— Помочь ей вернуться — это не помощь, — сказал Бася. — Ее место здесь. Нам всем место здесь.

— А те места, откуда мы…

— Мы отсюда! Все, что было прежде, не в счет. Теперь мы здешние. С Илоса. Я скорей умру, чем позволю им притащить сюда свои войны, оружие, корпорации и научные проекты. И черт меня возьми, если отдам им еще одного ребенка.

— Пап?

В дверях стоял Яцек. Под мышкой он держал футбольный мяч, взгляд был озабоченный.

— Сын, — кивнул ему Бася.

Кроме стонов ветра не доносилось ни звука. Бася встал, взял контейнеры — свой и Люсии. Отнести посуду в утилизатор — очень маленькая оливковая веточка, но другой у него не было. В горле горячо кипел бессильный гнев и стыд. Катоа, посадочная площадка, тревога в глазах Яцека. Годы полета — и только для того, чтобы приземлиться в кирпичном дворце, из которого их дочь рвется сбежать. Все это смешалось в удушающем гневе, горячем, как припой.

— Все в порядке? — спросил Яцек.

— Мы с мамой просто разговаривали.

— Мы — не здешние, — сказала Люсия так, словно Яцека здесь не было. — Мы притворяемся здешними, но пока это не правда.

— Будет правдой, — сказал Бася.

Элви сидела на лугу над поселком и тихо наблюдала. Здешние аналоги растений — назвать их настоящими растениями она не могла — поднимались над сухой коричневатой почвой, тянулись к солнцу. Самое высокое — не больше полуметра, с плоской неровной верхушкой — поворачивалось вслед за светилом, поблескивая зеленоватым отливом жучиных крылышек. Мягкий ветерок раскачивал стебли и холодил щеку. Элви не двигалась. В четырех метрах от нее ворковала ящерица-пересмешник.

На этот раз ответ прозвучал ближе. Элви захотелось подскочить от восторга, но она сдержалась. Захотелось радостно замахать руками, захихикать. Она сидела неподвижно, как каменная. Добыча пересмешника заковыляла к ней. Не крупнее воробья, с мягкой оборочкой то ли перьев, то ли густой шерсти на боках. Шесть длинных неловких ног, оканчивающихся двойными крючками. Можно было бы назвать их пальцами, но Элви не видела, чтобы зверек манипулировал этими отростками. Малютка снова заворковала — тихий гортанный клекот, нечто среднее между голосом горлицы и тамбурином. Пересмешник помедлил, следя за зверьком широко расставленными глазами. Элви видела, как еле заметно дрожит чешуйчатая кожа на боках.

Вдруг ящерица со стремительностью выстрела распахнула пасть, выбросив наружу влажную розовую плоть. Зверек и пискнуть не успел, как вывернутое наизнанку брюхо ящерицы сбило его наземь. Элви от восторга стиснула кулаки, наблюдая, как хищник волочит по земле свои внутренние органы. Добыча, мертвая или парализованная, прилипла к ним. Земля и мелкие камушки тоже прилипли. Наконец все это подтянулось к непомерно широкой пасти пересмешника и стало медленно втягиваться внутрь. По прежним наблюдениям Элви знала, что пройдет не меньше часа, пока запавшие бока ящерицы снова наполнятся. Поднявшись, женщина отряхнула пыль и прохромала несколько шагов.

Нога у нее после той ужасной ночи была в лубке. Боль в месте перелома стала тупой, ноющей и скорее раздражала, чем мешала, но двигалась Элви с трудом. Открыв сумку — черная ткань зашуршала под пальцами, — Элви бережно опустила внутрь кормящуюся ящерицу. Та метнула на человека недоверчивый взгляд. Недоверие было заслуженным.

— Прости, малыш, — сказала Элви, — это во имя науки.

Защелкнув сумку, она запустила обработку образца. Ящерица погибла мгновенно, начался процесс описания. Сумка каталогизировала необычные внутренние органы, протыкала маленькое тельце тонкими, как волос, иглами, собирая образцы тканей, и передавала сведения сложной системе в застежке сумки. К тому времени, как Элви вернется в тесный барак и достанет тушки, чтобы переложить в коллекционный ящик и внести в каталог, в ее компьютере уже окажутся модели охотника и жертвы: терабайты информации, готовые к передаче на «Эдвард Израэль» и далее по лунным лабораториям. Сигнал за несколько часов пролетит расстояние, на которое у людей ушло полтора года, — но на эти несколько часов Элви и ее сотрудники будут единственными среди рассеянных по планетам миллиардов людей, кому известны секреты маленькой твари. Предложи ей бог взамен Александрийскую библиотеку, Элви бы отказалась.

С пологого склона над домом ей открылся шахтерский поселок. Крошечная кучка бараков: две параллельные улицы и между ними пустое пространство, заменявшее городскую площадь. Строения были собраны из готовых блоков и материалов, найденных на планете. Все казалось чуть перекошенным, словно его не поставили, а бросили как придется. Элви привыкла к архитектуре прямых углов, возникшей в местах, где пространство считалось наиболее дорогой роскошью. Здесь все было иначе, и городок казался живым, словно он сам вырос на поверхности планеты.

Фаиз сидел у нее на крылечке. За недели, прошедшие после крушения, он успел загореть. Предварительная разведка гидросистемы заняла у его команды две недели — все под открытым небом.

— Знаешь, чем мне нравится эта планета? — сказал он вместо «Здравствуй».

— Ничем?

Он скривился с наигранной обидой.

— Мне нравится период вращения. Тридцать часов. Можно отработать полный день, от души надраться в салуне — и все равно хорошо выспаться. Не понимаю, почему дома до такого не додумались.

— Да, есть и преимущества. — Элви отперла дверь и вошла.

— Конечно, это означает, что за месяц мы провели здесь почти шесть недель, — продолжал Фаиз, — а все же слава богу, что Новая Терра — не волчок, где каждые шесть часов — закат. Вот если бы они еще наладили гравитацию…

Внутри была единственная комната шесть на четыре с кроватью, душем, туалетом, кухней и рабочим местом в одном помещении. Поставив сумку на архиватор, Элви вдруг задумалась, сколь о многом говорит устройство вещей. Едва увидев выпуклые, устремленные вперед глаза пересмешника, она предположила, что это хищник. Взглянув на ее домик, каждый предположил бы, что главное для его обитательницы — жизненное пространство. Все сущее — производное от функций. Элви посмотрелась в висящее над раковиной зеркальце. Кожа бежевая от пыли, похожей на сценический грим.

— Не хочу я туда идти, — сказала она, вытирая щеки влажной салфеткой.

— Надо видеть и светлую сторону, — отозвался Фаиз. — Они пока что всего один раз попытались нас убить.

— Помощи с тебя!

— Я тебе не губернатор. — Фаиз поморщился, вспомнив погибшего.

Они кремировали губернатора Трайинга вместе с другими жертвами крушения. Если не считать одного из первопоселенцев, прилетевшего на планету с неизлечимым раком костей, это были первые мертвецы нового мира. И наверняка — первые жертвы.

Впрочем, с тех пор поселковые вели себя исключительно по-доброму. Люсия Мертон — та женщина-врач, которая помогала раненым после катастрофы, — следила за состоянием каждого выжившего. Джордан — астер с Цереры — принес Элви угощение, приготовленное его женой для раненых. Священник пригласил ее на службу в местный храм. Судя по всему, обитатели Новой Терры были добрыми, мягкими, искренними людьми. Только вот кто-то из них убил губернатора и еще дюжину человек.

Лагерь РЧЭ стоял южнее поселка.

Меньше половины служащих компании, если считать с Элви и Фаизом, выбрались на собрание поселенцев. Прочие были слишком заняты работой или еще не оправились от ран. Элви, если бы не считала своим долгом просвещать всех и каждого насчет важности охраны среды, тоже, скорее всего, осталась бы дома.

Большая часть сотрудников РЧЭ были учеными, привычными к работе в поле. Все они, и Элви тоже, носили удобную рабочую одежду. В форме ходили только охранники. Заместитель Мартри, Хобарт Рив, командовал тремя вооруженными сотрудниками службы безопасности. В униформе РЧЭ эти четверо напоминали солдат или полицейских. Их не было на грузовом челноке, они явились почти сразу за ним, на легком. Когда из РЧЭ пришло распоряжение никого больше не высаживать на планету до прибытия наблюдателя ООН, Рив уже расследовал, как он выражался, «инцидент».