Что же касается Итана, то, кажется, мы его потеряли. В хорошем смысле. Он буквально не мог надышаться на Мэлани, а она сияла под его влюбленным взглядом и нежно улыбалась ему в ответ. Дар же скорбел, что, похоже, ему придется оставить своего лучшего бойца у Талта, а я просто радовалась, что любовь пробила ледяную стену, и пусть на ничтожное время для влюбленных, но будет греть их сердца и дарить им надежду. Надежду на спасение.

Кстати о спасении. Все мои окаменелые были заняты делом: пепельные оказывали помощь на границе, с Итаном отдельная песня, у Дариана тоже все сложно. Он прекрасно понимал, что нам нужно отправляться на поиски последнего камня, потому как наше время уходит. Но каким бы правителем он ни был, сейчас, живой и наполненный разными чувствами, он просто не мог бросить своего брата в плену интриг и в смертельной опасности. И я его понимала и не смела давить. Предатель не найден, а, значит, мы заперты в замке и завалены проблемами.

Но к чему были все эти слова — все очень заняты, все, кроме меня.

«Кроме книги, я ничем не могу им помочь», — подумала я, засеменив на нижний этаж в поиске остальных девушек-рабынь, очень надеясь, что держат их не в темницах и кормят три раза в день. Я от голода готова была вломиться на кухню, наплевав на опасность, и объесть пол замка окаменелых. Однако, опустила голову пониже, грозно шикая на «возмущенно заголосивший», пустой желудок. И вот у каждого в жизни бывают такие моменты, когда все вокруг аж звенит от напряжения, и ты точно знаешь, что сейчас произойдет что-то важное, что-то значимое. Даже Зиро завозился у меня внутри и как-то подозрительно стал принюхиваться, вскинув голову. Интересно, это знак, что я набреду на кухню и наемся до отвала или…

Когда до лестницы оставалось совсем немного, дверь справа от меня распахнулась и мне в ноги вывалилась ослабевшая девушка, что побелевшими пальцами хваталась за дверной косяк и попыталась глубоко вздохнуть. Я тут же метнулась к ней и помогла подняться.

— Дыши! — приказала я ей. — Вдох, выход.

Бедняжка еле стояла на ногах. Ее сильно трясло, и она то и дело обхватывала руками горло. Такая молоденькая, слабенькая.

— Я просил блондинку, — подошел к открытой двери хозяин покоев. — В следующий раз пусть придет Селения.

Это был окаменелый невысоко роста, со смуглой кожей, с раскосыми, темными глазами и с уродливым шрамом, что тянулся от внешнего уголка одного глаза до самого подбородка.

Зиро вскочил на лапы и ощетинился, а я от такого порыва зверя до крови закусила губу, боясь выдать наши с ним чувства искренней неприязни, граничащей с ненавистью. Хотя откуда она могла взяться? Но зверь даже не пытался успокоиться, его рычание клокотало у меня в горле.

— Господин, — захрипела девушка, опираясь на мою руку и кидая умоляющий взгляд в его сторону. — Прошу вас, мне очень нужны деньги. Я могу перекрасить волосы, — дрожащей рукой она обхватила толстую, пышную косу.

— Ты не в борделе чтобы набивать себе цену, — скривив губы, окинул он ее уничтожающим взглядом. — Мне нужна натуральная блондинка, а не крашенная курица, скулящая у меня под дверьми.

Тут он перевел взгляд на меня, и я искренне пожалела, что амулет на шеи маскировал меня именно под блондинистую особу.

— Ты, — ткнул в меня пальцем и гаденько ухмыльнулся. — Вечером жду у себя, — припечатал он и развернулся, намереваясь захлопнуть дверь и уйти.

Но мы с Зиро были категорически против такого выскочки и его мнения. Поэтому я с милой улыбочкой (как только зубы в порошок не стерла) вернула ему его фразу:

— Вы не в борделе.

Он застыл, стоя ко мне спиной, а затем мееедленно повернулся и улыбнулся так, что у меня внутри все похолодело, а Зиро обнажил клыки и пригнулся, словно для прыжка, в то время как мою руку под браслетом жгло, раскаленной кочергой.

— Так это ты игрушка Дара, — его глаза превратились в две щелки, а губы растянулись в узкую линию. — Боюсь, он слишком обмяк, чтобы заткнуть человечку, — его голова чуть склонилась на бок, а меня пробрала дрожь, потому что это движение было мне знакомо, снилось в кошмарах. Казалось, он видит меня насквозь, без амулета подмены внешности. И его глаза алочно горели. — Но ему обязательно помогут осознать свою ошибку в твоем воспитании, — совсем тихо добавил он. Чтобы услышала только я. — Я лично прослежу за этим, — в моих глазах помутилось. Красная пелена передо мной скрыла окаменелого, а защитный барьер зверя я ощутила сразу. Хлопнула дверь, костяшки моих пальцев побелели от напряжения, так как сжимала я кулаки с такой силой, что чувствовала струйки крови, от впившихся в ладони отросших за несколько мгновений острых когтей.

— Пойдемте, — потянула меня девушка испуганным шепотом. — Скорее пойдемте!

Я хотела кого-то спасти? О да! Только дайте мне добраться до него, и я спасу весь мир, на этот раз мой, от этого морального урода!

«Час расплаты еще обязательно наступит!» — кровожадно подумала я, и грозной тучей направилась за девушкой.

***

Я неслась по коридору одушевленная как никогда! Мика, девушка, которая оказалась очень доброй и отзывчивой, которая накормила меня и поведала свою трагичную историю, должна с минуты на минуту стать чуточку счастливее! Ей действительно нужны были деньги. До такой степени, что она переходила из одной комнаты окаменелого в другую, пока не отощала и полностью не ослабела.

А потому я несла в завернутом платке один из моих камней, что я вынесла из пещеры Долины Ветров. Да-да, я была очень богатой, представляете? Могла бы сейчас роскошно жить и, не вспоминая слова «бедность» и «нищета». Но мне было совсем не жалко поделиться своей, надеюсь, будущей хорошей, обеспеченной жизнью с другими. Поэтому я с легким сердцем вскоре протянула ей драгоценный камень, чтобы увидеть застывшие в васильковых глазах девушки слезы. Слезы радости и благодарности. И пусть мой «кошелек» полегчал и «обеднел», моя душа ликовала, оттого что и я смогла простым добрым поступком изменить чью-то жизнь.

Только как бы один очень нехороший поступок мне в отместку, не изменил в одночасье мою жизнь. Да, Кия. Солить надо меньше. Когда солишь еду — это признак того, что ты влюблен, а когда умудряешься насолить человеку или, не дай Творец, окаменелому, оказываешься на волосок от смерти…

Мне снилась Мэлани, я видела ее в отражении зеркала. Высокая, стройная блондинка с большими карими глазами. Она почти не изменилась, но только девушка, стоящая передо мной сейчас в воспоминании была моложе той, что ворвалась утром в нашу с Даром спальню. Вот она поправила прическу и подошла к письменному столу, чтобы бегло пробежаться глазами по принесенным ее товарищем бумагам:

— Новобранцы? Тц…Жакон меня переоценивает. Превратить в достойных бойцов всех, кого он мне присылает просто невозможно. И где он только находит таких калек? — с пренебрежением сбросила на стол листы с именами прибывших.

— К тебе записались почти все новенькие! И глазом не моргнув, поставили роспись под единственным женским именем главнокомандующего…Тем самым, подписав себе приговор, — ухмыляясь, выдал мужчина в кресле. — Верно? — Перед ней сидел окаменелый в военной форме. Смуглая кожа, раскосые, узкие глаза, курносый нос и черные короткие волосы. (Этого хмыря я знаю!)

— Сомневаешься, Борум? — натягивая чёрные, как сама бездна перчатки откликнулась фигурка, затянутая в боевой корсет и узкие брюки. — Я научу этот хлам жизни.

Борум? Где-то я уже слышала это имя. Причем звучало оно сегодня утром. Дариан сказал, что окаменелый по имени Борум займет место Мэлани в замке.

Быстрым движение эта гордая девушка накинула на плечи свой заслуженный, белоснежный плащ, украшенный золотыми эполетами, и уверенно зашагала на улицу, где погода, как говорится, пела: солнце светило, а вот птиц не было слышно, слишком много стали на территории. Лязг шпаг и мечей разносился по всей окрестности. На огромной площадке посреди Боевой крепости, куда отправляли всех существ мужского пола, которые могли держать в руках оружие, находилась огромная лужайка для построения. Сейчас глазами Мэлани я насчитала на ней около двадцати одного окаменелого, которые тогда еще таковыми не стали.