Вот всё, что я смогла выдавить из себя. Вернее, прохрипеть. Тело начало мелко дрожать; я чувствовала приближение паники.

— Я не собираюсь отбирать у тебя Эбби, — всё так же спокойно, будто не замечая моего состояния и ужаса, что наверняка отразился на моём лице, сказал Дилан. — Я просто хочу, чтобы наша дочь была моей по закону.

Он не забирает её! Сердце подпрыгнуло в груди от радости.

Но моментально меня накрыла новая волна паники.

— Ты хочешь удочерить её?

— Да.

— Но как? Это невозможно!

Я была совершенно сбита с толку. Что он задумал? Конечно, Эбби его дочь. Я не отрицаю, что у Дилана есть на неё те же права, что и у меня. Но она — Вуд. В её свидетельстве о рождении вписано имя Майкла Вуда.

Меня вдруг осенило:

— Ты собираешься подать иск о признании отцовства?

Дилан не ответил, но выражение его глаз изменилось. В них уже не было привычной отстранённости. Он нахмурился и обвинительно покачал головой.

Я всё ещё сжимала в руках край стола. Костяшки пальцев побелели от напряжения, и я уже была готова закричать, когда Дилан наконец заговорил. Его тон оставался таким же твёрдым, как и в начале разговора:

— Нет, я собираюсь сделать кое-что другое. Это даст мне возможность стать законным отцом для своей дочери. Я собственно и приехал за тем, чтобы сказать тебе об этом. Ты выходишь за меня замуж. Завтра.

Чего?!

Soundtrack — Love Hurts by Nazareth

У меня отвисла челюсть.

Что за ерунду он несёт?

— Ты, должно быть, шутишь?

Дилан снова без единой эмоции на лице покачал головой.

— Нет. Я абсолютно серьёзно. Не вижу другого способа сделать всё правильно.

Он точно рехнулся!

— Это ты так мне предложение делаешь?

— Не думаю, что слово "предложение" здесь уместно.

Оттолкнувшись плечом от дверного косяка, Дилан медленно подошёл к столу. Выдвинув стул, он уселся на него, забросив ногу на ногу и скрестив на коленях руки.

Чёртов акционер на чёртовом собрании акционеров.

Разделённые столом, мы буравили друг друга глазами.

— Делая предложение, — как я это понимаю, — продолжил Дилан после небольшой паузы. — Человек испрашивает согласия на что-либо. Я же сейчас не спрашиваю.

От его бесстрастного тона во мне начала закипать злость.

— И с чего ты взял, что я соглашусь?

— Ты меня не поняла, Оливия. Я не спрашиваю твоего согласия. Я ставлю тебя перед фактом.

Он смотрел на меня, почти не моргая.

— Это в высшей степени оскорбительно.

— А не оскорбительно скрывать от меня нашу дочь?

Стул с пронзительным скрипом проехал по полу. Дилан резко поднялся и, обойдя стол, вплотную подошёл ко мне.

Его глаза метали молнии. Я могла бы испугаться, если бы не была так раздражена.

— Я не видел, как она росла в тебе. Почему не видел — это я себе объяснить могу. Ну а потом, Лив? То, что было после? Почему я не видел, как моя дочь сделала первый шаг? Почему не знаю, каким было её первое слово? — От его бесстрастного тона не осталось и следа. — Я не знаю, что она любит есть на завтрак, под какую сказку засыпает. Я ещё даже голоса её не слышал! Ты по каким-то только тебе известным причинам лишила меня всего этого — вот что действительно оскорбительно! И я больше не собираюсь ничего упускать.

Выдержать его обвиняющий взгляд было очень тяжело. Я малодушно опустила глаза. Дилан, в свою очередь, отступил от меня на один шаг.

— Каковы бы ни были твои причины так поступить, пока я не готов их выслушивать, — продолжил он тихо. — Сейчас я хочу как можно скорее стать настоящим отцом для своей дочери.

Вот так. Без признаний. Без заверений. Я была уязвлена и расстроена. И за это жутко на себя рассержена.

— Ты говорил, что это касается не только нас. — Надо попытаться призвать к разуму Дилана. Он согласно кивнул. — Хорошо, ты собираешься удочерить Эбби — твоё право. А что насчёт Макса? Конечно, он тебе никто…

Не дав договорить, Дилан крепко схватил меня за плечи и встряхнул. Кажется, я окончательно его разозлила.

— Я не давал тебе повода так думать обо мне, — сказал он сквозь зубы. — Максимилиан твой сын, ты моя жена, так что он мне не "никто"!

— Я тебе не жена!

— Скоро станешь!

— Нет! Ни за что!

— Нет?!

Он подозрительно замер. Прищуренный взгляд опустился на мой упрямо сжатый рот. И не успела я ничего понять, как Дилан притянул меня к себе и впился в него губами.

От такого напора я на секунду опешила, но тут же сразу принялась вырываться. Кулаки застучали по груди Дилана, но он с силой вжал меня в себя, не давая возможности двигаться. Я дёргалась в его стальных объятиях, но он не обращал на это никакого внимания, продолжая меня целовать. Хотя вряд ли это можно было назвать поцелуем.

Его губы терзали мои. Он с силой разжал мне зубы языком и ворвался в мой рот. Я протестующее замычала, но Дилан ещё сильнее обнял меня, так, что стало нечем дышать. Он целовал меня, покусывал нижнюю губу, пытаясь вызвать ответ моего языка на его ласки, кружа вокруг него в неистовом танце. На какое-то мгновение его хватка ослабла, и, извернувшись, мне удалось высвободить одну руку. Подняв её, я ухватила Дилана за волосы и с силой дёрнула. Мне хотелось сделать ему больно, но вместо крика боли я услышала лишь страстный стон. Вибрация от него прострелила через моё тело. Я ослабила хватку, и нервно сжатые пальцы утонули в его шелковистых прядях. Желание навредить моментально испарилось.

Это и вправду была какая-то магия, потому что через секунду моя вторая рука оказалась в его волосах. Я прижала голову Дилана к себе и, закрыв глаза, ответила на поцелуй. Его руки пришли в движение, скользя по моей спине. Одной из них он нежно придерживал меня за талию, другой, вдоль позвоночника добравшись до основания шеи, повернул мою голову, открывая себе ещё больший доступ. Теперь мы целовались неистово, наслаждаясь, овладевая, заполняя друг друга собой.

Улица озарилась светом фейерверков. Часы, висевшие на кухне, начали отбивать уходящие секунды — наступал Новый Год. Мы продолжали целоваться, не обращая внимания на залпы петард: они были ничем по сравнению с грохотом, что сотрясал наши грудные клетки. Я была уверена — Дилан чувствует то же самое, потому что его сердце в этот момент так же неистово билось напротив моего.

С последним ударом часов Дилан отстранился, но наши лица всё ещё были в нескольких дюймах друг от друга. Я видела, как трепетали его ноздри; как он пытался справиться с собой. Мы оба тяжело дышали и, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Я попыталась понять, что же он чувствует, но через мгновение Дилан выпустил меня из рук и опустил голову. Пылающие изумруды скрылись за длинными ресницами.

Я замерла на своём месте, а Дилан медленно направился обратно к стулу. Взявшись за спинку, он сжал тонкую деревянную перекладину. Не поднимая головы, он простоял так пару минут. Челюсть его была крепко сжата, под ней ходили желваки. Я вспомнила, что именно так он выглядел, когда пришёл "освобождать" меня от Райли, и теперь могла чётко определить его состояние: Дилан был чертовски зол.

Когда он начал говорить, его голос звучал на удивление ровно.

— Я предлагаю нам остыть и спокойно всё обсудить.

Он снова смотрел на меня — равнодушно и без вызова. Пусть лучше злится, пусть кричит, пусть, чёрт побери, начнёт рушить всё вокруг, только бы не видеть это жуткое бесстрастие, убивающее во мне всякую надежду на счастливый исход.

— Я дам тебе полгода на то, чтобы дети привыкли к этой мысли, и вы безболезненно смогли переехать в Сиэтл.

— Переехать в Сиэтл? — опешила я. — Зачем?

— Ты не слышала, что я сказал до этого? — В его голосе зазвучали стальные нотки.

Мне понадобилось усилие, чтобы не закричать. Получается, он уже всё для себя решил, всё сложил и вывел общий знаменатель. Без единого шанса для меня вмешаться в это решение.