Тем временем девушка, вызвавшаяся покинуть этот мир вместе с вождем, ходила взад-вперед по берегу, заходя поочередно в расставленные шатры. Воины, находившиеся в этих шатрах, вступали с ней в близость, говоря при этом: «Передай своему хозяину, что я сделал это только из любви к нему».

День уже клонился к вечеру. Девушку подвели к возведенной на берегу деревянной конструкции, выглядевшей как дверной проем. Девушка встала обеими ногами на руки двоих мужчин, которые легко подняли ее вверх и пронесли над верхней перекладиной деревянной рамы. Она прокричала что-то на своем родном языке, и ее опустили вниз. Потом снова подняли, и все повторилось. В общей сложности ее так переносили над перекладиной трижды, затем ей дали в руки живую курицу, которую она мгновенно обезглавила и отбросила прочь.

Я поинтересовался у переводчика, в чем состоит смысл этой части обряда. На это он ответил: «Когда ее пронесли над вратами в первый раз она сказала: „Смотрите, я вижу здесь своих отца с матерью», во второй раз: „Смотрите, теперь я вижу, что здесь сидят все мои усопшие родственники», и в третий раз: „Смотрите, вот мой повелитель, он восседает в раю. Рай такой красивый, такой зеленый. С моим повелителем его боевые товарищи и другие храбрые воины. Он зовет меня, так несите же меня к нему»».

Затем девушку повели к ладье. Там она сняла с рук два браслета и отдала их старухе, которую называют ангелом смерти и которой предстояло убить ее. Потом она сняла два браслета с лодыжек и отдала их двум своим временным прислужницам – как я понял, они были дочерьми ангела смерти. Девушку подняли на борт ладьи, но не стали заводить ее под навес.

На борт взошли двое мужчин со щитами и посохами, и каждый протянул ей кубок с крепким пьянящим напитком. Взяв один из них, она что-то пропела над ним и опустошила кубок. Переводчик сказал мне, что ее слова были: «С каждым глотком я ухожу все дальше от тех, кто был мне дорог в этом мире». Потом ей протянули второй кубок, который она также взяла в руки и запела более длинную песню. Старуха следила за тем, чтобы пьянящий напиток был выпит до последней капли, а затем, не мешкая, повела девушку за собой под навес, установленный в ладье.

К этому моменту, как мне показалось, сознание девушки было вконец одурманено[179]. Она неуверенным шагом направилась к навесу, и, словно заподозрив неладное, старая колдунья схватила ее за волосы и потащила под полог. С этого момента мужчины, находившиеся в ладье, начали колотить своими посохами по щитам, по всей видимости, желая заглушить возможные предсмертные крики приносимой в жертву девушки, которые могли бы напугать других и в будущем отвратить от столь естественной, с их точки зрения, мысли умереть вместе с хозяином.

За девушкой под полог проследовали шестеро воинов, каждый из которых совокупился с обреченной. Затем они положили ее на помост у ног повелителя, причем двое мужчин держали ее за ноги, а двое за руки. Старуха, называемая ангелом смерти, накинула ей на глею веревочную петлю и протянула концы веревки двум стоявшим по обе стороны от девушки мужчинам. Потом она вонзила в грудь жертвы кинжал с широким клинком, по-видимому, специально предназначенный для ритуальных убийств, а державшие концы веревки мужчины затягивали петлю на шее несчастной, пока та не умерла.

После жертвоприношения на ладью были допущены родственники покойного Виглифа. Каждый из них, раздевшись донага, прошел мимо костра, зажженного на берегу, взял в руки приготовленный заранее факел, и с ним обошел ладью. Корабль был подожжен с нескольких сторон одновременно, причем родственники покойного не смотрели на взметнувшийся к небу погребальный костер. Сухое, быть может, специально пропитанное смолой дерево горело очень быстро. Не прошло и минуты, как ладья, шатер, покойный вождь и девушка, равно как и все находившиеся на палубе вещи, скрылись за стеной пламени.

Один из норманнов, стоявший недалеко от меня, обратился к моему переводчику. Я спросил того, что ему сказали, и получил следующий ответ: «Вы, арабы, – заявил он, – наверное, самый глупый народ. Когда умирают люди, которых вы больше всего любите и уважаете, вы закапываете их в землю, чтобы их тела были съедены червями и всякой подземной нечистью. Мы же поступаем мудро, сжигая усопших, обращая их земные тела в прах, чтобы ничто не мешало им мгновенно покинуть этот мир и перенестись в рай».

И действительно, не прошло и часа, как ладья, деревянные бревна и фигуры, убитая девушка – все обратилось в пепел вместе с умершим вождем.

Эти скандинавы не видят в смерти любого из людей повода для печали или скорби. Как не имеет для них ценности жизнь простолюдина или раба, так даже смерть вождя не вызывает ни печали, ни слез. Вечером того самого дня, когда был погребен вождь по имени Виглиф, в норманнском лагере было устроено большое пиршество.

Тем временем я заметил, что не все спокойно в стане этих варваров. Разыскав своего переводчика, я решил с ним посоветоваться. В ответ на высказанные мной опасения он заявил: «Торкель замыслил убить тебя и свергнуть Беовульфа. Торкелю удалось переманить на свою сторону нескольких воинов, но в каждом доме и в каждом углу по-прежнему идут споры о том, как быть дальше».

Чрезвычайно расстроенный, я сказал: «У меня нет ни малейшего желания участвовать во всем этом. Как, по-твоему, мне лучше поступить?»

Переводчик спокойно ответил, что я, конечно, могу попытаться бежать, но если меня схватят, попытка побега будет в глазах викингов несомненным доказательством вины, и со мной обойдутся как с вором. А с ворами норманны поступают следующим образом: подводят к толстому дереву, обвязывают толстой веревкой, перекидывают ее через толстый сук и, вздернув виновного, оставляют его висеть между небом и землей не просто до смерти, а до тех пор, пока его разложившийся труп не развалится на части под напором стихий – ветра и дождя.

Вспомнив, как мне удалось избежать верной смерти в стойбище ибн-аль-Катагана, я поборол искушение скрыться от этих варваров и решил для себя, что буду действовать по-прежнему: останусь среди норманнов до тех пор, пока мне не предоставят права свободно покинуть их лагерь и продолжить мое путешествие.

На всякий случай я поинтересовался у переводчика, стоит ли мне преподнести Беовульфу и одновременно, разумеется, Торкелю какие-либо подарки с тем, чтобы склонить их предоставить мне свободу передвижения. На это мне был дан ответ, что подносить дары одновременно двум претендентам на звание вождя ни в коем случае не следует. Слишком уж неустойчивое сейчас положение, и непонятно, кто из них встанет во главе отряда в самое ближайшее время. Он пояснил, что это будет известно в течение буквально ближайших суток.

Насколько мне стало понятно, проблема заключалась в том, что у норманнов нет твердо установленных правил и обычаев по выборам нового вождя, когда старый умирает. Сила рук, несомненно, считается для претендента важным достоинством, но не меньше ценится и отношение к нему большинства воинов и знати. Иногда трудно определить единственного признаваемого всеми наследника власти, и в данном случае сложилась как раз такая ситуация. Переводчик сказал, что мне остается только ждать, терпеть и, разумеется, молиться. Что я и делал.

Довольно неожиданно на Волге и ее берегах разыгралась сильная буря, которая продолжалась, два дня напролет. С неба низвергались потоки воды, и наши палатки едва могли устоять под порывами ветра. Когда буря стихла, на землю опустился густой холодный туман. Он был такой плотный и белесый, что за десять шагов ничего нельзя было разглядеть.

Как выяснилось, эти норманнские воины-гиганты, известные своей невероятной храбростью и жестокостью, те самые воины, которые благодаря своей силе могут презирать любой страх, свойственный всякому смертному, испытывают какой-то мистический ужас перед туманами, что приносят с собой шторма и бури.