Я попробовал поговорить об этом с Хергером, который в ответ лишь обозвал меня тупым арабом. Он явно был в плохом настроении.
Одновременно с сооружением забора из кольев строилась вторая линия защиты. Она представляла собой столь же несерьезное на вид, подобие рва огибавшее частокол с внешней стороны буквально в полутора шагах от него. Канава была неглубокая, не глубже чем по колено взрослому человеку, а кое-где даже мельче, причем вырыта была словно нарочно неровно по глубине, и отдельные ямы зияли в ее дне словно оспины. В некоторых местах в дно были воткнуты короткие колья с заостренными концами.
Смысла в таком будто игрушечном рве я видел не больше, чем в легко преодолимом частоколе, но задавать вопросы по этому поводу Хергеру я не стал, уже зная, что он сегодня не в духе. Вместо этого я решил сам по мере сил поработать на строительстве. Оторвался я от работы лишь один раз, чтобы, действуя уже по норманнскому обычаю, воспользоваться прелестями одной из рабынь. Отмечу, что после чрезмерного нервного напряжения прошедшей ночи и активной деятельности в течение дня я вдруг испытал прилив внутренних сил, в том числе мужских.
В течение моего путешествия с Беовульфом и его воинами с берегов Волги в эти северные земли Хергер много рассказывал мне о нравах и обычаях своего народа. Так, например, я узнал, что незнакомым женщинам, в особенности красивым и соблазнительным, доверять ни в коем случае нельзя. По словам Хергера в лесных чащобах и в разных диких местах северных стран живут женщины, которых так и называют – лесными. Эти коварные существа увлекают мужчин своей красотой и сладкими речами, а когда мужчина подходит вплотную и обнимает такую женщину, то обнаруживает, что перед ним лишь призрак, обладающий только лицом и передней частью тела, но пустой. Затем лесные женщины накладывают заклятье на соблазненного мужчину, и он становится их пленником.
Действуя так, как учил меня Хергер, я подошел к рабыне не без некоторого сомнения, потому что эта женщина была мне незнакома. Сам того не сознавая, я провел рукой по ее спине, чтобы убедиться, что это не лесной призрак, и она рассмеялась; по-видимому, смысл этого прикосновения был ей вполне понятен. Я вдруг почувствовал себя полным дураком, который под влиянием окружающих его варваров стал верить во всякие сказки и небылицы. Тем не менее за время своего пребывания среди норманнов я успел удостовериться в том, что если все вокруг верят во что-то, быть может, кажущееся пустым суеверием, то рано или поздно у тебя все равно возникнет искушение поверить в то, что все считают абсолютно достоверным и реальным. Так в данном случае произошло и со мной, и я могу списать свое недоверие к незнакомой женщине на счет варваров, с которыми общался.
Женщины этого северного народа имеют такую же светлую кожу, как и мужчины, и почти не уступают им в росте; в большинстве случаев эти женщины смотрели на меня сверху вниз. У них голубые глаза и очень длинные волосы, причем волосы обычно тонкие и прямые. Поэтому их легко уложить так, как желает владелица: обычно волосы обматывают вокруг шеи или укладывают кольцами вокруг головы. Чтобы облегчить себе эту задачу, местные женщины придумали множество всяких заколок и шпилек, которые делаются из украшенного орнаментами серебра или дерева. Заколки для волос составляют основу их украшений. Кроме того, как я уже говорил, жены богатых мужчин носят на шее золотые и серебряные цепочки; женщины также любят надевать серебряные браслеты в виде драконов и змей, которые носят на верхней части руки между локтем и плечом. Узоры на этих и других украшениях норманнов порой бывают очень затейливы и прихотливы, они изображают переплетенные ветви деревьев, свернувшихся кольцами змей и зачастую представляют собой поистине прекрасные произведения искусства[196].
Норманны считают себя тонкими ценителями женской красоты. Но на самом деле все скандинавские женщины, на мой взгляд, излишне худые и даже истощенные, их тела угловаты, и можно сказать, что у них отовсюду торчат кости; лица у них также довольно костлявые и при этом скуластые. Эти качества своих женщин норманны ценят и хвалят, хотя такая «красавица» в Городе Мира не привлекла бы восхищенных взглядов мужчин, а была бы охарактеризована ими как тощая собака с выпирающими ребрами. У норманнских женщин ребра порой действительно выпирают под кожей, как у голодных собак.
Мне неведомо, почему эти женщины остаются такими худыми; едят они много и с большой охотой, съедая, как я имел возможность наблюдать, столько же, сколько мужчины, но почему-то они не полнеют и тела их не становятся более округлыми.
Кроме того, все эти женщины проявляют излишнюю, на мой взгляд, вольность поведения и полное отсутствие какого бы то ни было воспитания; они не только не скрывают своих лиц, но даже могут порой справить нужду прямо там, где их организм потребует этого, даже на глазах у других людей. Точно так же они совершенно недвусмысленно демонстрируют свои намерения в отношении тех мужчин, которые привлекли их симпатии; воины же никогда не винят их за такую вольность. Следует отметить, что норманны излишне терпимо относятся к поведению женщин даже в том случае, если эти женщины – рабыни. Я уже упоминал, что норманны вообще довольно снисходительно относятся к своим рабам, и в особенности к рабыням.
По мере того как день клонился к вечеру, мне становилось все яснее, что даже жалкое подобие оборонительных сооружений, наскоро возводимых под руководством Беовульфа, не будет закончено до наступления ночи: не будут закончены ни частокол, ни неровная как в ширину, так и в глубину канава. Беовульф понимал это не хуже меня и в какой-то момент обратился к королю Ротгару, который вызвал старуху – ангела смерти. Увидев ее при свете дня, я просто поразился тому, насколько же она была стара. На подбородке у нее росли волосы, почти как у старика-мужчины, а лицо было изрезано морщинами, глубокими, как трещины в сухой земле. Старуха убила овцу и раскидала по земле ее внутренности[197]. Затем последовали разнообразные магические песни, которые затянулись довольно надолго, и обращенные к небу мольбы.
Я не стал спрашивать Хергера о цели этого ритуала, памятуя о его дурном настроении. Вместо этого я внимательнее присмотрелся к другим воинам Беовульфа, которые тем временем обратили свои взоры в сторону моря. Океан выглядел серым и суровым, низкое небо свинцовой плитой нависло над ним, но важнее для нас было то, что с моря в сторону берега дул сильный бриз. Этот факт явно радовал воинов, и я догадался, почему: ветер, дующий с моря, не даст туману спуститься с холмов на побережье. Так оно и оказалось.
Строительные работы продолжались до того часа, когда стало темнеть. К моему удивлению, в этот вечер Ротгар вновь устроил роскошный пир; на сей раз, насколько я мог заметить, Беовульф, Хергер и другие воины нашего отряда не отказали себе в удовольствии выпить столько меда, сколько в них влезло, и вообще вели себя беззаботно и беспечно, как дети. Насладившись пьянящим напитком и ласками с готовностью отдававшихся им рабынь, они погрузились в беспробудный пьяный сон.
К этому времени я заметил вот что: каждый из воинов Беовульфа избрал среди местных рабынь одну, к которой относился с наибольшей симпатией, хотя для удовлетворения похоти отнюдь не пренебрегал и другими. Выпив изрядное количество меда, Хергер сказал мне о женщине, особо отмеченной его вниманием:
– Если будет нужно, она умрет вместе со мной.
Из этого я сделал вывод, что каждый воин Беовульфа выбрал женщину, которая должна будет взойти на его погребальный костер, и к этой женщине проявлял больше внимания и любезности, чем к другим; как я понял, это было сделано потому, что у них, оказавшихся в чужой стране, не было здесь собственных рабынь, которые могли бы исполнить этот обычай.
