Она шутила. Кларисса поняла шутку. Но шутка относилась и к ней, и она сама удивилась своим слезам.

— Я благодарен за рассказ о Быке, — произнес мужской голос. Клариссе, гулявшей по кораблю, он был незнаком. Чужой голос на космическом корабле привлек внимание, как странный звук в спальне. — Мы дружили много лет, и… мне его не хватает.

Кларисса повернула — каюта Холдена была открыта, а сам он сидел на койке-амортизаторе, глядя в монитор. Вместо тактической схемы с кораблями, Станцией и Кольцом весь экран занимало мужское лицо. Она узнала Фреда Джонсона, предавшего Землю и возглавившего Альянс Внешних Планет. Палача станции Андерсон. Он выглядел старым, волосы почти побелели, а глаза были желтоватые, цвета слоновой кости.

— Я слишком многого от него требовал. — Запись звучала дальше. — И он многое отдал. Это… заставило меня задуматься. У меня, капитан, есть дурная привычка требовать от людей больше, чем они способны сделать. Больше, чем справедливо от них ожидать. Пожалуй, я и с вами так обошелся.

— Задумался? — обратился Холден к экрану, на котором, как казалось Клариссе, крутилась запись.

— Если это так — извини. Между нами, как командир командиру: о некоторых своих решениях я жалею. Думаю, ты сумеешь понять. Я решил оставить «Бегемот» на месте. Мы посылаем к нему почву и все необходимое для создания агрикультуры в барабане. Для военного флота АВП это потеря главного пугала. Но перед нами, кажется, тысячи планет, ожидающих исследования, и невозможно устоять перед соблазном владеть единственной заправочной станцией на транспортной развязке. Если ты со своей командой захочешь помочь в сопровождении кораблей от Ганимеда к Кольцу, заказы будут. Ну вот, это что касается официальной части. Обсуди с остальными и дай мне знать, что решите.

Фред Джонсон коротко кивнул в камеру, и экран затянула голубая пустота с рассеченным кругом АВП. Холден оглянулся через плечо. Увидел Клариссу.

— Привет, — сказала она.

— Привет.

Минуту оба молчали. Она не знала, что сказать. Хотела извиниться, последовать примеру, который только что показал ей Фред Джонсон, но не могла. Она подождала отклика Холдена. Не дождавшись, двинулась обратно к своей каюте. В животе лежал холодный ком.

Они не друзья. И никогда не станут друзьями. Есть вещи, которых не исправишь.

Придется с этим жить.

От Амоса пахло потом и растворителем. Он из команды больше всего походил на ее знакомых. На Соледад и Станни. На Рена. Он заявился на камбуз со сварочным аппаратом, сдвинув маску на лоб. Улыбнулся, заметив ее.

— Натворила ты здесь дел, — сказал он. Кларисса знала, что при нужде он вполне способен ее убить. Но пока такой нужды не было, он держался легко и весело. Она сама не понимала, почему это для нее так много значит. — То есть твой мех натворил. Их ведь и строят для работы со сталью.

— Под конец — без меха, — призналась она. — У него батарея села. Шкафчик в шлюзе — это я сама.

— Правда? — удивился он.

— Ага.

— Ну-ну. — Амос достал из автомата грушу с искусственным кофе и перенес ее на стол. — Впечатляет.

Она представила, как он работает, скрыв под маской лицо. Летят искры, горбится огромная тень на стене. Гефест, божественный кузнец в своей подземной кузне. Это сравнение пришло на ум Клариссе Мао. Мелба Кох думала бы о температуре дуги и составе пластин, которые он варит. Она могла думать за ту и за другую, но не была уже ни той, ни другой.

Она зависла в воздухе. И когда корабль включит тягу, создав силу тяжести, она так и останется висеть. В своем прежнем мире она твердо знала, кто есть кто. Дочь Жюля-Пьера Мао, сестра Джули Мао, бригадир электриков на «Сересье», орудие мести отца. Теперь она стала никем. Багажом на корабле бывших врагов, перевозящем ее от одной тюрьмы в другую, — и ее это даже не возмущало. Пожалуй, настолько безымянной она в последний раз чувствовала себя в пеленках.

— В чем там дело?

— М-м?

— Ты сказал, я много чего натворила. Что именно?

— Заклинивает люк, который ведет сюда из мастерской. Ты его покорежила. Доходит до половины и застревает.

— Опорный шарнир смотрел?

Амос, насупившись, повернулся к ней. Она пожала плечами.

— Иногда в них при замыкании нарушается система противовесов. Мы, пока летели сюда, чинили такие раз пять.

— Да ну?

— Просто подумала, — сказала она и добавила: — Когда доберемся до Луны, меня убьют, верно?

— Если да, считай, тебе повезло. В кодексе ООН сохранилась смертная казнь, но к ней редко прибегают. Пожалуй, запрут в клетку на всю жизнь. Лично я предпочел бы пулю.

— Долго туда лететь?

— Недель пять.

Они еще помолчали.

— Я буду скучать по этому кораблю, — сказала она. Амос пожал плечами.

— Шарнир, говоришь? Стоит проверить. Поможешь?

— Не могу. — Она показала браслет на щиколотке.

— Фигня, я его перепрограммирую. Чтобы пустил тебя хотя бы до мастерской. И прихватим для тебя пояс с инструментами, Персик. Разберемся с чертовым люком.

Час спустя она провела рукой по раме люка, на которой виднелись красноречивые царапины. «Это я, — подумала она. — Это я сделала».

— О чем задумалась, Персик? — спросил Амос.

— Приятно, когда можешь что-то исправить, — ответила она.

Анна сидела в обсерватории «Принца Томаса», любовалась звездами. Над ней был купол, составленный из экранов высокого разрешения. Расположившись под ними, она представляла, будто летит сквозь пространство, сидя на парковой скамеечке. На всем корабле Анна больше всего любила этот зал, где звезды горели ровным светом, не моргая от движения воздуха. Они казались совсем близкими, протяни руку — и достанешь.

Ручной терминал пискнул, напоминая, что она остановила на полпути запись видеосообщения. Анна стерла паузу, в которой засмотрелась на звезды, и продолжила письмо.

— Так вот, епископ прислал официальный вызов. Очевидно, кто-то на меня нажаловался. Например, Ашфорд. Он сам по горло увяз в разбирательствах с АВП, но находит время делать гадости другим. Но ты об этом не беспокойся. Спросят — я отвечу. У меня были веские причины для каждого поступка. Флотские, с которыми я работала, обещают поддержку. Но, возможно, она не потребуется. Кстати, я пригласила погостить у нас в Москве подругу, Тилли Фэган. Она грубая, несдержана на язык и знать не хочет о правилах приличия. Ты в нее влюбишься. Она ждет не дождется, когда увидит Нами.

Анна вставила в сообщение фотографию Тилли. Снимала Анна, а Тилли, прищурившись, всего на секунду замерла перед объективом, прежде чем сказать: «Убери от меня эту дрянь». В одной руке у нее дымилась сигарета, другой она сердито отмахивалась. Не самая приятная из ее фотографий, но самая характерная.

— Кстати о Нами, спасибо за видео. Просто не верится, как она выросла. И ползает при земной гравитации так, словно в ней родилась. Не успеем оглянуться, снова начнет ходить. Спасибо, что увезла ее домой. Иногда я жалею, что не улетела с вами. Честно говоря, почти все время жалею. Но потом вспоминаю, чем занималась за Кольцом, и не знаю, так ли хорошо все бы закончилось, если б не моя помощь. Может, я много о себе воображаю, но я и правда верю, что Бог посылает каждого туда, где он нужнее. Может, я была там необходима. Вернусь — стану каяться. Ты, епископ, Нами, вы все — моя семья, и мне предстоит долго перед вами извиняться.

Анна явственно, как сейчас, услышала голос Ноно: «Ты не спрашиваешь разрешения, ты потом извиняешься». Она рассмеялась сквозь слезы. Вытерла глаза и сказала в камеру:

— Ты и сейчас здесь, Ноно. У меня в голове. Но я бы все отдала, чтобы обнять тебя. «Принцу» добираться еще месяц. Целую вечность. Я тебя люблю!

Она прижала к груди прихваченную с собой подушку.

— Вот это ты и Наоми — вы обе. Вот как я вас люблю!

Она выключила запись, и отправленное сообщение метнулось от «Принца» к Ноно со скоростью света. Все равно слишком медленно. Анна стерла слезы, скопившиеся в уголках глаз.