Вибрация Тюьба была почти незаметна. Мониторы были настроены на ленту новостей, не дающую никакой возможности найти точки соприкосновения между ним и его тетей. Дэвид смотрел на свои руки.

«Я ей не нравлюсь», сказал он. «Она просто сделала это, потому что он сказал ей. И потом она знала, что у меня были деньги.»

«Она знала, что у тебя были деньги, и она знала, что ты был хорошим парнем», сказала Тетя Бобби. «Есть разница.»

Дэвид улыбнулся и сам удивился этому. Тетя Бобби откинулась назад, потягиваясь. Когда она повернула голову, суставы на ее шее громко хрустнули.

«Я должна уехать, сказала она.»

«Хорошо», Дэвид сказал, внезапно понимая, что не хочет этого. Слишком много потерь за сегодня, и эта была неожиданно болезненной. «Куда Вы пойдете?»

«Вернусь к работе.» Бобби подбросила пулю и поймала ее, затем снова стала играться ею. «Я должна найти чем заняться.» Она кивнула в сторону мониторов. Все новости были о Земле и Марсе, и сердитых людях с бомбами. «Возможно я могу им помочь.»

«Хорошо», повторил Дэвид. А потом мгновение спустя добавил, «Я рад, что Вы остались с нами.»

«Я хочу заняться скалолазанием без страховки. Уверена, тебе понравится.»

* * *

После этого случая Дэвид видел Лили еще раз. Это был его второй год в Высшем университете, спустя приблизительно три недели после того, как ему исполнилось восемнадцать. Он был в китайском ресторане с тремя другими членами его команды и их советником, доктором Фоюзком. Экран на всю стену транслировал футбольный матч из Долины Моряка, звук был приглушен достаточно, чтобы можно было говорить. Настольный экран наоборот был соединен по сети с лабораториями в высшем университете и, между бутылками пива и чая, и черными керамическими мисками лапши и соуса, транслировал их последние симуляции.

Джереми Нг, его сосед по общежитию и единственный, кроме него, биохимик в команде, качал головой и указывал на изображение поверхности Марса, которое воспроизводили компьютеры в их официальных лабораториях.

«Но соль ...»

«Соленость не проблема,» сказал Дэвид, расстройство ясно слышалось в его голосе. «Вот почему мы используем натриевые насосы, помнишь? Она не пройдет через мембрану.»

«Господа», сказала доктор Фоюзк, тоном и повелительным и довольным одновременно. «Вы провели по пятьдесят часов в неделю, обсуждая это, в течение прошлых семи месяцев. Нет никакого смысла передумывать заново. Вскоре у нас будут твердотельные проекции.»

Джереми начал возражать, затем остановился, начал снова и перестал. Рядом с ним усмехнулась Кэсси Эстинрэд, их эксперт по гидросистемам. Если это действительно будет работать, Вы парни запустите проект терраформирования на несколько десятилетий раньше срока. Вы знаете это.

Доктор Фоюзк подняла руку, требуя тишины. Моделирование было почти закончено. Все за столом задержали дыхание.

Дэвид не мог сказать, что заставило его оглянуться. Чувство, что за ним наблюдают. Чувство неловкости, ощущаемое затылком. То была Лили в задней части бара, смотрящая на него, но невидящая его. Годы не были добры к ней. Ее кожа принадлежала женщине вдвое старше ее, а ее эльфийский подбородок теперь просто выглядел мелким. Она держала на руках шестимесячного ребенка, все еще слишком маленького, чтобы понять его пол. Она могла быть кем угодно, но только не той с кем ему хотелось бы заговорить. Его словно кольнуло электрическим током. В течение доли секунды ему снова было пятнадцать, почти шестнадцать лет, и он снова был безрассуден, как огонь. Он помнил, как чувствовал ее поцелуй, и почти незадумываясь, он поднял руку и помахал ею.

Он видел, что она признала его; ее глаза расширились, плечи напряглись. По лицу пронеслось что-то похожее на гнев. Страх, готовый вырваться наружу. Человек, сидящий рядом с ней тронул ее за плечо и что-то сказал. Она покачала головой, отвернувшись. Человек повернулся, хмуро вглядываясь в толпу. Его глаза на мгновение остановились на Дэвиде, но в них не было узнавания. Дэвид отвел взгляд от нее в последний раз.

«Так, началось», сказала Кэсси, поскольку стали поступать первые результаты. Дэвид уперся локтями в стол, пока цифры одна за другой укладывались в пределы допустимых погрешностей. Он наблюдал, как брови доктора Фоюзка поднялись и видел, как Джереми стал скалить зубы.

И тут пришла эйфория. 

ВРАТА АБАДДОНА

Манео Джанг-Эспиноза — для друзей на Церере просто Нео — сжался в комок в маленькой рубке маленького кораблика, которому он дал имя «И Ке».[88] Он ждал добрых три месяца, а теперь до минуты, когда он войдет в историю, осталось часов пятьдесят. Продукты закончились два дня назад. Питьевая вода — пол-литра переработанной мочи, уже невесть сколько раз прошедшей через него. Все, что можно отключить, было отключено. Реактор он заглушил. Пассивное наблюдение оставил, а все активные датчики убрал. Свет в рубке шел только от терминалов наблюдения. Нео завернулся в одеяло, подоткнув уголки в крепления, чтобы не улетело. Подогрев одеяла тоже отключил. Широковещательный и лучевой передатчики молчали, позывные он заткнул еще до того, как вывел имя на корпусе корабля. Не для того он так далеко залетел, чтобы случайным писком выдать себя флотилии.

Пятьдесят часов — даже меньше. Только всего и надо, что остаться незамеченным. И ни во что не врезаться, но уж это в лас манос де диос.[89]

С подпольным обществом «пращников» его познакомила кузина Эвита. Познакомила три года назад, ему как раз исполнилось пятнадцать. Он болтался без дела по семейной норе: мать была на работе, на своей водораздаточной станции, отец — на совещании группы надзора за дробилками, а Нео торчал дома — в четвертый раз за месяц пропуская занятия. Когда система оповестила, что кто-то стоит у дверей, парень решил, что пришли выговаривать ему за прогулы. А это оказалась Эвита.

Она была двумя годами старше — дочка его тети по матери. Из настоящих астеров. Они оба имели одинаково тонкие длинные тела, но Эвита была здешняя. Он на нее с первого взгляда запал. Она ему снилась без одежды. Снилось, как он ее целует. И вот она пришла, и они в доме вдвоем. Пока Нео открывал дверь, сердце забилось в три раза сильнее.

— Эса, унокабатя,[90] — сказала девушка, с улыбкой помахав рукой.

— Хой! — отозвался он, стараясь казаться крутым и спокойным.

Нео, как и она, вырос в большом космическом городе — станция Церера являлась именно городом, — но у его отца была низкая коренастая фигура, которая выдавала в нем землянина. Нео владел космополитическим жаргоном астеров не хуже Эвиты, но для нее это был родной язык, а Нео с ним чувствовал себя так, словно напялил чужую куртку.

— Тут койо собираются на портсайде,[91] у Сильвестари Кампоса, — сообщила Эвита, поведя бедром и мягко кривя блестящие губы. — Ходу?

— Ке но?[92] — отозвался Нео. — Все равно делать нечего.

Позже он сообразил, что на него запала Мила Сана — марсианка с кобыльим лицом, чуть моложе него, и все решили, что это может оказаться забавным — посмотреть, как уродливая внутрячка увивается за полукровкой, но к тому времени Нео было все равно. Он познакомился с Сильвестари Кампосом и узнал о «пращниках».

Делалось это так. Какой-нибудь койо заполучает судно. Находит брошенное или разбитое, покупает по дешевке — случаются, наверное, и краденые. Главное, чтобы была реактивная тяга, предохранители и чтобы запаса воздуха хватило. Потом ему надо вычислить траекторию. Без эпштейновской тяги топливо быстро выгорает, далеко не улетишь. Хитрость заключалась в том, чтобы одним толчком выбросить корабль из поля притяжения планеты или спутника, использовать инерцию вращения и, как камень из пращи, лететь, куда забросит. И еще требовалось заранее придумать, как вернуться живым. Это предприятие оказалось замаскировано не хуже, чем сети Локи Грейги или «Золотой ветви». Наверное, гангстеры за ним и стояли. Все это было дьявольски незаконно, и кто-то где-то делал на них ставки. Зато, если ты возвращался, тебя все знали. Ты мог завалиться на любую вечеринку, пить вволю, болтать, что в голову придет, и если бы твоя ладонь вдруг легла на грудь Эвиты Джанг, та не стала бы ее сбрасывать.