Бенедикт спросил, прихлебывая кофе:

— Это правда, что ты единственный начальник отдела — не инженер?

— Да, — улыбнулся Сандерс. — Я из маркетинговой службы.

— Кажется, это довольно необычно? — спросил Бенедикт.

— Не совсем. В нашей работе по маркетингу нам приходится тратить уйму времени, пытаясь выяснить свойства, характерные для нового продукта, и большинство из нас не может говорить с инженерами на равных. А я могу. Я и сам не знаю почему — у меня нет технического образования или опыта, но я нахожу общий язык с этими ребятами. В технике я понимаю ровно столько, сколько нужно, чтобы не давать им повода для шуток. А восемь лет назад Гарвин спросил у меня, не возьмусь ли я за руководство отделом. И вот я здесь.

В телефоне раздался сигнал, что звонок прошел. Сандерс посмотрел на свои часы: в Куала-Лумпуре была почти полночь. Оставалось надеяться, что Артур Кан еще не спит. В следующую секунду в трубке щелкнуло, и сонный голос произнес:

— Ау. Привет.

— Артур, это Том.

Артур Кан трескуче кашлянул.

— А, Том… Привет. — Еще кашлянул. — Ты мой факс получил?

— Получил.

— Тогда ты в курсе. Не могу понять, что происходит, — пожаловался Кан. — Хотя и провел весь день на сборочной линии. А куда денешься — Джафар сбежал.

Мохаммед Джафар, очень способный парень, был бригадиром на конвейере.

— Сбежал? Почему?

В трубке послышался треск электрических разрядов.

— Его сглазили.

— Не понял?

— Джафара сглазила его двоюродная сестра, и он ушел.

— Чего-о?

— Трудно поверить, да? Он сказал, что его сестра наняла в Джохоре колдуна, чтобы наслать на него порчу, и он тут же отправился к колдуну-лекарю в Оранг-Азли для контрпорчи. У местных здесь есть целая больница в Куа-ла-Тингите, в трех часах езды от Куала-Лумпура. Очень знаменитая. Многие здешние политики обращаются туда, когда чувствуют какое-то недомогание. Так что Джафар отправился в эту больницу за помощью.

— И как долго он там пробудет?

— Хоть убей, не знаю. Рабочие говорят, что около недели.

— А что случилось со сборочной линией, Артур?

— Не знаю, — ответил Кан. — Я вообще не уверен, что дело в линии, но те приборы, что с нее сходят, функционируют очень медленно. А когда мы производим начальную контрольную загрузку, время поиска постоянно получается на сто миллисекунд выше, чем у прототипа. Мы не знаем, почему они работают медленно и почему здесь такое отклонение. Наши инженеры полагают, что тут дело в совместимости чипа-контроллера[90], который ориентирует расщепляющую оптику, и драйвера.[91]

— Ты полагаешь, что чипы плохие? — Чипы-контроллеры производились в Сингапуре и доставлялись на автомобилях через границу в Малайзию.

— Не знаю. Или они плохие, или дефект в коде драйвера.

— А что там насчет мелькания на экране?

— Я думаю, что это проблема конструкторов, Том. — Кан кашлянул. — Мы сами справиться не можем. Шарнирные контакты, подводящие ток к экрану, заключены в пластмассовые кожухи. Они должны функционировать независимо от того, как повернуть экран. На деле каждый раз, когда шарниры поворачиваются, ток то включается, то выключается, и экран мигает. Сандерс нахмурился.

— Но это же стандартная конструкция, Артур: самый паршивый лэптоп[92] имеет такую же конструкцию шарнирных контактов. Их используют добрый десяток лет.

— Сам знаю, — сказал Кан. — А у нас они не работают. Меня это просто с ума сводит.

— Пошли мне несколько аппаратов.

— Уже послал, по Ди-Эйч-Эл FDHL — международная курьерская почта. Они будут у тебя сегодня вечером, самое позднее — завтра утром.

— Ладно, — сказал Сандерс. — И какие у тебя соображения?

— Насчет завода? Ну, в настоящее время мы не вышли на полную мощность и гоним продукцию, которая работает на тридцать-пятьдесят процентов медленнее, чем опытные образцы. Это никуда не годится. Мы ведь не бытовые проигрыватели производим, Том. Наши показатели лишь немного лучше, чем у продукции «Тошибы» или «Сони», уже занявших рынок, а японские аппараты еще и стоят намного дешевле. Так что все очень серьезно.

— И сколько времени уйдет на решение всех вопросов? Неделя? Месяц? Сколько?

— Месяц, если дефект не в конструкции. Если в конструкции, то клади четыре месяца… Ну а если дело в чипе, то, может быть, и год.

— Чудесно, — вздохнул Сандерс.

— Вот такая ситуация. Штука не работает, и мы не знаем почему.

— Кому ты об этом говорил? — спросил Сандерс.

— Никому, кроме тебя, мой друг.

— Спасибо, дорогой. Кан кашлянул.

— Ты не выпустишь наружу эту информацию до окончания слияния, или как?

— Не знаю еще. Не уверен, что получится.

— Ну, от меня они ничего не узнают, обещаю. Если кто-нибудь спросит — я ничего не знаю, тем более что так оно и есть.

— Ладно. Спасибо, Артур. Попозже еще позвоню.

Сандерс дал отбой. «Мерцалки» определенно превратятся в политическую проблему при предстоящем слиянии с «Конли-Уайт», и Сандерс понятия не имел, с какого бока за нее взяться. А решать предстоит скоро — паром прогудел, и впереди уже показались черные контуры Колмановских доков и небоскребов делового центра Сиэтла.

Офисы «ДиджиКом» располагались в трех отдельных зданиях, примыкающих к исторической Пайонир-сквер в центре Сиэтла. Пайонир-сквер в плане имела треугольную форму, а в центре этого треугольника был разбит маленький парк, в котором возвышалась беседка кованого железа со старинными часами наверху. По периметру площади стояли невысокие здания из красного кирпича, выстроенные в начале века и украшенные лепными фасадами с вырезанными на них датами; сейчас эти здания занимали фирмы, занимающиеся современной архитектурой, графическим дизайном, а также и целое созвездие компаний, специализирующихся на высоких технологиях, среди которых были «Алдус», «Эдванс Гологрэфикс» и «ДиджиКом». Поначалу «ДиджиКом» помещалась в одном здании — «Хаззард Билдинг» на южной стороне площади. По мере роста компания заняла три этажа в прилегающем к этому дому «Уэстерн Билдинге», а позднее и в «Горам Тауэре» на Джеймс-стрит. Но кабинеты руководства так и остались на верхних трех этажах «Хаззард Билдинга», прямо над площадью. Кабинет Сандерса располагался на четвертом этаже, хотя он очень рассчитывал не позже конца недели перебраться на пятый.

Он поднялся на свой этаж ровно в девять утра и сразу почувствовал, что что-то не так. В коридорах слышалось шушуканье, в воздухе разлилось какое-то напряжение. Персонал кучковался у лазерных принтеров и перешептывался у кофеварок; когда Сандерс проходил мимо, люди замолкали или отворачивались.

«Ой-ой», — подумал он.

Как заведующий отделом, он не мог просто остановиться и выспросить у первого попавшегося ассистента, что стряслось. Мысленно ругаясь, он шел по коридору, кляня себя за то, что умудрился опоздать в такой важный день.

Сквозь стеклянную дверь конференц-зала он увидел Марка Ливайна, тридцатитрехлетнего заведующего конструкторским отделом, рассказывающего что-то людям из «Конли-Уайт». Это было забавное зрелище: молодой, симпатичный и целеустремленный Ливайн, одетый в черные джинсы и черную же футболку от Армани, расхаживал взад-вперед и вовсю распинался перед группой одетых в синие костюмы чиновников из «Конли-Уайт», неподвижно сидевших перед макетами приборов, производимых компанией, и чиркавших что-то в своих блокнотах.

Когда Ливайн заметил проходящего мимо Сандерса, он помахал ему рукой и, подойдя, высунул голову из двери конференц-зала.

— Привет, старик, — поздоровался Ливайн.

— Привет, Марк. Послушай…

— Я могу тебе сказать только одно, — перебил его Ливайн, — в задницу их всех; в задницу Гарвина, в задницу Фила. В гробу я видел ихнее слияние и их всех с ихней реорганизацией. Тут я на твоей стороне, старик.