Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В связи со всем этим мы находим в древнем иудаизме весьма отчетливую попытку жреческой элиты объединить беспорядочную, многообразную и беспокойную этническую субстанцию и возгосподствовать над ней, установив божественный закон как основание ее «формы», сделав его суррогатом того, что в других народах является единством родины и общего происхождения. Из этого формирующего действия, связанного со священными и обрядовыми ценностями и сохранившегося с первых редакций древней Торы до выработки Талмуда, возник еврейский тип духовной, но не физической расы. [696] Но полного уничтожения изначального субстрата так никогда и не произошло, что и демонстрирует древняя еврейская история в форме повторяющегося богоотступничества и нового примирения Бога с Израилем. Этот дуализм и проистекающее из него напряжение помогают объяснить отрицательные формы, которые иудаизм принял в более поздние времена.

Как и для других цивилизаций, для иудаизма временной промежуток между VI и VII веками до н. э. характеризовался переворотом. Как только от Израиля отвернулась воинская удача, поражение стало восприниматься как наказание на совершенные «грехи». Так выработалось ожидание того, что после добросовестного искупления Иегова вновь поможет своему народу и восстановит его власть: эта тема утверждается у Иеремии и позже у Исайи. Но так как этого не происходило, пророческие ожидания выродились в апокалиптически-мессианский миф и фантастическую эсхатологическую картину прихода Спасителя, который освободит Израиль; это отметило начало процесса распада. В итоге наследие традиционного компонента превратилось в ритуалистический формализм и становилось все более абстрактным и оторванным от жизни. Если представить ту роль, которая жреческая наука халдейского типа играла в этот период, то к этому источнику можно возвести все, что было сформулировано в иудаизме в форме абстрактной мысли и даже математических озарений (вплоть до философии Спинозы и современной «формальной» физики, в которой еврейский компонент очень силен). Кроме того, установилась связь иудаизма с человеческим типом, который, чтобы поддержать ценности, которые он не может воплотить в жизнь и которые из-за этого кажутся ему абстрактными и утопическими, чувствует неудовлетворенность и непереносимость любого существующего порядка и любой власти (особенно если мы находим в нем, хотя и в бессознательном виде, старую идею о том, что справедливым и богоугодным государством является только то, в котором правит Израиль), и поэтому является постоянным источником беспорядка и революции. В итоге нужно рассмотреть иное измерение еврейской души: оно соответствует человеку, который, безуспешно попытавшись воплотить в жизнь сакральные и трансцендентные ценности, преодолеть противоположность духа и «плоти» (которую он преувеличивает в своем особом стиле), в итоге радуется повсюду, где бы он ни встречал доказательства нереальности этих ценностей и неудачные попытки спасения: это становится для него некоторым видом алиби, самооправдания. [697]Таковы варианты развития первоначальной темы «вины», запускавшие процессы разложения по мере того, как иудаизм все более и более секуляризировался и распространялся в современной Западной цивилизации.

Необходимо также указать на один характерный момент в развитии древнего еврейского духа. Вышеупомянутый период кризиса был свидетелем утраты всего чистого и мужественного в древнем культе Иеговы и в воинском идеале Мессии. Уже у Иеремии и Исайи видна бунтарская духовность, осуждающая и презирающая культово-обрядовый элемент. Таков был смысл еврейского профетизма, первоначально демонстрировавший черты, родственные культам низших каст в общедоступных и экстатических формах рас Юга. Первоначальный тип «провидца» сменился фигурой одержимого божьим духом. [698] Пафос «слуг Вечности» сменил гордую, если не фанатичную самоуверенность «избранного народа», объединившись с двусмысленным мистицизмом с апокалиптическими нотками. Этот элемент, освобожденный от древнееврейского контекста, сыграл важную роль в общем ходе кризиса, охватившем древний традиционный Запад. Рассеяние еврейского народа соответствовало как раз этим продуктам духовного распада периода, не имевшего «героического» восстановления: своего рода внутренний распад способствовал процессам антитрадиционного характера. В некоторых древних традициях отцом евреев считался Тифон —существо, враждебное солнечному богу; Иероним и разные гностические авторы рассматривали еврейского бога как одно из творений Тифона. [699] Этот образ отсылает к демоническому духу, которому свойственны постоянное беспокойство, мрачное разложение и латентный мятеж низших стихий. Когда эта субстанция вернулась в свободное состояние и освободилась от «Закона» —то есть от сформировавшей ее традиции, все эти факторы воздействовали на еврейскую субстанцию сильнее, чем на другие народы, заставив действовать направленные на упадок и искажение мотивы своего более или менее осознаваемого наследия. Таково происхождение одного из главных источников тех сил, которые произвели (часто бессознательно) отрицательное влияние во время последней фазы западного периода Железного века.

Хотя мы говорим о периоде, сложившемся довольно недавно, в котором нам нужно рассмотреть только историю европейской цивилизации, здесь же можно рассмотреть и ислам —последнюю традицию, сформировавшуюся среди народов семитского происхождения демонстрирующую заметное преодоление уже рассмотренных негативных мотивов. Как и в случае с жреческим иудаизмом, здесь центральное место занимают закон и традиция как формообразующая сила, которую арабское происхождение обеспечивало более чистым и благородным человеческим материалом, отличавшимся воинственным духом. Исламский закон (шариат) —это божественный закон; его основа, Коран, мыслится как слово самого Бога (калам Аллах), как нечеловеческое деяние и «несотворенная» книга, существовавшая на небесах ab eterno. Хотя ислам и считает себя «религией Авраама», и даже приписывает ему основание Каабы (где вновь появляется «камень», символ «центра»), тем не менее верно и то, что он заявляет о своей независимости как от иудаизма, так и от христианства; Кааба, с присущим ей символизмом центра, находилась на своем месте еще с до исламских времен, а ее происхождение восходит к настолько древним временам, что их нельзя точно датировать. В эзотерической исламской традиции основным авторитетом является Хидр —загадочная фигура, считающаяся превосходящей библейских пророков и предшествующей им. Ислам отрицает присущий иудаизму мотив, в христианстве ставший догмой и основой мистерии; он сохраняет в заметно ослабленном виде миф о падении Адама, но все же не извлекает из него тему «первородного греха», в которой он видит «дьявольскую иллюзию» (талбис Иблис), а также в определенной степени искаженный мотив падения Сатаны (Иблиса или Шайтана), которому Коран(XVIII, 48) приписывает отказ пасть ниц перед Адамом совместно с ангелами. Также ислам отрицает не только идею Искупителя или Спасителя, центральную в христианстве, но также и посредничество жреческой касты. Рассматривая Божественное чисто монотеистически, без «Сына», «Отца» или «Богоматери», каждый мусульманин оказывается непосредственно связан с Богом; его жизнь получает освящение посредством закона, который пронизывает ее и организует в едином ключе во всех ее юридических, религиозных и социальных проявлениях. Как мы уже подчеркивали, в раннем исламе единственной формой аскетизма было действие, то есть джихад, «священная война» —и теоретически эта война не должна прекращаться до тех пор, пока божественный Закон не будет полностью осуществлен. Именно при помощи «священной войны», а не проповедей, ислам осуществил внезапную, необычайную экспансию, дав начало не только империи халифов, но и единству расы духа —уммы, «исламской нации».

вернуться

[696]

Изначально Израиль был не расой, а народом, этнической смесью разных элементов. Это типичный случай создания традицией расы, особенно расы души.

вернуться

[697]

См. L. F. Clauss, Rasse und Seele, München, 1936.

вернуться

[698]

Пророки (nebiim) были «изначально одержимыми, которые при помощи или природной предрасположенности, или искусственных средств достигали состояния возбуждения, в котором они ощущали, что над ними господствует и их ведет высшая сила по отношению к их собственной воле. Когда они говорили, они были уже не собой, но духом господним —он и говорил» (J. Réville, Le prophéisme hébreux, Paris, 1906, pp. 5, 6). Традиционная жреческая каста считала пророков безумцами; противоположностью пророка (nabi) выступала фигура высшего и «олимпийского» типа —провидец, прозорливец (roeh): «тот, кого называют ныне пророком, прежде назывался прозорливцем» (Le prophéisme hébreux, cit., p. 9; Книга Самуила, IХ, 9).

вернуться

[699]

См. Т. Fritsch, Handbuch der Judenfrage, Leipzig, 1932, p. 469.

71
{"b":"592083","o":1}