— Вы на удивление похожи на него, — со смехом произнесла женщина.

— Бедный глупец умер, — ответил Дик, — а вам, уважаемая леди, он оставил предсмертное послание, в котором от всей души просит его простить за все беды, причиненные вам. Он просит простить и забыть его.

— Несчастливо начинается этот год для меня, — произнесла женщина. — Сначала погиб любовник, потом муж.

С видимым усилием Дику пришлось совладать с собой, когда он услышал это известие. Известие о смерти нанесло ему удар. Покойный был его другом.

— Погиб?

— Да, муж был убит, как выяснилось, во время последней экспедиции в июле, — сказала женщина. — Я получила извещение из министерства иностранных дел всего две недели тому назад.

Лицо Дика исказилось, на нем появилось выражение загнанного в угол животного, готового биться из последних сил.

— Зачем ты следила за мной? Почему ты оказалась здесь и наедине с ней? Что ты ей рассказала?

— Только то, что есть, — пожимая плечами, ответила женщина.

— То, что есть? — воскликнул он. — Так ли? Ну же, признайся по совести! Скажи ей, что не только я во всем виноват! Скажи ей настоящую правду!

— Что я, по-твоему, должна ей рассказать! Что я влюбилась в тебя, как жена Потифара в Иосифа Прекрасного[104]?

— Нет, нет! Правду… только правду! Скажи, что мы оба стали праздными игрушками в руках ликующего дьявола! Что мы сами обманывали себя и что теперь все кончено!

— Как кончено, Дик? Неужели?

Женщина бросилась к нему на шею, но Дик резко, почти грубо оттолкнул ее.

— Я уже сказал, тот человек мертв. Его безрассудство и все его грехи погребены вместе с ним. Я не хочу иметь с тобой ничего общего.

— Дик! — прошептала женщина. — Дик, неужели ты не видишь? Мне надо поговорить с тобой наедине.

Но ни мужчина, ни юная Томми не заметили ничего такого.

— Дик, неужто ты стал совсем равнодушен ко мне? — вскричала женщина. — Неужели в тебе нет ко мне жалости? Неужели ты думаешь, что я приехала сюда следом за тобой и падаю к твоим ногам из чистого каприза? Разве я веду себя рассудительно и трезво? Неужели ты не видишь, что я сама не своя и отчего я такая? Должна ли я при ней рассказать тебе, Дик?..

Женщина, едва держась на ногах, сделала шаг к нему, роскошное манто упало с ее плеч. И в этот момент в Томми заговорила не девочка, а женщина, и она, нашептывая слова успокоения, по-матерински подхватила дрожавшую гостью и увлекла ее в другую комнату.

— Оставайтесь здесь, — велела она, оборачиваясь, Дику. — Я скоро вернусь.

Дик подошел к окну, за которым слышался рев города и ему почудилось, будто он в могиле и этим гулом отдаются во тьме шаги над его головой.

Томми вернулась, тихонько прикрыв за собою дверь.

— Так это правда?

— Возможно… Я как-то об этом не подумал.

Они говорили тихо, бесстрастно, точно люди, уставшие от собственных страстей.

— Когда он… ее муж уехал?

— Примерно… сейчас ведь у нас февраль?.. примерно полтора года назад.

— А погиб восемь месяцев тому назад. В счастливом неведении, бедняга…

— Да, бедный Лоренс! Хорошо, что он этого так и не узнал…

— Как быстро можно устроить бракосочетание?

— Не знаю, — вяло проговорил Дик. — Я не хочу на ней жениться.

— Неужели вы позволите ей справиться со всем этим в одиночку?

— Она отнюдь не бедная женщина. При деньгах можно устроить все что угодно.

— Но репутацию не поправить. Для женщины вашего круга положение в обществе — это все.

— Если я сейчас на ней женюсь, — заметил Дик, — это все равно ее не спасет.

— И все же поможет, — убеждала его Томми. — Свет не станет опускаться до выведывания того, что ему знать не следует. Женитесь на ней, стараясь не привлекать особого внимания, и отправляйтесь путешествовать на год или два.

— Но почему я должен на ней жениться! Да, разумеется, если мужчина хочет защитить себя от посягательств женщины, его легко обозвать трусом! А если для него это вопрос всей жизни? С порядочными женщинами мужчины греха не совершают.

— Но ведь она ждет ребенка, — не уступала Томми, — вашего ребенка. Вы же знаете, милый, мы все порой поступаем не так, как надо. Но мы не должны заставлять других страдать за свои неверные шаги… если это возможно.

Дик впервые за все это время повернулся и посмотрел на Томми.

— А как же вы?

— Я? Ну, поплачу немножко, а потом снова рассмеюсь, как часто со мной бывает. Жизнь не может состоять из одной любви. У меня есть моя работа.

К тому времени Дик достаточно хорошо узнал Томми. И ему подумалось, что важнее стать достойным ее, чем просто ею обладать.

И Дик последовал совету Томми и вышел из редакции с другой женщиной. К счастью для Томми, ей предстояла ночь выпуска журнала. В ближайшие часы она не могла думать ни о чем, кроме работы, ну а потом, возможно, усталость возьмет свое. Бывает, что работа благотворно воздействует на человека.

Было бы это чисто художественное произведение, тогда бы, разумеется, здесь можно было бы написать «finis»[105]. Но в обычной жизни никто не сможет предсказать конца, пока он сам не наступит. И если бы все обстояло иначе, сомневаюсь, что я смог бы взять на себя смелость поведать вам историю Томми.

В ней не все соответствует действительности — во всяком случае, я так думаю. Стоит человеку пуститься в воспоминания о том, что было давно, как его незаметно и понемногу начинает увлекать мир грез, в то время как Фантазия снова и снова принимается, лукаво подмигивая, нашептывать Памяти: «Позволь, я расскажу этот случай, изображу вон тот момент: ведь я же изображу это гораздо увлекательней тебя!» Но как я могу рассказывать о Томми, не прибавляя лишнего к своему рассказу? Ведь когда я говорю о ней, я думаю в этот момент совсем о другой… Мне было бы слишком больно сосредоточиваться на ее душевных ранах, а не на исцелении их. Я с готовностью воспроизведу следующую встречу.

Спускаясь по лестнице, Флипп не узнал высокого загорелого джентльмена, который поднимался в сопровождении маленькой, хорошенькой и серьезной девочки: «Где-то я видел это лицо, — подумал про себя Флипп, влезая в кеб на углу Бедфорд-стрит, — но тогда оно принадлежало более худощавому человеку».

То, что Дик Дэнверс не узнал Флиппа, было вполне объяснимо. К тридцати годам Флипп выглядел весьма состарившимся молодым человеком. Ныне Флипп перестал восторгаться общедоступной периодикой. Он ее производил.

Швейцар в расшитой золотом ливрее не ждал, что всемогущий Клодд сможет принять столь незначительного субъекта, как этот явившийся без всякого уведомления незнакомец, но все же предоставил визитке мистера Ричарда Денверса самой просить за своего обладателя. К изумлению швейцара в золоченой ливрее, свыше было спущено повеление сей же момент препроводить мистера Дэнверса наверх.

— Я почему-то так и думал, что вы сначала ко мне явитесь, — произнес дородный Клодд, с протянутой рукой устремляясь навстречу гостю. — А это…

— Это моя дочурка, ваша честь. Мы с ней вот уже пару месяцев как путешествуем.

Клодд своими большими, грубыми ручищами обхватил личико серьезной девочки.

— Да-да. Похожа на вас. Но, судя по глазам, обещает быть много умнее. Прости, дорогая детка, — со смехом сказал Клодд, — я знал твоего папу, когда тот был значительно моложе.

Они закурили сигары, завели беседу.

— Ну, не то чтобы совсем прекратил существование, мы его некоторым образом укрупнили, — подмигивая, ответил Клодд на вопрос Дэнверса о журнале. — Он был излишне элитарный. К тому же наш старый джентльмен становился все старше. Сначала это его весьма уязвляло. Но затем Томми добилась головокружительного успеха, и это как-то примирило старика с действительностью. Они знают, что вы в Лондоне?

— Нет, — сказал Дик, — мы приехали только вчера вечером.

Клодд отдал распоряжения в переговорную трубку.