Грета с ужасом смотрела наверх.

— Я ведь предупреждала, — устало сказала антар.

Ослабевший Рист сел.

— Крина, — заговорил он, — это наш последний шанс. Пока она занята… Я попробую… Даром…

Антар не сразу сообразила, что хочет от нее страж. А когда поняла, не глядя кивнула.

По тому, как резко умолк страж, стало ясно: уже пора…

Она никогда прежде не пользовалась двумя браслетами сразу, и потому едва не онемела от обрушившейся на неё силы.

Сзади, в покинутом зале, вспыхнул пожар. Пламя охватило зал; алый огонь поднялся так высоко, что осветило и прямой коридор, в котором они находились: охотник и три оставшиеся жертвы, жаждущие поменяться ролями.

Рист напрягся из последних сил, ныряя в тёмную пустоту: отрешиться, уйти из света жизни; окунуться в чёрные воды колодца; медленно погрузиться на самое дно; чувствовать, как касаются безмолвного тела мягкие, склизкие водоросли беспамятства.

Как учил Верес.

И в следующее мгновение он набросил на чужой испорченный разум самую огромную сеть, которую ткал в своей жизни. Без единой бусины графита дар рвался из него безостановочным потоком, грозя уничтожить его собственное сознание, выскальзывая из-под контроля.

Крина разглядела в красных отсветах танцующего пламени все, что ей было нужно.

Рука, погруженная в чужие внутренности. Торчащие рваными пучками волосы. Клочок по-человечески белой, нежной кожи.

Кинжал вошёл точно, плотно, по самую рукоять, так, что кончик его выглянул с другой стороны горла, вскрыв плотный хитин.

Существо рухнуло, едва не придавив собой всех троих.

Она трясла его изо всех сил, плакала, умоляла, била по безжизненным щекам.

— Рист! Рист! Очнись! Пожалуйста, ну пожалуйста, я прошу тебя!

Земля дрожала; земля сотрясалась в предсмертных судорогах, грозя похоронить чужаков под тоннами горной породы.

Две женщины волокли за собой бесчувственное, отяжелевшее тело.

Если повезет.

Они выскочили наружу в тот самый миг, когда Тамен обрушила свою вершину внутрь. Очнувшийся Рист изо всех сил помогал, стараясь не висеть и без того нелегким грузом на женских плечах.

Гора бушевала, разбрасывая камни, метя угодить в незваных гостей, осмелившихся нарушить её многовековой покой.

Сражение было отчаянным.

Антары больше не могли сдерживать напор; браслеты, использованные не по одному разу, лишали своих хозяев последних сил. Люди стоически защищали тех, кого так ненавидели всего несколько часов назад: отчасти оттого, что, чувствовали себя обязанными; отчасти потому, что надеялись: авось последняя вспышка браслета поможет им продержаться еще немного.

Акин перестраивал рикутов, как мог; бросая владельцев черно-белой униформы в выверенные, точные атаки; то приказывая отступать, то кидая в самую гущу боя. Резарт подбадривал своим примером немногих уцелевших.

Медсестры трудились не покладая рук. От тяжести перетаскиваемых раненых подгибались ноги; халаты, перепачканные кровью и грязью, давно потеряли первозданную свежесть.

…Громкий голос взлетел над царящим хаосом:

— Уходят! Они уходят!!!!

Вначале его никто не расслышал; а расслышав, не поверили, посчитав, что очередной несчастный сошел с ума. Но к голосу присоединился другой, а к нему третий, и вскоре всеобщее ликование поднялось над столицей победным флагом.

Почерневшие от гари и копоти жнецы стремительно отступали, покидая полумертвый город.

Пахло свежеструганными досками, сосновой смолой, прохладой первых весенних дней. Посапывал, легонько ворча, чайник; плыли смородиновые листья в большой, металлической кружке; чёрные размякшие ягоды медленно опускались на дно.

В дверь постучали.

— Я к тебе по делу… — предупредила едва ли не с порога.

— Заходи, — Рист пропустил нежданную гостью. — Как дела в резиденции?

— Налей мне тоже, — она зябко повела плечами. — Всё-таки ещё холодно на улице.

— И давно ты чай пьёшь? — страж пододвинул чашку поближе. Терпкий аромат листьев поднялся вместе с паром от золотистой, едва дрожащей поверхности.

— Давно, — Крина обняла кружку тонкими пальцами. — Мне и раньше нравилось греть руки об горячую посуду.

Минуты шли, текли, шевеля стрелками старых часов; солнце медленно ползло вверх, поднимая над горизонтом свое грузное тело, а антар все молчала, крутя в руках горячую чашку. Наконец она подняла голову.

— Знаешь, я давно хотела извиниться, что не объяснилась тогда насчет Греты…

— Думаю, я бы и не стал ничего слушать, — Рист пожал плечами. — Да и круенто тогда считались чем-то вроде выдумки. Так что извинения не принимаются.

Крина вновь замолчала. В этот раз первым нарушил неловкую тишину страж.

— Как там Резарт поживает? Освоился в новой роли?

— Да, и неплохо. Иногда мне кажется, — тут она запнулась, — что в чем-то и получше Тиура.

Рист удивлённо посмотрел на неё.

— Вот как?

Крина покраснела.

— Просто Тиур… никогда не искал золотой середины. А Резарт… он пытается наладить отношения с людьми. Говорят даже, что презис хочет подписать новый Договор, чтобы дать людям больше прав. Правда, его пока не все в этом поддерживают.

— Справедливо. Антаров после той бойни осталось мало, а заслуги забываются быстро, уж больно коротка людская память. Следующее поколение уже может воспользоваться своими “правами” и просто выгнать вас из города.

— Может и так, — Крина коснулась губами горячего ободка. — А может быть, наши дети станут людьми. Ведь то существо… оно мёртво.

— Знаешь, — её глаза вдруг загорелись, — я ведь хотела тебя кое о чем попросить…

Стук оборвал фразу на полуслове. Рист поднялся, извиняюще показал на дверь.

— Сейчас, посмотрю, кто там…

Женщина, стоявшая у порога, показалась ему смутно знакомой. Будто он разговаривал с ней не далее как вчера.

— Я пришла отдать долг, — она заметно волновалась.

— Долг? — Рист недоумевающе смотрел на неё.

— Я понимаю, что это глупо, — женщина переступила с ноги на ногу, — мне надо было давно отблагодарить вас за гостеприимство.

Она протянула ладонь вперед: золотые монеты сверкнули в лучах поднимающегося солнца.

— Вы, наверное, меня не помните. Двадцать лет назад у меня сгорел дом, и вы дали мне кров, а потом и работу….

В памяти всплыло: полоска сажи на узком подбородке, холодная скамейка, запах гари.

Он засмеялся.

— Не нужно, — и осторожно отодвинул руку. — Я в этом добре не нуждаюсь…

Гостья продолжала стоять, неловко кусая губы.

— Вы ведь не только за этим пришли, верно? — Рист теперь уже внимательнее разглядывал ее.

Лита решилась.

— В общем-то, да… Вот, — вынула аккуратно сложенные листки бумаги. — Прочтите…

Страж взял, пробежал глазами, нахмурился.

— К чему эта история?

— Я сейчас все объясню, — заторопилась Лита. — Просто у меня недавно умерла подруга — это ее дневник.

— Стоп, — Рист поднял руку вверх, — давайте все-таки поговорим в доме. Во дворе слишком холодно, да и рассказ ваш, чую, будет немаленьким…

Рист представил Крину просто: “мой друг”, и кивнул, словно подтверждая, что у него нет от неё никаких тайн. Лита, чувствуя себя неудобно — все же она не думала, что придется выкладывать чужие секреты еще кому-нибудь — заерзала.

Страж налил чая, и медсестра, немного успокоившись, начала.

Рист слушал, не перебивая; антар скучающе глядела в окно. Но чем дольше говорила Лита, тем внимательнее становилась Крина. В конце она не выдержала:

— Вы не помните день, когда это случилось?

Лита закусила губу.

— Помню, — еле слышно сказала она. — У меня в тот день как раз дом сгорел. Двадцать четвертый день листопадного месяца…

Кружка подпрыгнула, стукнувшись о столешницу и выплеснув на неё чай.