Что же там такое произошло, что сиятельный антар считает, что рикуты справятся лучше стражей?..

Он рывком содрал с крючка плащ, распахнул дверь, и, выходя в коридор, на мгновение обернулся. Поймал глазами деревянную ящерицу, снова вспомнил: и просветлел.

Девушки выбрались на удивление быстро. Дом почти не пострадал, если не считать разбитой посуды и свалки мебели, которую студентки устроили возле входа.

Анна недовольно смахнула с плеча паука-сенокосца; сбросив на пол, тщательно раздавила его. Лита покосилась в её сторону, но ничего не сказала.

Она хорошо помнила этих маленьких безобидных созданий; там, где медсестра выросла, этих насекомых хватало; один из них частенько плел совершенно не липкую паутину на подоконнике в комнате тогда еще маленькой девочки. Лита помнила, как она поймала «жнеца» — так его в шутку называли дети, и как долгоножка убежал, оставив в её пальцах одну лишь ногу.

— Куда теперь?

— На улице никого нет, — кудрявая озабоченно потерла подбородок. — Разбежались, видимо… Предлагаю уйти отсюда — слишком приметное место, сразу ясно, кто мы такие. Среди толпы будет проще затеряться.

— И куда мы? — спросила Лита.

— Можно пройтись по городу. Посмотреть издалека, что там с нашим рабочим местом. Может, мы там сейчас пригодимся.

После короткого разговора выяснилось, что кудрявая уже учится в хирургическом корпусе, а Анна ездит на неотложные вызова. Остальные две девушки еще не добрались до практических занятий.

— Отлично, — подытожила Лита, — предлагаю отправиться к корпусу дуцента, где работаю я. Рядом хиругия: может быть, понадобится наша помощь.

Возражать никто не стал.

Смерть пришла с севера — с той стороны, где льдистая вершина Тамен упиралась в серое призрачное небо, где братья-близнецы Мизери стояли насмерть вечной охраной своей своенравной сестры.

Сначала это был легкий шелест; никем не услышанный, он все приближался, пока не перерос в громкий шепот. И тогда шевелящаяся, серо-коричневая волна хлынула — и затопила город, переливаясь через каменные стены, через деревянные пороги, заполняя каждую щель, каждую пробоину, каждую найденную дыру.

Никто не понял сразу, что же случилось, а когда поняли, было уже слишком поздно.

Командующий, стягивавший все свои подразделения к локусу, замершему посреди столицы, едва не растерялся — но тут же развернул рикутов и бросил в атаку. Дубинки хорошо реагировали на движение огромной массы; атреки взлетали вверх и разили врага наповал.

Но жнецов было слишком много. Не сотни, и даже не тысячи пауков-сенокосцев стремительно заполняли собой город. Они забирались на жителей с необыкновенной скоростью, заползая под рукава, за воротник, под плащи, нанося парализующие укусы. Один укус ничего не значил бы; но их были десятки, и люди падали, и насекомые завершали свое дело уже на земле, облепляя тела так, что спустя две минуты нельзя было даже разглядеть лица несчастных.

Кто-то верно вспомнил об огне; дело пошло на лад, и жнецы отступили. О бунте было забыто; простые горожане сражались на посеревших от трупиков насекомых улицах бок о бок с теми, кого еще недавно ненавидели и за глаза звали продавшимися антарам ублюдками. Сами антары словно вымерли; их каменные, словно литые дома, в которых заперлись кровопийцы, сенокосцам пока были не по зубам.

Лита с новообретенной подругой не покладая рук трудилась в хирургическом корпусе. Догадались выставить цепь с факелами вокруг медицинских корпусов; пострадавших притаскивали каждую минуту, и девушки делали, что могли. Вскоре Лите пришлось бросить свой пост: её срочно позвали в корпус дуцента. Собранная для антаров кровь понадобилась самим людям.

Начальница с белым, как мел, лицом, на вопрос махнула рукой:

— Бери. Им нужнее… Да знаю я, знаю, — она раздраженно отвернулась к окну, где полчища тварей редели под натиском размахивавших факелами. — Пусть. Я не боюсь Атриума; если мы вообще доживем до него, до этого Атриума…

В тот самый момент, когда люди были уже готовы поверить в свое спасение, когда вовремя спохватились и потушили несколько случайно подожженных домов, когда Акин мысленно подсчитывал потери своей гвардии, и улицы Анарео, казалось, почти очистили от немыслимого напора насекомых, пришла вторая волна.

Она была меньше — и злее.

Эти жнецы отличались крупным размером и алыми, рваными полосками на брюхе — точно невидимая сила, запертая под горой Тамен, пометила их своим знаком. Но никому не было дела ни до полос, ни до их цвета, ни тем более до устрашающих символов. Люди, уставшие, издерганные событиями дня, вновь встали в строй; Акин вооружил рикутов факелами вдобавок к дубинкам. Огниво передавалось из рук в руки; женщины напрасно старались уберечь детей, подсаживая их выше; яд действовал быстро, и жертвы множились с каждым мгновением. Раненных нести было некому, и сами они, в последнем порыве, жаждали уничтожить как можно больше тварей.

И, когда шансов уже не осталось, распахнулись двери каменных домов.

Антары вышли, поднимая сияющие браслеты над головой, и вонзились в растерянный, умирающий город тонкими лучами, несущими жизнь. Анетис и дормиен отправились в медицинские корпуса; видере взяли в руки факелы; остальные сражались как могли — с помощью магии.

Трудно сказать, что двигало Резартом, когда он отдавал приказ: думал ли временный презис о том, что если люди погибнут, антары останутся без пищи, или же боялся, что сенокосцы, напировавшись, явятся за ними и отыщут щели в самых надежных домах. Как бы то ни было, «кровопийцы» встали плечом к плечу на защиту людей.

Сильный — не значит неуязвимый; гибли и они, и сам Резарт с болью видел, как на глазах уменьшается его собственный клан. Но все же антары были сильнее людей, за ними стояла магия, за ними стоял дух, и эта мощь сумела вырвать вторую победу у неодолимой стихии.

Жители Анарео праздновали.

Хлопали друг друга по плечу; истерично и устало смеясь, обнимались; кто-то тупо сидел на мостовой, привалясь к холодной стене. Забыв обо всем, жали руку соседу-антару, удачно прихлопнувшему очередную сотню пауков. Оплакивали потери; рикуты помогали отыскивать потерявшихся и перетаскивали мертвых. Казалось, что самое страшное позади.

И тогда пришла третья волна жнецов, и померк дневной свет, и город погрузился во мрак.

Он не стал завтракать — преисполненный решимости как можно скорее отправиться в путь, одарил хозяина напоследок звонкой монетой, спустился вниз и вышел во двор. Нахально расхаживавшая под ногами кошка черной молнией метнулась к ограде; через несколько дворов залаял цепной пес.

Пешком Георг добрался до городских ворот. Мерзлый туман противно холодил шею; пришлось набрасывать капюшон.

Автомобиль никак не хотел заводиться. Двигатель, натужно пыхтя, разошелся с третьей попытки; облегченно вздохнув, Георг повернул руль направо — к выезду. Суетливый караульный высунул нос, поглядеть, кто в такую рань покидает город. Антар прекрасно помнил, что до рассвета ворота можно открыть лишь одним способом — да и то смотря кто будет стоять на страже.

Он распахнул дверцу, подбросил блестящий санг в воздух. Рикут сделал вид, что сверкнувшее золото его нисколько не интересует; выбрался на воздух, лениво, вразвалочку подошел.

Георг ткнул посохом едва ли ему не в лицо. Караульный признал важную персону; встав навытяжку, молча кивнул: в глазах мелькнуло сожаление об утраченных деньгах.

Въезжая в распахнутые ворота, антар испытал чувство заключенного, которому только что сообщили, что его выпускают на свободу на десять лет раньше назначенного срока.

Машину трясло и подбрасывало на каждом ухабе; дорожное покрытие не отличалось здесь ровностью, ямы и трещины встречались так же часто, как грибы в осеннем лесу. Но Георга это мало волновало; куда важнее то, что он сможет разминуться с Дааном, который наверняка уже на пути в Лисир. К тому же так он увеличит время дороги до столицы, чтобы подумать, а стоит ли вообще в эту самую столицу возвращаться.