Рист сбросил стоптанную обувь и вытянул ноги. И сам не заметил, как его сморил сон.

Проснулся страж, когда в комнате похолодало. Дело близилось к вечеру.

Рист с удовлетворением отметил, что щеки Греты порозовели, и дышит она уже совсем спокойно, хоть и изредка вздрагивает в глубоком сне. Руки и ноги девушки потеплели, темные круги под глазами почти исчезли, черты распрямились. Она сделала еще один шаг на эту сторону — сторону живых.

Прислужница, возникшая в дверях, чтобы узнать, «принести ли господину ужин», цепким, любопытствующим взглядом охватила спальню.

— Какой красивый браслет, — с оттенком зависти произнесла девчонка, разглядывая свисавшую из-под одеяла тонкую руку.

По спине Риста пополз холодок.

— Я спущусь вниз, — бесстрастно заявил он, думая, что еще могла заметить служанка. И резко сменил тему:

— Много ли у вас бывает постояльцев?

Девчонка радостно защебетала, обрадовавшись внезапному вниманию. Страж с трудом выпроводил её; закрыв комнату снаружи на ключ, спустился вниз.

Зал на этот раз был наполовину полон; несколько забулдыг хлебали пиво из больших деревянных кружек; трое мастеровых играли в карты, переругиваясь; еще пара юношей пили на спор вино, то и дело наливая себе пряный напиток в высокие стеклянные кубки.

Рист приютился в углу; быстро проглотив скромный ужин, он решил сходить во двор — проведать лошадей. Проходя мимо кухни, случайно услышал щебечущий голос:

— А браслет-то, браслет из такого красивого камня, ни разу такого не видывала! Голубой, как небо весной, и сделан, как живой — маааленькой такой ящеркой…

Страж, уже миновавший коридорный поворот, остановился и напряженно прислушался.

Несколько секунд стояла тишина, а затем мужской нахальный голос ответил:

— Что ты несешь, Ганка? Такие браслеты только антары и носят. Откуда у наших постояльцев антарские браслеты?

— Клянусь, чтоб мне света не видеть! — вскрикнула девка. — Или я, по-твоему, ослепла совсем? Ящерка там была, совсем как живая… И камень, камень красивый такой!

— Это что же, — медленно произнес другой, — хозяин твой антаров привечает? А он разве не знает, что нынче другие времена пришли и пиявок принято давить, а не кормить?

Названная Ганкой тихо пискнула и осеклась: поняла, видать, что сболтнула лишнего.

Из короткого разговора Рист понял самое главное: в этой гостинице им задерживаться не стоит. Да и в городе, пожалуй, тоже.

Он развернулся, чтобы пройти обратно и едва не уперся прямо в чужую грудь — обладатель нахального голоса был выше его почти на голову.

— А ты, похоже, и есть тот самый антар? — тот с нескрываемым любопытством разглядывал его. — Ганка, это он?

Бледная, как смерть, девушка, просочилась наружу и прижалась к стене.

— Ганка, я тебя спрашиваю!

Ганка, дрожа, кивнула.

Скрытый до того широкой спиной и полумраком узкого коридора острый кухонный нож исподтишка рванулся вверх — точным ударом метя в левое подреберье, чтобы проложить себе путь к еще бьющемуся сердцу стража.

Рист уклонился мгновенно, быстрым движением перемещаясь вправо и заходя за спину врагу. Враг оказался ученым и левой рукой, с короткого замаха, ударил прямо в лицо. Из разбитого носа, заливая рот и подбородок, хлынула кровь.

Задохнувшись, страж отшатнулся назад. Нахальный повторил финт, на этот раз метя в грудину. Рист не стал отвечать или перехватывать удар: он просто нырнул человеку в ноги и врезался головой в мягкий, податливый живот.

От сильной боли под дыхом парень нехорошо всхлипнул, пытаясь вдохнуть резко ставший горячим воздух, и по инерции влетел в стенку, которой оканчивался коридор. Страж в прыжок оказался рядом и добавил нахальному ладонью — туда же, где встречались друг с другом ребра.

Лицо жертвы, возомнившей себя охотником, посерело, и человек завалился набок. Нож он выронил еще раньше, и тот, теперь совершенно бесполезный, лежал на полу, угрожающе поблескивая в полутьме.

Ганка, о которой все забыли, завизжала.

— Помогите! Помогите! Убивают!

Рист влепил ей оплеуху — девка ненадолго заткнулась — и рванулся обратно, к лестнице, не дожидаясь, пока сбежится всё «Куриное копыто» вместе с хозяином во главе.

Грета, слава небесам, была там же, где он её оставил, и даже поза антара ничуть не изменилась. Рист подхватил девушку на руки, пинком распахнул прикрытые ставни — благо, здесь были окна и наверху — и уже на ходу раздавил бусину во рту. Сейчас прежде всего нужна скорость — стражу совсем не улыбалось воевать со всей гостиницей, к тому же спуск с такой высоты, с ношей на руках мог оказаться не совсем удачным.

Мир вокруг, и без того причудливо серый, привычно окрасился в черно-белые цвета. Темные створки окна, белая рубаха из льна и угольно-черные штаны антара, чернеющая внизу землю.

Рист прыгнул, и уже в прыжке почувствовал неладное.

Словно вокруг все мигнуло, мигнуло, вспыхнуло и погасло.

За секунду до приземления он отчетливо разглядел бледно-голубую льняную ткань на теле Греты.

Приземление вышло неудачным.

Той крупицы магии, что смог дать графитовый шарик, хватило лишь на половину пути. Выбор был невелик: смягчить падение для себя или уберечь Грету.

Рист предпочел второе.

Всё, что он успел — это завалиться на бок, крепко держа обеими руками бесчувственное тело. Пронзительная боль острым стилетом прошила спину с правой стороны — треснула пара ребер, не меньше.

Страж, кривясь от боли, повернулся на спину — вроде цел. С трудом поднялся. От удара об землю разнылась старая рана на плече; правое бедро украсилось здоровенным кровоподтеком, проглядывающим сквозь порвавшуюся ткань.

Вцепившись в драгоценную ношу, он захромал в сторону конюшни. Девушка показалась ему в два раза тяжелее, чем раньше.

Зал «Куриного копыта» наполнялся обычно после заката солнца. К тому времени, как раздался отчаянный визг Ганки, здесь было уже не меньше двух десятков людей. Рабочие, заскочившие пропустить после тяжелого дня кружечку пива, крепко сбитые мастеровых, любящие порассуждать о несправедливости мира, студенты с хилой порослью над верхней губой, местный кузнец с подмастерьем и дружки Уве — того самого нахального малого, окончившего жизнь встречей с гематитовым кинжалом.

Хозяин, услышав вопль, оторвался от приготовления грога и степенно кивнул настороженно приподнявшимся молодчикам: мол, сам разберусь. Шагнул в сторону кухни, намереваясь задать трепку нарушившей общее спокойствие девке-прислужнице.

И нос к носу столкнулся с вылетевшей из бокового коридора растрепанной бледной Ганкой. Несколько мгновений она смотрела на него, безмолвно разевая рот, затем схватила за рукав и в замершей тишине, под десятком любопытных взглядов, закричала:

— Убили! Уве убили! Антары, кровопийцы проклятые! Это все они! Они!

Собутыльники Уве, намеревавшиеся в этот вечер весело провести время, разом встали. В воздухе повис шум сдвигающихся стульев: это при слове «кровопийцы» поднялись мастеровые. Остальные начали шумно переговариваться.

— Эй, девка, не ори! — прикрикнул один из троицы — плотный белобрысый крепыш. — Где он?

— Там, — всхлипнула Ганка, и показала — вглубь темной извилистой ленты коридора.

Узкие стены не вместили всех любопытствующих, поэтому часть галдящих осталась снаружи. Увидев распластанное грубое тело, острый нож погибшего на полу, крепыш помрачнел.

— Таак, — тихо процедил он. — А ну-ка пошли, тряхнем хозяина.

Его друзья, переглянувшись, согласно кивнули.

Владелец таверны тем временем перепоручил рыдающую от близости смерти Ганку заботам других слуг. Разного цвета глаза уставились на вышедших в зал.

— Эй, — остановился перед ним белобрысый. — Ты чего это, Копыто, зажрался? Пиявок на постой пускаешь? Доброты людской не ценишь? Верно я говорю, народ? — обернулся он.