Галиб-эфенди встретиться с ним в частном порядке. До сих пор переговоры велись согласно строгому церемониалу: трое представителей Блистательной Порты и три чиновника Российской империи. Министр иностранных дел Галиб-эфенди, военный министр, он же командующий корпусом янычар — Галим-эфенди и муфтий Селим-заде. С нашей стороны за стол садились посол тайный советник Андрей Италинский, генерал-майор Сабанеев и действительный статский советник Пётр Фонтон.

Главнокомандующий до сих пор дипломатам советами не мешал. Но в конце марта пришла из Петербурга депеша — полковник Чернышев сообщал из Парижа, что надёжные источники утверждают, будто бы Наполеон решится перейти наши границы не позже как летом этого года. Император Александр выдвигает армии к Висле и просит генерала Кутузова поторопиться с заключением мира.

Тогда граф послал приглашение главе делегации Блистательной Порты навестить его скромное жилище, обменяться мнениями по некоторым насущным вопросам. Беседовать должны были только вдвоём. Галиб-эфенди свободно говорил по-французски, и переводчики с любой стороны оказались бы лишними.

Кутузов встретил гостя радушно. Галиб-эфенди тоже лучился доброжелательностью. Обменявшись приветствиями, они опустились в кресла и после нескольких фраз о здоровье, о близких перешли к делам, занимавшим их более всего.

— Его величество падишах убеждён, что граница по реке Прут наилучшим образом отвечает интересам обеих империй, — жёстко обозначил свои позиции Галиб-эфенди.

Кутузов улыбался мягко, доверчиво, словно принимая во внимание всю сложность положения и его досточтимого собеседника, и его благородного суверена.

— Его величество император Александр, напротив, держится мнения, что взаимные претензии двух держав должны соответствовать ходу военных действий.

Настала очередь турка брать паузу на обдумывание следующего хода.

— Принимая такую позицию, мы рискуем отложить переговоры до следующей зимы.

— Вы уверены, друг мой, что Ахмед-бей способен успешней форсировать Дунай, чем он сделал это осенью?

— Возможно, у Порты появится новый великий визирь. Возможно, он сумеет собрать лучшую армию.

— Я слышал, что Оттоманскую империю постигло новое несчастье: в Стамбуле чума.

— Поэтому вы, граф, и отвели лучшие ваши дивизии на Днестр?

Обменявшись ритуальными выпадами, слегка задев противника парой малосущественных уколов, собеседники решили продвинуться дальше.

— Я убеждён, — продолжил Кутузов, — что обе наши державы глубоко заинтересованы в скорейшем окончании этой ненужной войны. Но мне представляется, что стратегическое положение Блистательной Порты должно понуждать её к миру больше.

— Неужели западные границы Российской империи заботят императора Александра меньше, чем южные?