Я сразу поняла, что вопрос этот задан не просто так и внутренне напряглась. Как оказалось, не зря.
Муж отпустил моё лицо и посмотрел прямо в глаза. Его руки спустились на талию, я обнимала его за шею.
— Практику мы проходили в отделениях скорой помощи при государственных больницах. Это не те элитные клиники, куда многие мечтали устроиться после обучения. Это были обычные больницы. Туда привозили всех: новорождённых с несварением, инфекционных больных, огнестрел. Однажды к нам поступила женщина. Она была без сознания. Никаких видимых повреждений, только небольшой синяк на лице и разбитая губа. Её привёз муж. Как он объяснил, его жена упала с лестницы. Когда женщину раздели, на её теле не нашлось живого места: она вся была в синяках — совсем свежих и не очень. Её били регулярно и с умом: руки до локтей, ноги ниже колен, шея и лицо были чистыми. Эта мразь заботилась, чтобы никто не догадался, что он вытворял с женой. Врачи немедленно вызвали полицию. У женщины диагностировали разрыв селезёнки. Впоследствии, рентген показал два неправильно сросшихся ребра. Муж не разрешал ей обращаться за помощью. Он бы и сейчас её не привёз, если бы она от боли не потеряла сознание.
Дилан замолчал, не отводя от меня взгляда.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросила я, заранее зная ответ.
— Затем, милая, что у тебя на лице точно такой же синяк, как и у той женщины. Я помню. Я сам зашивал ей губу.
Не выдержав его пронзительного взгляда, я опустила глаза.
Наивно было предполагать, что Дилан поверит в эту дурацкую историю с лестницей. Кто угодно, только не он. В душе я знала это, аплодируя себе за догадливость и одновременно ругая почем свет.
Он не пытался меня удержать, когда, поднявшись с его колен, я пересела в кресло и уставилась в окно. Надо было что-то сказать, но в голове не было ни единой здравой мысли. Может, это всё же сотрясение?
Дилан продолжал буравить меня взглядом. Уголок его губы нервно подрагивал. Он ждал объяснений.
— Всё не так, как ты думаешь, — выдавила я из себя.
— Даже не знаю, на какой вопрос я больше хочу получить ответ, — сказал он после небольшой паузы. — Кто сделал это с тобой, или почему ты пыталась от меня это скрыть?
— Не хотела, чтобы ты волновался.
Я специально начала отвечать на второй вопрос в надежде потянуть время, чтобы найти способ уйти от первого.
— Не хотела, чтобы волновался? Ты думаешь, волнение — это именно то, что я чувствую?
— Хорошо. Выражусь точнее: я боялась твоей реакции.
— Правильно боялась, — кивнул Дилан. — Сейчас я разверну самолёт, мы вернёмся в Лонгвью, и я камня на камне не оставлю, пока не найду того ублюдка, что сотворил это с тобой.
По тону мужа я поняла, что так и будет.
— Ты не сделаешь этого.
— Да неужели?! И что же меня остановит? Впрочем, ты можешь сама назвать его имя, и мы спокойно полетим домой.
— Нет.
— Нет? — Дилан выглядел потрясённым. — Лив, любовь моя, ты не хочешь назвать имя человека, который тебя ударил? Почему, родная?
— Потому что это моё дело.
— Вот как? — Удивительно, но мне снова удалось его шокировать.
— Да. Это как прошлое, понимаешь? — с жаром начала я объяснять. — У нас с тобой есть сейчас — вот этот самый момент. И будущее у нас с тобой будет. Вернее, мне хочется верить, что будет.
— Продолжай… — процедил он.
— А это. — Я потрогала своё лицо. — Это прошлое. Та жизнь, в которой не было тебя. Она не лучше и не хуже, она просто другая. И то, что произошло сегодня утром, оно тоже оттуда. Поэтому пусть там и остаётся.
Дилан молча меня разглядывал. Это продолжалось довольно долго. Затем он поднялся и несколько минут ходил по салону, как всегда, в минуты волнения, запуская руки в волосы. Я с тревогой следила за мужем, понимая, что наплела несусветную чушь, и в эти мгновения он пытается сквозь неё продраться.
— Говоря о прошлом, — Дилан повернулся ко мне. — Я даже не хочу оскорблять себя мыслью, что к этому как-то причастен отец Майкла.
— Боже, нет, — я вскочила на ноги. — Как ты…
— Это человек из прошлого, я так понимаю?
Я кивнула:
— Да.
— И я знаю его?
— Дилан, пожалуйста.
— Это даже не вопрос доверия, Лив. Кто-то поднял руку на мою жену. Мою жену! — Он повысил голос. — Ударить тебя, это то же самое, что ударить меня. Кем бы я был, если бы позволял людям безнаказанно это делать?
— Никто не накажет его больше, чем он сам.
— Он? Значит, всё-таки, он?
— Да. Он.
— Кто это сделал, Оливия?
— Дилан, прекрати!
— Ты боишься его? Он тебе угрожал?
— Дил…
— Он тебе угрожал?!
— Не повышай на меня голос!
— Прости, — Дилан глубоко вздохнул и, вернувшись назад, сел в своё кресло. Он просидел так пару секунд, не отводя от меня взгляда. — Так он угрожал тебе? — повторил он уже спокойнее.
— Нет. — Я тоже села. — Он меня поцеловал.
Дилан дёрнулся в кресле.
— Поцеловал? А потом ударил? — изумился он.
— Нет. Ударил после того, как поцеловал. Я его укусила.
— Ты больше никогда не поедешь в Лонгвью без меня, — заявил после небольшой паузы. — И это не обсуждается.
— В таком случае у меня тоже есть право требовать, чтобы что-то не обсуждалось.
— Хорошо.
— Тогда ты больше не спрашиваешь меня, кто это сделал.
Дилан снова долго смотрел мне в глаза, прежде чем отвел взгляд и кивнул.
Я чувствовала себя гадко. Моя просьба была унизительна, как и повисшее между нами молчание. Дилан был вправе потребовать от меня имя обидчика, и то, что я не захотела его назвать, мог расценить как недоверие. Но я доверяла ему. Я полностью зависела от Дилана. Я дышала им. И, чёрт побери, если бы это сделал кто-то другой, а не Стив, не задумываясь, сдала бы его мужу.
Но Стив! Наш Стив!
Как бы я объяснила Максу исчезновение крёстного из его жизни? А в том, что так бы и было, я ни на секунду не сомневалась: Дилан никогда и на пушечный выстрел не подпустил бы его ни ко мне, ни к детям. И чтобы Стивен теперь ни думал обо мне, как бы ни относился, я была уверена, что на его отношении к Максу и Эбби это не отразится.
Если бы я могла сказать об этом Дилану! Если бы только могла…
Он смотрел в иллюминатор, задумчиво покусывая уголок губы. Мне стала невыносимо от мысли, что своим поведением и ослиным упрямством я заставила этого сильного мужчину переживать. Ведь он не хотел, чтобы я ехала, и наверняка в случившемся со мной винит себя. На мгновение я поставила себя на его место: если бы Дилан уехал, когда я просила остаться, и вернулся в таком вот виде, не желая ничего рассказывать… кем бы я себя чувствовала?
— Ох, милый, — вырвалось у меня. Я вскочила со своего места и, упав к нему на колени, уткнулась лицом в белую рубашку. — Прости меня, прости, пожалуйста!
— Не плачь, малышка. Всё хорошо.
Его ласковый голос и то, как между словами Дилан покрывал поцелуями мою макушку, нисколько не успокаивали.
Он поднял к себе моё заплаканное лицо и начал целовать солёные дорожки на щеках, иногда осторожно касаясь губ.
— Моя бедная девочка. Это ты меня прости. Меня не было рядом.
От этих слов я заплакала ещё сильнее, снова утыкаясь лицом в его уже мокрую от моих слёз грудь.
После посадки ещё минут десять я приводила себя в порядок в туалете самолёта, умываясь холодной водой и заново замазывая синяк. Конечно, пластырь на губе не замаскируешь, но не стоило пугать близких ещё больше.
В машине я села рядом с Диланом, и снова, как и несколько дней назад, он всю дорогу держал мою руку. А я всю дорогу то и дело на него поглядывала. Чувствуя мой взгляд, Дилан улыбался, а затем его взгляд возвращался к дороге, и лицо снова становилось жёстким. Я знала, о чём он думает, и понимала, что это ещё не конец.
Следом за нами к дому подъехал Саймон.