Третий и последний тип цивилизации, который нужно рассмотреть —это цивилизация героев. Гесиод упоминает, что после Бронзового, но до Железного века помимо тех рас, чьей судьбой было «бесславно сойти в Гадес», Зевс создал и лучший род, который Гесиод назвал родом «героев» —ему дана возможность достичь бессмертия и несмотря ни на что обрести состояние, сходное с состоянием изначальной эпохи. [658] Следовательно, речь идет о типе цивилизации, в котором проявляется попытка восстановить традицию истоков на основе воинского принципа и воинского же качества. На самом деле не все «герои» становятся бессмертными, избежав Гадеса; это участь только некоторых из них. И если мы изучим корпус эллинских мифов, а также мифов других традиций, в признании скрытого за различными символами родства действий титанов с действиями героев мы осознаем, что герои и титаны в итоге принадлежат к одному и тому же роду: это те, кто отваживается предпринять ту же попытку превосхождения, которая может удаться или нет. Герои, которые становятся бессмертными —это те, чья попытка удалась; они соответствуют тем, кто реально способен на подобное преодоление благодаря своему внутреннему импульсу к превосхождению; отклонению, свойственному титанической попытке восстановить первоначальное духовное мужество и превосходство над женщиной, то есть над лунным духом —как афродитическим, так и амазонским. Но другие герои, которые не могут реализовать такую возможность, данную им олимпийским принципом, Зевсом —ту же возможность, на которую намекается в Евангелии, когда говорится, что Царствие Небесное можно взять силой[659] —нисходят на тот же уровень, что и раса титанов и великанов, проклятые и осужденные на разнообразные наказания и несчастья в результате своей дерзости и испорченности на «пути плоти на земле». Относительно отношений между путем титанов и путем героев существует интересный миф, согласно которому освобожденный Прометей показал Гераклу путь в сад Гесперид, где находятся плоды, дарующие бессмертие. Такой плод, сорванный Гераклом, забирает себе Афина, которая в этом контексте представляет собой олимпийский интеллект, и помещает его обратно, чтобы «никто его не взял»; [660] это должно означать, что это завоевание должно быть оставлено для рода, которому он причитается, и что он не должен быть осквернен службой человечеству, как это намеревался сделать Прометей.

Даже в героическом периоде мы иногда находим тему диады, то есть пары, а также женщины, но с иным смыслом, нежели в случаях, о которых мы говорили в первой части книги, рассматривая сказание о Немийском царе, «женщинах», назначающих божественных царей, «женщинах» рыцарского периода и так далее. Касательно этого иного аспекта, в котором проявляется тот же самый символизм, здесь будет достаточно сказать, что женщина, воплощающая принцип жизни (такая как Ева, «живая», Геба, и то, что происходит от связи божественных женщин с Древом Жизни, и так далее); или принцип просветления или трансцендентной мудрости (Афина, рожденная из ума олимпийца Зевса, наставница Геракла; или дева София, или Госпожа Интеллигенция средневековых «Верных Любви», и так далее); или сила (как индийская Шакти, богиня битв Морриган, дарующая свою любовь героям кельтского Ольстерского цикла, и так далее) —это объект завоевания, не забирающая у героя его мужской характер, а позволяющая ему интегрировать его на высшем плане. Характерный мотив в периоде героического типа состоит в противостоянии всяким гинекократическим претензиям и любой амазонской попытке узурпировать власть. Этот мотив совместно с другим, который в равной степени является неотъемлемым в определении понятия «герой» и отсылает к союзу с олимпийским принципом и борьбой против титанического принципа, весьма четко проявлялся в эллинский период, особенно в фигуре дорийского Геракла.

Мы уже видели, что Геракл, как и Тезей, Беллерофонт и Ахилл, сражается с амазонками и в итоге уничтожает их. Хотя лидийский Геракл соблазнен Омфалой, дорийский Геракл оказывается подлинным μισόγυνος —врагом женщин. С его рождения Гера, богиня Земли, относится к нему враждебно; еще в колыбели он задушил двух змей, которых Гера послала, чтобы убить его. Геракл постоянно вынужден сражаться с Герой —он не побеждает, но ранит ее и завладевает ее единственной дочерью Гебой, «вечной молодостью» —ибо он завоевал олимпийское бессмертие. Если мы рассмотрим другие образы данного периода как на Востоке, так и на Западе, мы всегда будем находить эти фундаментальные темы. Таким образом Аполлон, чье рождение много раз предотвращала Гера (немаловажно, что в этом ей помогал Apec, свирепый бог войны), которая послала змея Пифона с целью убить его, в итоге вынужден сражаться с Татием, сыном той же богини, которая защищала его. В борьбе ее ранит гиперборейский герой, как в эпическом сказании Афродиту ранит Аякс. Каким бы неопределенным ни был исход сказания о халдейском герое Гильгамеше, который отправился искать цветок бессмертия, подтекст этого рассказа состоит в его борьбе с богиней Иштар, афродитическим типом Матери Жизни. Он отверг ее любовь, напомнив ей о судьбе ее прежних возлюбленных, и убил демоническое животное, насланное на него богиней. [661] В одном из своих подвигов, который считается «героическим и мужественным» поступком, Индра —небесный прототип героя —поражает небесную женщину амазонического типа по имени Ушас своей молнией, будучи в то же время и Господином Шакти, чье имя также означает «сила». [662]И если отъезд Парфицаля заставил его мать, противившуюся его героическому призванию «небесного рыцаря», умереть от горя; [663] и если персидский герой Рустам, согласно «Шахнаме», должен сорвать заговор дракона, который предстает в облике соблазнительной женщины, после чего освобождает слепого царя, который благодаря Рустаму вновь обретает зрение и оказывается тем, кто попытался достичь небес с помощью «орлов»—во всем этом мы видим один и тот же мотив.

Говоря в общем, ловушка соблазнительной женщины, пытающейся отвлечь от символического подвига героя, который понимается как убийца титанов, чудовищ или мятежных воинов, или как утверждающий высший закон, —это такая частая и популярная тема, что даже не требует примеров для иллюстрации. Но нужно сказать, что в этих легендах и сказаниях женские ловушки можно свести к уровню плоти в низшем смысле слова. Если «женщина приносит смерть, а мужчина преодолевает ее при помощи духа», переходя от фаллического на духовный план мужества, [664] здесь нужно добавить, что ловушка женщины или богини в эзотерическом смысле выражает ловушку, представленную формой духовности, которая выхолащивает и стремиться парализовать или помешать стремлению к подлинно сверхъестественному.

Господство над истоками; не быть изначальной силой, но обладать ею; качество αυτοφυής (быть светом самому себе) и αύτοτελεστος (иметь себя как цель), что в Элладе часто связывалось с героическим идеалом —эти качества иногда представлялись через символизм отцеубийства или инцеста: отцеубийство в смысле освобождения и становления принципом в самом себе; инцест в аналогичном смысле, передающий идею обладания первичной порождающей материей. Таким образом, в качестве отражения того же духа в мире богов мы находим, например, Зевса, который убил своего отца и овладел своей матерью Реей, когда она приняла форму змеи, чтобы убежать от него. [665]Индра, как и убивший Пифона Аполлон, убил изначальную змею Ахи; также считалось, что он убил своего небесного отца Дьяуса. [666] Тема «философского инцеста» сохранилась также и в символизме герметического Ars Regia.