Надежда, слушая старика, боялась пошевелиться. Ее трясло от страха, а тот все время судорожно сжимал ей руку. В комнате стемнело, и девушка потянулась, чтобы включить лампу, но больной остановил ее.

— Когда ты здесь появилась, — продолжал он, — я и впрямь подумал, что это Варвара за мной пришла. Только ты немного стройнее и чуть пониже, но лицом ты очень на нее похожа, и коса такая же, как у Варвары. Ты для меня все делаешь, чего она никогда не делала, но все равно ты теперь моя Варвара.

И его трясущаяся рука потянулась к Надиной груди. От растерянности и страха девушка не знала, что делать. Она попыталась вырваться, но старик потянул ее обратно. Почти теряя сознание, девушка упала в кресло. Перед ней был не тот добрый старик, который заботился о ней, как о родной дочери, перед ней был убийца, предатель, насильник, надругавшийся над мертвой. Он трогал ее грудь костлявыми пальцами, глаза горели, как у голодного зверя. А старик продолжал:

— Был я в Киеве. Когда влетели мы на конях в институт благородных девиц, в одну ночь стали они все неблагородные. Сопротивлявшимся горло резали. Я не любил, когда женщины кричали, сразу их приканчивал, а потом уже наслаждался. Они были еще теплые, молчаливые… Ты пойдешь завтра в церковь отмаливать мои грехи, ты мне обещала хранить тайну. Никто не должен знать об этом. Тебе же лучше, если молчать будешь, а то быстро окажешься на улице. У меня большие связи, никто тебе не поверит, свидетелей нет, всех своими руками убрал…

Он снова засмеялся. Смех это был или хрип? Надежда только и могла, что мотнуть головой.

«Вот умница, все понимаешь», — ухмыльнулся старик. И тут же изменившимся мягким голосом проговорил: «Ну ладно, иди спать, а то ты совсем устала. Спокойной ночи».

Лежа в постели с открытыми глазами, она пыталась сдержать рыдания, но слезы сами капали на подушку. Старик пожелал ей спокойной ночи. Какая уж там спокойная ночь, когда его слова до сих пор звучали в ее ушах! Грудь горела при воспоминании о прикосновении страшной руки. Что теперь делать? Бежать? Заслуги… Вот так заслуги! Может, поэтому Андрей ненавидит его? Вдруг она вспомнила про человека, который привел ее сюда. Кто он такой, этот Вадим? Чем занимается? Всегда полно денег, а где работает — неизвестно. Вся семья одинаковая. «Ладно, останусь здесь, — наконец решила Надежда, — но только этому скелету не дам меня лапать».

Ей вспомнились теткины слова: «Не позволяй мужчинам трогать себя. Они могут принести тебе много горя. Береги свою честь, не позорь мать. Потерять чистоту — это позор, это большой грех». Девочка со страхом повторяла теткины слова, ей было тогда четырнадцать.

Теперь она мучилась при мысли о том, что полумертвый отвратительный старик прикасался к ней. Как это было противно! Тетка была права. До самого утра девушка так и не сомкнула глаз.

Утром, как обычно, она привела себя в порядок и понесла старику лекарство, словно ничего не случилось. Войдя к нему, она увидела, что Николай Степанович сидит за столом и что-то пишет. Повернувшись, старик прищурил глаза и испытующе посмотрел на девушку. Она осунулась, побледнела, но взгляд оставался спокойным. Хозяин, кажется, остался доволен.

«Пишу на тебя завещание, — сказал он. — Сходишь к нотариусу и попросишь, чтобы пришел сюда. Скажи — старик не может выходить. Но сначала зайди в церковь, а потом уже к нотариусу. Надо сегодня обязательно все сделать, а то, чует мое сердце, Анна скоро явится, все заберет».

После завтрака Надежда пошла в Александро-Невскую лавру. Войдя впервые в храм, она остановилась, завороженная красотой и какой-то неземной благодатью. Горело множество свечей, с икон на нее смотрели чудные лики, но Надежда не знала, кто там изображен. Она пошла ближе к алтарю, а святые не спускали с нее глаз. Запах ладана опьянял. Ей вдруг стало очень спокойно и даже уютно после стариковской комнаты. Подойдя к распятию, девушка остановилась. Старушка, стоя на коленях, отбивала поклоны. Когда она поднялась с колен, Надя спросила, где тут можно помолиться за покойников, старушка подвела ее к одной иконе и сказала, что здесь надо поставить свечку за упокой души и написать на бумажке имена умерших. Надя написала, бросила деньги. Потом она подошла к другой иконе и, как могла, своими словами, стала просить Господа наказать старика посильнее.

Выходя из собора, она еще раз обернулась, чтобы посмотреть на мерцание свечей, блеск хрусталя и золота, лица святых на иконах. Надежда решила на следующий день снова прийти сюда. Сегодня она написала имя «Варвара», а завтра, может быть, надо будет написать еще одно. После церкви девушка отыскала нотариуса по указанному стариком адресу.

Вернувшись домой, она встретила Андрея и первая поздоровалась с ним.

— Куда вы пропали, что-то вас давно не видно, — приветливо сказала она.

— Этот старый хрыч еще живой? — не отвечая на ее вопрос, хмуро спросил Андрей.

— Живой, еще как живой, — вырвался вздох у Нади. Андрей с интересом посмотрел на нее.

— Не допек ли он уже и вас, Надежда?

— Нет, нет, ну что вы, он ведь совсем слабый, тихий человек, — спохватилась девушка.

— Вы еще не знаете, Надя, какой он «тихий». Хотя, впрочем, может вам и повезет, не придется узнать.

«Уже узнала», — подумала Надя про себя, а вслух спросила:

— За что вы его так не любите? Он вас обижал в детстве или?..

— Хотел меня в ванне утопить, — со злостью ответил парень.

— Как — утопить? — испугалась Надя.

— Я залез в его бумаги и прочел кое-что, но, конечно, ничего там не понял, мне было только восемь лет, но старик испугался и, видимо, от страха решил меня утопить.

Больше девушка не стала его ни о чем спрашивать. Теперь она даже обрадовалась, что Андрей вернулся. Старик не станет ее трогать при нем, хотя и парню она тоже не очень-то доверяла. Однако Андрей не остался даже ночевать дома, вскоре Надя услышала, как за ним захлопнулась входная дверь.

На улице уже темнело, когда она подошла к комнате старика и остановилась перед дверью. Ей очень не хотелось входить, но из комнаты послышался голос: «Что стоишь, как столб, заходи!» «Вот дьявол, сквозь стены видит, наверное, это его дух следит за мной», — со страхом подумала девушка, распахивая дверь. Она села на свое обычное место. Теперь ждать долго не пришлось, старик сразу же заговорил: «Тяжко мне, а всего теперь не припомню, столько воды утекло. Имен не спрашивал, рубил головы, вместе с другом моим, Иваном Игнатьевым. Вместе стригли поповские ризы с драгоценными камнями, делили поровну. А сколько зубов пересчитали, уж и не помню. Все там лежат», — и он показал рукой на шкаф, но Надя не сразу поняла, о чем он говорит.

«А в блокаду что творили, — продолжал старик. — Прасковья моя работала управдомом. Вот посмотри, все здесь ею добыто, — он обвел глазами комнату. — Вернулись мы с Дальнего Востока с чемоданами, набитыми золотом да камнями, ну а вся мебель, картины, все уж здесь, в блокадном Ленинграде, нам досталось. Значит, была она управдомом, ходила по квартирам, высматривала, что у кого есть. А в нашем доме, в другой парадной, профессор жил. Так Прасковья сумела отобрать у него хлебную карточку, он вскоре и умер с голоду. Зима стояла холодная, дома не топились. Пока все вынесла из квартиры, держала профессора в комнате, а потом сообщила, что тот умер. И в других квартирах то же проделывала, заморила голодом многих. Я тоже вещи вместе с ней таскал. То зеркало, которое Андрюшкины гости разбили, еле дотащили. С тех пор Прасковья все говорила, что добро ей потом и кровью досталось».

Надежда обвела взглядом комнату. Теперь ей везде стали мерещиться умирающие от голода люди.

Старик попросил ее подойти к шкафу, открыть дверь, просунуть руку и приподнять дно. Когда девушка сделала все, что он велел, она обнаружила тайник, где и хранились разные бумаги, ружье и несколько маленьких узелков. Старик попросил принести все, что было в тайнике, кроме бумаг, к нему на постель. Он развязал один узелок, и Надя сначала не поняла, что это, но потом она едва сдержала крик: перед ней лежало множество золотых коронок, некоторые из них были с зубами. Сколько людей понадобилось уничтожить, чтобы добыть это золото!