Я плакала долго, а он всё уговаривал меня перестать и торопился отвести в больницу. Когда я согласилась, Марти заставил меня пойти переодеться — моя олимпийка была запачкана кровью, — а сам снял со стены телефонную трубку.

Поднимаясь на второй этаж, я силилась разобрать, кому он звонит, но, только выйдя на улицу и увидев свой старенький грузовик, поняла, что звонил он Полу.

— Опять ходила и думала одновременно, Ливи? — ухмыльнулся Пол, открывая дверцу со стороны пассажирского сиденья. — Выглядит серьёзно. Только вот реветь не стоило: сейчас мы тебя быстро заштопаем. Ты с нами, Марти?

— Да. Провожу до больницы, а там уж по своим делам.

— Это хорошо, — обрадовался Пол. — А то подумают, что это я её так приложил. Будешь моим алиби.

По дороге в больницу Пол громко рассуждал о вчерашней вечеринке у моего отца, но я слушала его вполуха. Голова нещадно болела, меня слегка подташнивало, и я молилась, чтобы это не оказалось сотрясением.

— Где Ким?

— Дома. Мальчиков кормит. Как услышала, что ты так неаккуратно упала, рвалась сама отвезти тебя в больницу.

— И почему не приехала?

— "Хонда" в ремонте, — пояснил Пол. — А за руль твоего монстра я её не пускаю.

Я усмехнулась:

— Можно подумать, я никогда ей его не одалживала.

— И когда это ты его одалживала? — изумился Пол.

— Да миллион раз! Последний — в октябре. Когда она меняла багажник после того случая у супермарке… Упс!

Это был секрет. Ким взяла с меня слово, что муж никогда не узнает, как, сдавая задом, она задела на парковке ряд стоящих тележек. Водителем она была осторожным, но камни в лобовое стекло периодически ловила.

— Хм, я и не знал, — озадачено протянул Пол.

— А ты и не должен знать. Кимберли меня убьёт, когда узнает, что я проболталась.

Пол ничего не ответил, потому как к тому моменту мы уже въезжали на больничную парковку.

Мне сделали рентген и наложили швы, предварительно вколов приличную дозу обезболивающего.

— Как же вы так неаккуратно, леди, — причитала надо мной молоденькая медсестра. — Где так можно умудриться упасть?

— На эснисе, — отвечала я, шепелявя онемевшей от наркоза губой.

— На лестнице? Ох. Хорошо, что сотрясения нет и руки-ноги целы. Вот моя тётка: она однажды так с крыльца грохнулась…

Я закрыла глаза, отстраняясь от потока информации, вываливаемой на меня не в меру разговорчивой медсестрой. Это почти удалось, потому что в голове то и дело возникали картины того, что произошло.

"Стив. Стиви! Что же ты наделал, дурак несчастный! Как мне теперь жить с этим? Как тебе с этим жить? Понимаю, в тебе говорила обида, но разве я давала повод надеяться?"

Давала, шептал внутренний голос, ещё как давала!

Я вспомнила, как однажды Стивен поцеловал меня. Вспомнила, что сказала ему после и что он на это ответил: "Я подожду. Сколько надо".

Значит, всё это время он ждал. Когда соглашался поехать со мной в Сиэтл, ждал. И когда в шутку представился моим мужем. И после, когда признался, что ему хотелось, чтобы так всё и было. Ждал, когда вёз меня домой, морально истощённую неожиданной встречей с Диланом.

Стив всегда был рядом. Был рядом, всегда готовый помочь. Лучший друг моих детей. Мой лучший друг. И я пользовалась этой дружбой, принимая его отношение как должное.

Нет, я не меньше виновата в том, что произошло. Я позволила Стиву питать бессмысленные надежды. Следовало уже после первого поцелуя расставить все точки над "и". А что сказала я? "Может быть. Когда-нибудь…".

Мне дали несколько таблеток обезболивающего, прописали мазь от ушибов и на всякий случай — пару дней полного покоя.

Выходя из кабинета, я бросила взгляд в зеркало. На губе красовался аккуратный пластырь, но под ним нижняя часть лица уже начала темнеть, являя миру шикарный синяк, который, наверняка, будет сходить не одну неделю. Довершали картину маленькие поросячьи глазки, ярко блестевшие под заплывшими от слёз веками. Ужасно. Что скажет Дилан?

Я набрала его номер и малодушным жалостливым тоном поведала всю историю с падением, не забывая через каждое слово повторять, что со мной всё в порядке.

Дилан сказал, что вылетает немедленно, и всё порывался приехать за мной в Лонгвью. Слава Богу, я сообразила сказать, что в аэропорт меня отвезёт Ким.

И только положив трубку, я вспомнила, что её машина в ремонте. Пришлось звонить Сандре, что было к лучшему: чем больше людей вокруг, тем меньше вероятность, что Дилан станет меня отчитывать.

Я увидела его сразу, как только мы въехали на парковку перед аэропортом. Засунув руки в карманы расстегнутого пальто, под которым виднелась белая рубашка, Дилан провожал взглядом каждую проезжающую мимо машину. Заметив, как я отчаянно машу ему с пассажирского сидения темно-синего пикапа, он облегчённо улыбнулся и махнул мне в ответ.

Сандра выключила двигатель и завороженно наблюдала за приближением Дилана.

— Обалдеть, Лив. Он просто красавец!

— Это ещё мягко сказано, — вздохнула Ким с заднего сидения.

Во все глаза я смотрела, как Дилан идёт к нам навстречу; как поднимает руку перед проезжающими машинами, ловко лавируя по заполненной стоянке.

Мой. Такой мой.

Когда он открыл пассажирскую дверь, и я вывалилась прямо в его объятия.

— Никуда тебя больше не отпущу, — сказал Дилан вместо приветствия. — К чёрту всё, будешь ездить только со мной.

Я тихонечко засмеялась:

— Ладно, не ругайся.

Он приподнял моё лицо. Зелёные глаза с тревогой изучали каждую мою чёрточку.

— Как это случилось?

— Ну, я же говорила: оступилась на лестнице. Нога соскочила. Когда падала, ударилась о перила. Хорошо, Марти был рядом. Он позвонил Полу. Они отвезли меня в больницу. Сотрясения нет. На губе пара маленьких шовчиков, и всё!

— Марти? Пол? — переспросил Дилан.

— Ну да, Марти — отец Майкла. Пол — муж Кимберли.

Девочки вышли из машины, и у Дилана больше не было возможности задавать вопросы. Я познакомила его с Сандрой. С Ким же они обнялись, как давние друзья.

Подруги торопились засветло вернуться домой и, немного поговорив, мы распрощались. Самолёт ждал нас на взлётном поле. Предполётная подготовка быстро закончилась, и уже через десять минут мы были в воздухе.

Сев напротив, Дилан протянул мне руку, и я с радостью вложила в неё свою замёрзшую ладошку.

— М-мм, я так хочу тебя поцеловать, но боюсь, что сделаю больно.

— А ты тихонько, — предложила я.

— Иди ко мне.

— Ещё табличка горит. Нельзя вставать.

— К чёрту табличку, миссис Митчелл.

Отстегнув ремень, я перебралась на колени к мужу, потянувшись к его губам.

— Обожаю, когда ты называешь меня миссис Митчелл.

— А я обожаю тебя так называть, — прошептал он, и, прежде чем поцеловать меня, повторил: — Миссис Митчелл.

Дилан был осторожен и очень нежен. Я бы даже сказала — робок, когда его губы впервые коснулись моих. Поцелуи были всего лишь лёгкими прикосновениями. Ни он, ни я не делали попытку углубить их, хотя мне очень этого хотелось. Я запустила пальцы в его волосы, зная, как мужу нравится, когда ноготками я аккуратно её массирую.

— Ш-шш, малышка, не распаляй, — улыбнулся он. — Давай доберёмся до дома.

Я протестующе захныкала, не желая, чтобы он меня отпускал. Дилан отстранился, рассматривая мою повреждённую губу и медленно, кончиками пальцев, поглаживая место, где был синяк.

— Эй, осторожно! Ты мне весь грим сотрёшь.

Мы с девочками провозились почти полчаса, смешивая различные тональные средства, чтобы замазать уже начинающий темнеть синяк. Дилан сделал ещё несколько движений и, придерживая за подбородок, стал пристально рассматривать моё лицо.

— Ты же знаешь, что я закончил медицинский колледж? — спросил он неожиданно.

— Эм-м, да. Ты говорил.