В комнате, как он и ожидал, царил идеальный порядок. Строгостью обстановки она напоминала монашескую келью. Около кровати аккуратной стопкой лежало пять или шесть научных журналов, на столе справа, рядом с закрытым компьютером-ноутбуком, еще несколько. В столе имелся ящик; Марек выдвинул его и принялся торопливо там рыться.

Но он не находил того, что искал.

Он перешел к платяному шкафу. Внутри аккуратно висела одежда Профессора, ни один предмет не соприкасался с соседним. Марек ощупал все карманы, но и там этого не оказалось.

«Возможно, этого и не было здесь, – подумал он. – Возможно, Профессор взял это с собой в Нью-Мексико».

Напротив двери находилось бюро. Он открыл верхний ящик: монеты в небольшом блюдце. Американские долларовые бумажки, скрепленные резинкой. Несколько личных вещей, в том числе перочинный ножик, авторучка и запасные часы – ничего необычного.

Потом он увидел в глубине ящика пластмассовый футляр. Вынул его. Открыл. В футляре оказались очки. Марек положил их на крышку бюро.

Линзы в очках были бифокальными, овальной формы.

Он вынул из кармана рубашки полиэтиленовый пакет и в этот момент услышал скрип двери за своей спиной. Обернувшись, он увидел, что в комнату вошла Кейт Эриксон.

– Роемся в белье Профессора? – спросила она, удивленно вздернув брови. – Я увидела свет под дверью и решила заглянуть.

– Без стука? – так же иронично осведомился Марек.

– Все-таки что ты тут делаешь? – уже серьезно спросила Кейт и в этот момент увидела пакет. – Неужели это то, о чем я подумала?

– Да.

Марек извлек пинцетом из пакета одну бифокальную линзу и положил ее на крышку бюро рядом с очками Профессора.

– Отличаются, – заметила девушка, – но я готова поспорить, что линза его.

– Я тоже.

– Неужели ты не подумал об этом с самого начала? Я хочу сказать: он – единственный из всей экспедиции – носит бифокальные очки. И наша контаминация произошла из-за его стекла.

– Это не контаминация, – возразил Марек. – Линза старая.

– Но…

– Дэвид говорит, что белые пятна – это колонии бактерий. Нет, Кейт, эта линза не современная. Она старая.

Девушка наклонилась поближе.

– Этого не может быть, – уверенно заявила она. – Посмотри, как обточено это стекло и стекла в очках Профессора. Оно явно современное.

– Я знаю, но Дэвид настойчиво утверждает, что линза старая.

– Какого возраста?

– Он не может сказать.

– То есть он не может датировать это стекло, точнее, плесень на нем?

Марек кивнул.

– Недостаточно органического материала.

– В таком случае получается… – начала она. – Ты пришел в его комнату потому, что… – Она умолкла, посмотрела на очки, затем на Марека. Нахмурилась. – Но ведь я помню, Андре, ты утверждал, что надпись поддельная.

– Именно так я и говорил.

– Но тем не менее ты попросил Дэвида сделать углеродный анализ этой же ночью, не так ли?

– Да…

– А потом ты пришел сюда со стеклом, потому что встревожен… – Она помотала головой, как будто хотела отогнать муху. – Чем же? Что, по твоему мнению, происходит?

Марек посмотрел ей в лицо.

– Совершенно не представляю себе. Полная бессмыслица.

– Тем не менее ты беспокоишься.

– Да, – признался Марек, – беспокоюсь.

Следующий день оказался ярким и жарким. Палящее солнце не спеша двигалось по безоблачному небу. С утра Профессор не позвонил. Марек дважды набирал его номер, но оба раза слышал голос автоответчика: «Оставьте ваше сообщение, и я свяжусь с вами позднее».

Никаких вестей не было и от Стерна. На звонки в лабораторию в Лес-Эйзи отвечали, что он занят. Наконец ничего не понимающий сотрудник сказал: «Он снова перепроверяет анализы! Уже в третий раз!»

«Почему?» – непрерывно гадал Марек. Он даже собрался поехать в Лес-Эйзи – туда было совсем недалеко, – но потом решил все-таки остаться в бывшем складе на тот случай, если Профессор позвонит. Но тот так и не позвонил.

Позже, когда утро уже было в разгаре, Элси выпрямилась за столом и громко произнесла:

– Ух!

– Что еще?

Она рассматривала другой кусок пергамента.

– В свертке он лежал прямо перед тем, где написано рукой Профессора, – сказала она.

Марек торопливо подошел к ней.

– И что там?

– Такое впечатление, будто здесь отпечатались чернила от его надписи. Видите, здесь, здесь и здесь?

Марек пожал плечами.

– Скорее всего он рассматривал его перед тем, как написать свою записку.

– Но эти пометки находятся на полях, – возразила Элси, – словно выделяют что-то.

– «Выделяют»… Где? – спросил Марек. – О чем этот документ?

– О природе, – ответила графолог. – Составленное одним из монахов описание подземной реки. Указано, в каких местах нужно соблюдать особую осторожность, приводятся расстояния в шагах и так далее и тому подобное.

– Подземная река… – Марек не проявил интереса. – Монахи, помимо всего прочего, порой выступали в роли ученых-краеведов и частенько составляли небольшие эссе о местной географии, особенностях плотницкого ремесла, времени подрезки плодовых деревьев, лучших способах хранения зерна зимой и на великое множество других тем. Они были любопытны, но часто ошибались.

– «У Марселлуса есть ключ», – прочла она вслух из текста. – Что бы это могло означать? Как раз там, где Профессор поставил свои пометки. Потом… Что-то насчет… гигантских ног… нет… ног гиганта?.. Ноги какого-то гиганта?… И об этом говорит vivix, что на латыни означает… позвольте, я посмотрю, это новое для меня слово…

Она зашуршала страницами словаря.

Марек вышел из дому и принялся расхаживать взад-вперед около двери. Он все сильнее нервничал.

– Странно, – донесся до него голос Элси, – нет слова «vivix». По крайней мере, в этом словаре. – Он увидел в открытую дверь, что она со свойственным ей педантизмом сделала пометку на листе бумаги.

Марек вздохнул.

Часы тянулись невыносим? медленно.

Профессор не звонил.

Близилось три часа; студенты все чаще поглядывали в сторону большой палатки, в ожидании обеденного перерыва. Марек, стоя невдалеке от двери, смотрел на них. Они выглядели беззаботными, то и дело смеялись, подталкивали друг друга, перешучивались.

Послышался телефонный звонок. Он зашагал к дому. Трубку сняла Элси. Марек слышал, как она говорила: «Да, он здесь, рядом со мною, да, сейчас…»

Он торопливо вошел, почти вбежал в ее комнату.

– Профессор?

Она помотала головой:

– Нет. Это кто-то из МТК.

Марек взял из руки графолога телефонную трубку.

– Говорит Андре Марек, – представился он.

– Пожалуйста, подождите минутку, мистер Марек. С вами очень хотел поговорить мистер Дониджер.

– Дониджер?

– Да. Мы в течение нескольких часов пытались дозвониться до вас. Прошу вас, не кладите трубку, пока я разыщу его.

Наступила длительная пауза. В коммутаторе на противоположном конце звучала какая-то классическая музыка. Марек закрыл ладонью микрофон.

– Это Дониджер, – сказал он Элси.

– Неужели! – усмехнулась та. – Вам следует гордиться. Большая шишка собственной персоной.

– С какой стати Дониджеру понадобилось звонить мне?

Прошло пять минут. Марек все так же сидел с телефонной трубкой в руке, когда в комнату с недоуменным выражением, застывшем на усталом лице, вошел Стерн, мелко потряхивая на ходу головой.

– Ты не поверишь, – заявил он и порога.

– Да? А чему? – поинтересовался Марек, не выпуская трубку.

Вместо ответа Стерн протянул ему листок бумаги, на котором были написаны два числа:

638±47.

– И что это, по-твоему, должно значить? – рассеянно спросил Марек.

– Возраст чернил.

– Что ты несешь?!

– Чернила на этом пергаменте, – не обиделся Стерн, – имеют возраст шестьсот тридцать восемь лет плюс-минус сорок семь лет.

– Что-что? – Марек, похоже, по-настоящему опешил.

– Все верно. Дата их изготовления – тысяча триста шестьдесят первый год от Рождества Христова.