Корабль молчал. Реактор не работал, на борту не было никого — ни малейшего движения. Только гибкая стыковочная труба передавала на «Роси» чуть заметную вибрацию станции. Закрыв глаза, паря над амортизатором, Холден отключился от всего, что его окружало.

Его наполнял бы покой, если б в последний месяц под веками не возникал, стоило закрыть глаза, блекнущий призрак Ады, подмигивающей ему и распадающейся прахом. И в голове не звучал голос Макдауэлла, до последней секунды пытающегося спасти корабль. Холден задумывался, останутся ли они с ним до конца жизни, объявляясь в каждую спокойную минуту.

Ему вспоминались старослужащие на флоте. Здоровяки-жизнелюбы, способные крепко спать, когда рядом шумно играли в покер или смотрели видео, включив звук на полную катушку. Тогда он считал, что это вопрос привычки, выработанное умение давать телу отдых в условиях, где не бывает настоящей тишины. Теперь он начинал догадываться, что ветераны предпочитали вечный шум. Открыв глаза, он увидел маленький зеленый огонек на пилотской панели.

Этот огонек, единственный в помещении, ничего не освещал. Но он медленно затухал и разгорался снова, и это почему-то утешило Холдена. Сердце корабля тихонько билось.

Он сказал себе, что Фред прав: надеяться надо именно на законный суд. Но ему представлялся корабль-невидимка в прицеле орудий Алекса. Ему хотелось, чтобы неизвестная команда пережила те же ужасные секунды, когда все средства испытаны, до удара торпед остались мгновения и уже ничто их не остановит.

Он хотел услышать их последний испуганный вздох — такой же, как прозвучал в микрофоне Ады.

Призраков из его сознания на время вытеснили жестокие мстительные фантазии. Когда они перестали действовать, он проплыл на жилую палубу, пристегнулся к койке и попробовал уснуть. «Росинант» убаюкивал его нежной колыбельной воздуховодов и тишины.

Миллер сидел в открытом кафе в расширении туннеля. На площадке выросла высокая бледная трава, потолок светился белым полного спектра. Церера блуждала в пространстве без руля и без ветрил. Законы небесной механики и инерция удерживали ее на прежнем месте, но все остальное изменилось. Прежней осталась система обороны. Прежними остались противоударные ворота порта, но эфемерный щит политического статуса она утратила, а это было все.

Миллер склонился вперед, прихлебывая кофе. На площадке играли дети. Он про себя назвал их детьми, хотя помнил, что сам в этом возрасте считал себя взрослым. Лет пятнадцать-шестнадцать. У всех на рукавах повязки АВП. Мальчики громко и гневно толковали о тирании и свободе. Девочки смотрели, как петушатся мальчики. Древняя история природы оставалась прежней, все равно, разворачивалась она на вращающейся скале, окруженной жестоким вакуумом, или в заповеднике величиной с почтовую марку на Земле. Даже в Поясе молодые сохраняли несокрушимое бессмертие, непоколебимую уверенность, что для них все будет иначе. Законы физики уступят им, снаряды никогда не попадут в цель, воздух не уйдет, зашипев, в ничто. Такое может случиться с другими: с заплатанными боевыми кораблями АВП, с водовозной баржей, с марсианским флагманом, со «Скопули», «Кентербери», «Доннаджером» — но не с тобой. А у молодых, которым счастливо удавалось пережить свой оптимизм, как Миллеру, оставалось немного страха, немного зависти и сокрушительное сознание хрупкости жизни. Впрочем, у него оставались еще трехмесячное жалованье компании на счету, много свободного времени и недурной кофе.

— Желаете что-нибудь, сэр? — спросил официант. Он выглядел немногим старше ребятишек на траве. Миллер покачал головой.

Прошло пять дней, как «Звездная Спираль» отозвала его контракт. Губернатор Цереры скрылся, выбрался с контрабандой на попутном транспорте, прежде чем разошлись новости. Альянс внешних планет оповестил, что включает Цереру в список официальных владений АВП, и никто ему не возразил. Первый день своей безработицы Миллер пил, но сам чувствовал, что делает это проформы ради. Он обратился к бутылке, потому что так полагалось, потому что крушение карьеры принято было запивать спиртным.

На второй день он отходил от похмелья. На третий заскучал. По всей станции службы безопасности проводили ожидаемые маневры, поддерживая мир и спокойствие. Несколько политических митингов и собраний разогнали быстро и жестко, да граждане Цереры этого почти и не заметили. Все глаза были устремлены на мониторы, смотрели войну. Несколько местных горячих голов, брошенных в тюрьму без предъявления обвинений, не стоили внимания. А лично Миллера все это не касалось.

На четвертый день он просмотрел свой терминал и убедился, что восемьдесят процентов входящих поступили до того, как Шаддид перекрыла доступ. Около тысячи сообщений, в каждом из которых могла скрываться нить, ведущая к Джули Мао. Марсианские ядерные заряды пока еще не двигались к Церере. Это могло измениться за минуту, но пока не изменилось, Миллер пил кофе и просматривал корабельные рапорты, примерно по одному в пятнадцать минут. Он подсчитал, что, если корабль Холдена окажется последним в списке, на поиск уйдет около шести недель.

«Адрианополь», старатель третьего поколения, причалил к Палладе в расчетное время. Миллер проверил открытые регистрационные данные и подосадовал, как мало в них содержится в сравнении с данными службы безопасности. Владелец — Стрего Энтони Абрамович. Восемь ремонтов, изгнан с Цереры и Эроса как потенциально опасный для порта. Идиот, напрашивающийся на аварию, но полетный план выглядел правомочным, а история корабля тянулась в прошлое и не пахла новой чеканкой. Миллер удалил сообщение.

«Засранец», грузовик, курсирующий по треугольнику Луна — Ганимед — Пояс. Владелец — лунная корпорация «Несуйнос». Открытые базы Ганимеда показывали, что он покинул порт в указанное время и не потрудился заполнить полетный план. Миллер постучал ногтем по экрану. Он бы не стал так себя вести, будь он под радаром. Любой представитель власти мог заинтересоваться этим кораблем, хотя бы просто со скуки. Он удалил сообщение.

Терминал загудел. Миллер переключился на новое сообщение. Одна из девочек на газоне пронзительно взвизгнула, остальные расхохотались. Мимо пролетела ласточка, ее крылья тихо гудели в ровном ветерке воздушной циркуляции.

Хэвлок выглядел лучше, чем на Церере. Счастливее. Пропали черные круги вокруг глаз, и даже форма лица как будто смягчилась, словно доказывая, что Пояс изменил самые его кости, а теперь он приходит в норму.

«Миллер, — проговорила запись, — я только что услышал, что Земля бросила Цереру. Не повезло. С сожалением узнал, что Шаддид тебя выгнала. Между нами, она — надутая идиотка. До меня доходят слухи, что Земля решила обойтись без войны любой ценой, вплоть до того, что готова отказаться от любой станции, ставшей очагом напряженности. Сам понимаешь: если ты очутился между питбулем и ротвейлером, первым делом отбрось палку».

Миллер хихикнул.

«Я подписался в службу безопасности „Протогена“ — это частная армия большой наглой компании. Но платят они столько, что их манию величия можно потерпеть. Предположительно, платит Ганимед, но, учитывая, сколько дерьма вокруг, кто знает, что за игра идет на самом деле. Оказывается, у „Протогена“ в Поясе есть учебная база. Никогда о ней не слыхал, но вроде бы это настоящая гимназия. Я знаю, что они все еще набирают работников, и рад буду замолвить за тебя словечко. Дай знать, и я свяжу тебя с вербовщиком, вытащу с твоей проклятой скалы».

Миллер улыбнулся.

«Береги себя, партнер, — сказал Хэвлок. — Не пропадай».

«Протоген». «Пинквотер». «Аль-Аббик». Силы безопасности корпораций, используемые трансорбитальными компаниями как частные армии и наемные войска, — чтобы работать там, куда пошлют. «АннанСек» держит службу безопасности на Палладе уже много лет, а базируется на Марсе. И АВП, возможно, вербует людей, но вряд ли возьмет Миллера.

Ему много лет не приходилось искать работу. Он полагал, что те времена остались позади, что он до самой смерти будет работать по контракту со службой безопасности Цереры. Теперь, когда его вышвырнули, все стало странно расплывчатым. Как во мгновение между ударом и ощущением боли. Надо искать новую работу. На Церере есть бары, куда бывшего копа наймут вышибалой. Есть серый рынок, куда возьмут любого, кто в состоянии создать впечатление законности предприятия. Самое глупое, чем можно было заняться, — это сидеть в парке, глазея на девчонок и вытягивая ниточки по делу, за которое он сперва не хотел и браться.