Не в силах сдержаться, я тихонько завыла. Обняв себя за плечи и раскачиваясь на стуле, я сидела посреди своей уютной, погружённой во мрак кухни, и выла.

Для всех людей я была сильной женщиной, на долю которой выпали нелёгкие испытания. Во взгляде каждого я видела ободрение, но искала вовсе не его. Меня не нужно было подбадривать, меня нужно было пожалеть. В отличие от тех, кто твердит, что жалость убивает, мне она была необходима. Я устала быть сильной. Я хотела поплакать, поскулить у кого-нибудь на груди. Но даже Ким не могла мне этого дать. Даже родители. Все твердили, что я должна держаться. Ради себя, ради детей. Ради Майкла.

И вот я сижу на кухне и напиваюсь. Потому что я, мать вашу, сильная. Сильная, но вою от безысходности, страха и одиночества — всего того, в чём не могу признаться другим. В том, в чем другие не могут меня заподозрить.

Если тебе когда-нибудь станет плохо, ты будешь в отчаянии, будешь нуждаться в какой-либо помощи, — позвони мне. Я хочу, чтобы у тебя был мой номер.

Эти слова всплыли из глубин моей памяти. Непонятно, каким образом, но я отчётливо услышала бархатный голос, произносящий их.

Сколько прошло времени? Почти три года. С чего я решила, что он вспомнит. Может, ему это ненужно. Может, он давно уже забыл об этом порыве. Да, скорее всего так и есть… Он ведь и номер мог давно изменить. Лив, будь реалисткой, ты видела его, ты всё понимаешь. На черта ты ему сдалась?..

Для чего в тот день я сохранила в памяти телефона его номер, я не знаю. Звонить по нему я точно не собиралась, не было нужды: со мной был Майк — мой муж, которого я любила. Но этот мужчина, этот голос, эти слова… они тронули меня своей искренностью там, в лобби шикарного отеля, где он говорил мне их почти целую жизнь назад.

Дилан.

Я нажала клавишу вызова.

Один гудок.

Второй.

Третий.

Лив, не будь смешной!

— Алло.

Низкий, чуть с хрипотцой голос окутал меня, словно бархат.

Он.

Воспоминания вызвали новый приступ боли, и я задержала дыхание, справляясь с ней.

— Я слушаю, говорите…

Нет, нельзя. Нельзя вот так. Это неправильно. По отношению к нему, к себе, к Майку наконец. Господи!

— Лив?

Что?

— Лив, я знаю, что это ты.

…

— Не молчи! Пожалуйста, не молчи! Я знаю, что это ты. Я чувствую. Лив, любимая, прошу тебя, скажи что-нибудь.

Рыдания рвались из груди. Как такое возможно? Любимая? Почему? Но ведь…

— Я слышу твоё дыхание, ангел мой. Пожалуйста, ответь мне.

Околдованная этим голосом, этими словами, этими воспоминаниями, я крепко зажмурилась, прежде чем выдохнуть в трубку:

— Привет…

— Лив, сколько можно копаться?

Майк зашёл в ванную, где я, всё ещё в одном чёрном белье, стоя перед ярко освещённым зеркалом, увлечённо красила губы. Остановившись сзади, муж положил руки мне на талию и прижал к своей груди.

— Дежурный администратор звонил пять минут назад: наше такси загораживает подъездную дорожку.

— Три минуты. Такси подождёт.

Прохладный шелк рубашки Майка приятно студил разгоряченную после душа кожу.

— М-м… — Он опустил подбородок мне на плечо, призывно смотря на наше отражение в зеркале. — Может, останемся? Бог с ним, с клубом.

— Ну уж нет! — я дёрнула плечами, стряхивая с себя его руки. — Мы сто лет никуда не выходили. Говорят, этот клуб — лучший на побережье и славится отвязными вечеринками. Я хочу отвязаться, Майкл! Мне жизненно необходимо отвязаться! — Я развернулась к нему лицом: — И если ты не позволишь мне сильно напиться, обещаю по возвращении в отель кое-что на десерт.

— Хорошо, только два коктейля. — Майк чмокнул меня в ключицу, проводя пальцем по краю трусиков. — Я в предвкушении.

В ответ я хлопнула его по руке, выставила за дверь и начала влезать в своё новое платье. Спасибо Ким, которая в наш предотпускной поход по магазинам едва ли не силой заставила меня его купить. Я бы никогда не позарилась на кусок эластичного чёрного кружева, который на вешалке смотрелся как использованный презерватив. Ким заставила его примерить, и, честно говоря, мне понравилось. Рождение Макса мало сказалось на моей фигуре, всё по-прежнему было на своих местах. Грудь, правда, увеличилась на один размер, но мне, как, впрочем, и Майку, это даже нравилось. Платье обтягивало мои изгибы как вторая кожа. Я вряд ли набралась бы смелости куда-либо в нём пойти, не будь рядом со мной внушительной фигуры Майкла.

Я втиснулась в платье, затем прошлась щёткой по волосам, крупными волнами спадающим по спине и плечам, и, улыбнувшись своему отражению, вышла из ванной.

— Слава Богу, я уже хотел вызы… — Майк споткнулся на полуслове.

Он молча таращился на меня, пока я, сидя на кровати, застёгивала ремешок чёрных открытых босоножек на совершенно неприемлемой для меня шпильке — ещё один привет от Ким.

— Ты в этом никуда не пойдёшь! — тоном, не терпящим возражений, заявил муж. — Я не собираюсь весь вечер отгонять от тебя похотливых самцов.

Если не знать Майка достаточно хорошо, могло сложиться впечатление, что он сердится. Меня же подобным обращением пронять было трудно.

— Кто-то мне недавно пел про ждущее такси? — лениво протянула я. — И могу тебя заверить, — подойдя к Майку, я зацепила пальцем ремень и резко притянула к себе. — Лично меня в этом клубе интересует только один самец.

Майк был выше меня на две головы. Встав на цыпочки, я потянулась к его мягким, влажным губам:

— Сейчас я не буду тебя целовать. Всё после. И ты не будешь прикасаться ко мне весь вечер, ясно?

Преувеличенно небрежно я оттолкнула Майка и направилась к выходу из номера.

— Какого черта, Ливи? Что за долбаные игры?

Что ж, раз не понимает, будем импровизировать. Я обернулась к раздосадованному мужу и капризно надула губы:

— Потому что я так хочу! Только смотреть, трогать нельзя. Всё получишь, когда вернёмся в номер, понятно, Майкл Вуд? И без возражений.

— Знаешь, мы с тобой, конечно, не первый год женаты, но такой я тебя не помню.

Озадаченный моим последним заявлением, Майк послушно тащился за мной по коридору к лифтам. Настроение было игривое, очень хотелось его поддеть.

— Это пугает тебя, мой птенчик?

— Ни столько пугает, сколько напрягает. Я не знаю, как на такую тебя реагировать. Это всё Ким, я уверен. Пол рассказывал, что в последнее время она набрасывается на него при любой возможности. Не то, чтобы он жаловался, просто…

— Просто вы с Полом — зажравшиеся тюфяки! — На ходу я обернулась и стукнула его в плечо маленьким клатчем. Расшитое бисером творение от удара неприятно хрустнуло, но вряд ли при этом нанесло Майку большой ущерб. Разве что, его самолюбию. — Вы напрочь забыли, что рядом с вами живут настоящие женщины.

Дверцы лифта со звоном открылись. Майк пропустил меня вперёд. Кабина двинулась вниз, и он притянул меня к себе.

— Ливи, не сердись!

Я обиженно дернула плечами, высвобождаясь из его хватки. Но Майк не поддавался.

— Наверно, я действительно забыл. Я люблю тебя, очень люблю, и никогда не переставал хотеть, но…

Внезапно мне стало грустно. Я перестала вырываться и, запустив руки под пиджак, всем телом прижалась к мужу.

— Знаю, Майки. Всё как-то приелось. Рутина, быт. Мои родители, твои родители. Друзья. Макс. А я не хочу забывать того, какими мы были раньше. Не хочу забывать тех Лив и Майка, которые не могли оторваться друг от друга.

Подняв голову, я посмотрела в его потемневшие глаза. Майк взял моё лицо в широкие ладони и начал покрывать его лёгкими поцелуями.

— Я помню это время, Ливи. Наш первый поцелуй. Свидания на заднем дворе, когда Генри думал, что ты уже спишь. Помню, что вытворяли с тобой мои руки, как ты раскрывалась мне. Помню, как ты вскрикнула от боли, когда я первый раз вошел в тебя…