— Ну, привет, папа, — сказал повзрослевший голос его малышки.

— Привет, Горошинка. — Он назвал ее детским прозвищем, которого не вспоминал много лет.

В ответ послышался странный звук: Бася не сразу понял, что дочка плачет.

— Я тебя больше никогда не увижу, папа, — севшим голосом сказала она.

Бася хотел ее утешить, заверить, что они еще свидятся, но вспомнил разговор с Алексом и сказал:

— Может быть, Горошинка. Никто не виноват, кроме меня. Запомни это, хорошо? Я делал то, что считал правильным, но все испортил, и если кому-то придется платить, так только мне.

— Мне это не нравится, — все еще сквозь слезы проговорила Фелисия.

— Мне тоже, милая, — подумал он, но сказал:

— Что есть, то есть, са-са? Что есть, то есть. Но тебя, маму и Яцека я люблю по-прежнему. — И про себя добавил: «И Катоа, которого оставил на смерть…»

— Тут говорят, мне пора, — сказала Фелисия.

Зеленая точка, скрывавшая за собой корабль с его дочерью, сдвигалась к горизонту, в радиотень. Он видел, как она уходит. Видел, как ширится невообразимая пропасть, а потом между ними вклинивается вся планета.

— Хорошо, милая, — сказал он, — пока. Я люблю тебя.

Ее ответа он не услышал: «Барбапиккола» ушла за Илос, и канал, взорвавшись шумом помех, закрылся. На орбите еще не было спутников связи. Люди вернулись к переговорам в пределах видимости, как в XIX веке, когда примитивное радио действовало только в атмосфере.

Басе вспомнился его дом: халупа в деревушке меж двух проселочных дорог. Вполне соответствующая той эпохе.

В семнадцати сотнях километров под ним вращался его мир. Под ногами был космический корабль, способный, не напрягаясь, пересечь солнечную систему.

Пожалуй, это уже не слишком походило на примитивный XIX век.

— Готов возвращаться? — прервал его размышления Алекс.

— Еще минуту, — попросил Бася. — Ты не мог бы найти и выделить Первую Посадку?

На экране его шлема засветилась новая зеленая точка — обозначила место у края великой южной пустыни Илоса. Зная, где искать, Бася, кажется, сумел различить чашу открытого карьера к северу от поселка — а может, принял желаемое за действительное.

Люсия была где-то там, лечила пациентов, заботилась о Яцеке. В поселке стоял день, значит, она наверняка работала. Бася прикинул, что она может сейчас делать. До смерти хотелось упросить Алекса устроить разговор с поселком. Но он и так слишком много думал о себе, когда вызвал Фелисию. Для родных он теперь — только источник боли. Не дело утешаться за их счет.

Поэтому Бася стал собирать инструменты и поврежденный привод.

Если он не вернется — найдет ли Люсия себе другого? Он пытался уверить себя, что желает этого. Что он из тех мужчин, для кого счастье жены важнее страха ее потерять. Он примерил мысль, как новую одежду. Проверяя, подойдет или нет.

Не подошла. Он увидел — так ясно, словно Алекс дал приближение ему на экран, — что он не из тех мужчин. Трудно было судить: это то ли льстило ему как верному мужу, то ли являло собой оскорбительное свидетельство его ненадежности и эгоизма. Почти все, что происходило с ним за последние месяцы, оказывалось таким же смутным и невнятным.

Он улетит с Холденом, возможно, к комплексу ООН на Луне. АВП объявит его своим гражданином, но ведь Ганимед первоначально был земной колонией. Юристы до сих пор не разобрались в вопросах гражданства и станут разбираться еще лет десять. Времени вполне хватит, чтобы осудить его как гражданина ООН, совершившего преступление против принадлежащей ООН компании, и запереть навсегда в кутузку.

Да и судить могут не один год.

Бася медленно зашагал по корпусу «Росинанта». За ним волочилась связка инструментов и запчастей. На корме он остановился и закрепился обеими ногами, дожидаясь, пока связка проплывет мимо. Инерция груза, остановленного линем, больно дернула ему руки.

— Открой грузовой отсек, — попросил он.

— Принято, — отозвался Алекс, и корабль под ногами завибрировал. Медленно раздвинулись тяжелые створки грузового люка. Бася тем временем подтянул линь, и узел с инструментами скользнул вокруг изгиба корпуса. Отпустив конец, Бася позволил грузу заплыть в люк, не потянув его самого за собой.

На краю зрения сверкнул свет, вроде вспышки далекой камеры. Бася обернулся, ожидая увидеть выходящие на солнце корабли. Но белая искра разрасталась посреди самого большого из островов Илоса. Она была настолько яркой, что выделялась на фоне зеленоватого свечения берегов, — и быстро расширялась. За несколько секунд темная половина планеты осветилась словно вставшим солнцем. Другие острова резко чернели на белом фоне — бросали длинные тени в океан. Сердце у Баси пошло вскачь.

— Алекс? — окликнул он.

Океан вокруг большого острова вздыбился, стал выпуклым на изгибе планеты — если это была волна цунами, то высотой в несколько миль. Однако не успел Бася оценить величие взволновавшей его силы, как все скрылось. Остров, гигантская волна и другие, поменьше, у архипелага, — все исчезло в колонне белого пламени и быстро вздымавшемся облаке.

Визор затемнился, словно нарочно усиливая драматический эффект. «Если бы не затемнение, — подумалось Басе, — вспышка снизу могла бы и ослепить». Впрочем, даже сквозь защитный щиток сварщика он различал встающий огненный столб и клубы белого дыма, который, вырвавшись из слоя атмосферы, разлетелся от гравитационного колодца ледяными кристаллами — словно град осколков от пробитого пулей стекла.

От огненного столба по океану бежала рябь — казалось, ветер шевелил траву на лугу. Умом Бася понимал, что эта рябь — тысячефутовые волны, вызванные взрывом, но рассудок быстро отступил перед визжащим дикарем, опорожнившим мочевой пузырь в мочеприемник скафандра.

Бася вырос в системе Юпитера. Он не раз видел видеосъемки Ио с близкого расстояния. Ио славилась самыми мощными из известных человечеству вулканов. Гигантские сернистые гейзеры вырывались со спутника, забрасывая частицы пара в плазму Юпитера и его тонкие кольца. Ио была чрезвычайно негостеприимным спутником. Но по сравнению с тем, что видел сейчас с орбиты Бася, ее выбросы казались карликами. Взрыв как будто снес целое полушарие.

Первое, что пришло ему голову: как хорошо, что Первая Посадка расположилась в другом полушарии. Второе: волна идет в их сторону и, даже обойдя половину планеты, не слишком затормозит.

— Господи Иисусе! — выкрикнул по рации Алекс. — Видал, что за хрень?

— Свяжись с планетой! — Вместо крика у Баси вырвался перепуганный визг. — Их надо предупредить!

— И что им посоветовать? — Кажется, Алекс тоже был не в себе.

Что делать, когда планета под тобой хочет тебя убить?

Этого Бася не знал.

Холден, стоя на пригорке над Первой Посадкой, пытался насладиться красотой Новой Терры, а в голове крутилось полдюжины вопросов. Ответов на них ждали от Холдена.

Недавний дождик прибил пыль, и поселок выглядел чистеньким, ухоженным. Мирным. В индиговой синеве неба едва виднелись пряди высоких облаков. Ручной терминал докладывал, что температура — плюс двадцать два по Цельсию, а ветер — северо-восточный, четыре узла. Лучше не бывает — разве что Наоми стояла бы рядом с ним или хотя бы благополучно вернулась на «Роси». Да, так было бы намного лучше.

— Я скучаю без планет, — сказал Холден, закрыв глаза и подставив лицо солнцу.

— А я нет, — ответил Амос. Все время прогулки он так упорно молчал, что Холден начал забывать о его присутствии.

— Тебе никогда не хочется почувствовать ветер? Солнце на лице? Тихий дождь?

— В моей памяти запечатлелись другие особенности жизни на планетах, — поморщился Амос.

— Хочешь об этом поговорить?

— Нет уж…

— Ну и ладно. — Холдена отказ механика не обидел. В прошлом у Амоса, как он сам говаривал, было много прошлого. Он не любил, когда в нем копались, и Холден не собирался совать нос, куда не просят. Он и так больше, чем ему бы хотелось, знал о мучительном земном детстве Амоса.