— Приходилось, — усмехнулся Валериан.

Офицеры, подъехавшие вместе с Ланским, оглядывали Мадатова, словно пытались понять, что же скрывается в этом егерском капитане, что сделало его таким знаменитым? И Валериан разглядывал гусар без стеснения. Не слишком хорошо держались они в седле. Как же будут драться они с такими наездниками, как турецкие спаги? Половину из них он погонял бы ещё по полю, заставил прыгать через канавы, камни, стволы деревьев. Многие, как и Новицкий, опускали носок ниже каблука, отворачивали колено от лошади. Тогда для управления им оставались одни поводья. Он хотел было сказать об этом штабс-ротмистру, но остерёгся. Привычку такую за день не переправишь, а отношения надолго испортишь.

Скорым шагом подоспел полковник Бутков:

— Всё, Мадатов, уводи роту. Батальон не жди, мы за тобой следом. Двигаешься на ту деревню, видишь десяток домишек белеется?.. Пока можешь идти свободно, казаки уже проскакали. А за деревней раскинешь цепи, пойдёшь медленно и с оглядкой. Поджидая батальон. Понял?

— Да и мы пойдём слева, — сказал Ланской. — Если что и случится, гусары егерям помогут.

— Если успеют, — отрубил Бутков, словно обрадовавшись случаю вернуть услышанное сторицей, похлопал по боку исхудавшую за зиму лошадь стоящего рядом гусара и продолжил: — Пока вы с места тронетесь, турки уже его вырежут и ускачут. Сейчас мы только на себя надеяться можем. А с вами вместе — как уже получится?.. И — не сманивай моего капитана, Ланской, нехорошо.

— Я сманиваю? — рассмеялся гусарский полковник. — Да ты, Бутков, на него посмотри. Он же сейчас, с места, готов в седло прыгнуть!

Бутков взглянул на Мадатова и отвернулся:

— Пусть ещё пока землю потопчет. Вот вернёмся из рейда, а там решим... Слышали приказ, капитан? Выполняйте!

Валериан повернулся и быстро пошёл к роте. Вода хлюпала в сапогах, но он решил, что сейчас, в виду двух полковников, задерживаться не будет, выльет при первой же остановке...

Им просто не повезло. В случившемся не были виноваты ни Бутков, ни Земцов, ни тем более ротные командиры. После Валериан обвинял себя, что не послал людей к лесу, не проверил, кто прячется за деревьями. Но, говоря по правде, когда завязалось дело, стало чересчур жарко, чтобы ещё успеть предвидеть даже недалёкое будущее.

Турецкая конница кинулась на егерей с холма с улюлюканьем, визгом, потрясая дротиками, размахивая ятаганами. Необстрелянных, непривычных подобная атака могла напугать и до обморока, но в батальоне таких уже не было. Бутков быстро перестроил колонну в каре и, стоя в середине, отдавал команды спокойным уверенным голосом:

— Вторая рота! Целься!.. Пли!.. На руку!.. Стоять!.. Четвёртая!..

Спаги отхлынули после залпа с той же быстротой, как и подскочили. На поле осталось с полдесятка тел в красочных одеждах сочного цвета, да лошадь одна, упав, поднялась с земли и побрела в сторону, припадая на задние ноги.

Сначала турки атаковали с правого фаса, потом зашли с заднего, повертелись-повертелись и прихлынули шумным валом. Опять хлестнул залп, закричали люди, страшно завизжали укушенные свинцом лошади, и снова конница отошла дальше ружейного выстрела.

Первая рота стояла в переднем фасе, ожидая своей очереди встречать неприятеля. Но дождалась только команды:

— Шагом!

Батальон двинулся, не торопясь, каждую минуту ожидая атаки. Через сотню саженей сотни две конных загородили путь и начали изготавливаться к наскоку.

— Батальон, стой! — услышал Валериан голос полковника. — Первая!..

На этот раз турки не ограничились демонстрацией, а попытались прорвать каре. Егеря встретили их штыками, попятились пару шагов под мощным напором, но устояли. Лихой наездник в малиновом халате и такого же цвета тюрбане бросился в центр шеренги и выкинул вперёд дротик. Мадатов отклонил удар шпагой, а соседний егерь скользнул вперёд и ударил штыком. Лезвие вошло в бок турку, чуть выше седла. Тот захрипел и стал заваливаться назад. Подбежали ещё солдаты, стащили храбреца на землю, добили штыками. Кто-то успел схватить поводья. Караковый жеребец выгибал шею, храпел, скалил зубы, пытался отбиться подкованными копытами.

— Тихонин! — позвал Валериан унтера. — Отведи коня полковнику. С седла ему будет виднее...

— Батальон! — донёсся зычный голос Буткова. — Первая и четвёртая роты налево! Вторая — налево кругом!.. Третья прямо!.. Марш!..

Батальон уходил от турок, обхвативших каре полукольцом. Слева виднелись опушка леса, нешироким мыском вдававшегося в поле. И Мадатов, как и все офицеры, заторопил егерей, заспешил уйти за деревья, куда конные, разумеется, сунуться не посмеют.

Слишком поздно они поняли, что как раз на такое решение и рассчитывал неприятельский командир.

Пока вторая рота держала конницу в отдалении, остальные три выстроились в колонну и стали уходить по извилистой неширокой дороге, разрезавшей лесок почти на две равные половины. Земцов дождался, пока последняя шеренга скроется за деревьями, свернул заслон и повёл его быстро следом. Только они успели догнать своих, как справа затрещали выстрелы. И почти сразу же невидимые стрелки проявились и с другой стороны.

Барабаны стучали, требовали двигаться как можно быстрее. Мадатов уже почти бежал, подгоняя, понукая своих солдат. Он не понимал, что хочет Бутков, и мог только надеяться, что полковник сам видит смысл в своих приказаниях. Он перепрыгнул через упавшего под ноги егеря и, только проскочив ещё пару саженей, понял, что это был Тихонин, последний из той команды, что ходила с ним разведывать путь под Браиловым. Валериан невольно убавил шаг, и пуля прошла перед ним, стукнула в соседнее дерево.

— Вперёд, егеря! Вперёд!.. — надрывался сзади Бутков.

Лес по обе стороны стал редеть. Валериан выскочил на поляну, хватил пару раз широко открытым ртом воздух и тоже заорал во всё горло.

Батальон снова выстроился в каре, но теперь враг уже не ломился в открытую, а хлестал свинцом по неподвижной мишени. Три фаса ответили залпом, и турки вроде затихли. Но все понимали, что это лишь короткая передышка.

— Ваше благородие! — Кто-то тронул Мадатова за плечо. — Вас, кажись, кличут.

Обернувшись, Валериан разглядел за шеренгами Сергачёва и, растолкав егерей, пробрался к унтеру.

— Господин полковник зовут!..

Рядом с Бутковым, действительно оседлавшим пленного жеребца, уже стояли Земцов и три других ротных. Командир спросил о потерях. В поле они оставили всего человек шесть, а вот в лесу уже выбило три с половиной десятка. Все уже поняли, что сами залезли в подготовленную ловушку, что нужно было оставаться на открытом месте и пробиваться сквозь конницу. Но — что толку было сетовать на неудачу.

— Стоять будем — к вечеру всех перещёлкают. Нужно пробиваться, идти по дороге дальше. Где-то она из леса обязательно вывернет.

Бутков откашлялся, склонился с седла, с удовольствием выплюнул на траву накопившуюся мокроту:

— Согласен, Земцов. Согласен, что выведет дорога из леса. Но только свернёмся в колонну, они сразу же подойдут. И будут бить нас на марше. Как птицу на озере, на выбор и без опаски. Вон, зашевелились!..

Он приподнялся на стременах, оглядываясь, и в этот момент с трёх сторон опять затрещали выстрелы. Полковник дёрнулся, развёл руками словно бы в изумлении, замер и — начал валиться на бок, головой вниз. Офицеры кинулись к командиру, но раньше всех подоспел Сергачёв. Принял Буткова на руки и осторожно спустил на землю. Мундир раненого покраснел в четырёх местах.

— Иван! — Земцов упал на колени рядом с батальонным. — Ты как?! Ты что?!

Бутков медленно поднял веки и повёл рукой, как бы отстраняя помощника:

— Ма... Мада... — Кровь показалась в уголке рта и быстро потекла к подбородку. — Мадатов!

Валериан склонился к полковнику.

— Мадатов!.. Капитан!..

Бутков сделал решительный жест и закашлялся от усилия. Кровь хлынула через горло уже струёй, и говорить он боле не мог. Сергачёв держал его голову на коленях и плакал.