— Война между Марсом и Поясом — самоубийство. Даже вооружив каждый прыгун астеров, мы не могли бы равняться с марсианским флотом. Может, нам удалось бы уничтожить несколько кораблей хитростью или таранами. Возможно, Марс сочтет нужным взорвать одну из станций, чтобы настоять на своем. А мы можем прицепить химические ракеты к сотне-другой камешков величиной с койку и обрушить Армагеддон на марсианские купола.

Фред помолчал, будто вглядываясь в свои слова, и опустился на стул.

— Все, кто бьет в барабаны войны, об этом забывают. Живущий не на космическом корабле по определению уязвим. Тихо, Эрос, Паллада, Церера — ни одна станция не способна уклониться от ядерного удара. А все граждане вражеской стороны обитают на дне большого гравитационного колодца, так что нам даже особо целиться не пришлось бы. Эйнштейн говорил верно. Следующая мировая война будет вестись каменными дубинами. Только камни Пояса могут превратить поверхность Марса в море лавы. Пока что все соблюдают правила приличия и стреляют только по кораблям. Джентльменская война. Но рано или поздно та или иная сторона решится на отчаянный шаг.

Холден склонился вперед, гладкая поверхность его скафандра с неприличным звуком скрипнула по шершавому кожзаменителю. Никто не засмеялся.

— Согласен. Но при чем тут мы? — спросил он.

— Уже сейчас пролито слишком много крови.

«Шед…»

Холден побледнел от тупого, непреднамеренного удара, но промолчал.

— «Кентербери», — продолжал Фред. — «Доннаджер». Люди не забудут эти корабли и тысячи невинных жертв.

— Похоже, вы уже вычеркнули две возможности, начальник, — вставил Алекс. — Ни войны, ни мира.

— Существует третий вариант. В цивилизованном обществе есть другой способ решать подобные проблемы, — сказал Фред. — Суд над преступниками.

Амос оглушительно фыркнул. Холдену тоже стоило труда сдержать усмешку.

— Вы что, твою мать, серьезно? — спросил Амос. — И как вы собираетесь представить на суд чертовы корабли-невидимки? Будем опрашивать весь марсианский флот и проверять алиби?

Фред поднял ладонь.

— Выкиньте из головы мысль, что «Кентербери» погиб в результате военных действий, — сказал он. — Это было преступление. Пока все перевозбуждены, но когда осознают положение дел, горячие головы поостынут. Люди по обе стороны увидят, куда ведет эта дорога, и станут искать другую. Тогда возникнет окно, которое позволит более здравым гражданам расследовать те события, поспорить о юрисдикции и начать суд над той группой или группами, которые обе стороны сочтут виновными. Суд — единственный выход, который не повлечет миллионы смертей и коллапс человеческой цивилизации.

Холден пожал плечами — его движение почти потерялось под скафандром.

— Ну, пусть будет суд. Но вы еще не ответили на мой вопрос.

Фред указал на Холдена, затем на каждого из членов его команды.

— Вы — задница, затыкающая пробоину. Вы четверо — единственные свидетели гибели обоих кораблей. Когда начнется суд, я хочу иметь вас в своем распоряжении. Моего влияния и сейчас хватает, чтоб установить контакты с политиками, но вы купите мне место за столом переговоров. Между Поясом и внутренними планетами будут заключаться совершенно новые договоры. За несколько месяцев мы сможем добиться того, о чем я мечтал десятилетиями.

— И вы хотите использовать таких ценных свидетелей, как мы, чтобы вмешаться в процесс и обернуть эти договоры по своему вкусу? — заключил Холден.

— Да. И потому готов предоставить вам защиту и убежище на моей станции, насколько будет нужно.

Холден прерывисто вздохнул и принялся расстегивать молнию костюма.

— Вот и хорошо. Тут достаточно личных мотивов, чтобы я мог поверить, — сказал он. — Давайте устраиваться.

Наоми пела караоке. При мысли об этом у Холдена кружилась голова. Наоми. Караоке. Наоми на сцене с микрофоном в одной руке и каким-то фуксиновым мартини в другой, выкрикивающая сердитую астерскую рэп-анафему плесени в фильтрах, — даже если вспоминать все, случившееся за последний месяц, она казалась самым удивительным зрелищем, какое ему приходилось видеть. Она закончила под редкие аплодисменты и несколько свистков, пошатываясь, спустилась со сцены и шлепнулась за столик напротив него.

Подняла выпивку, расплескав добрую половину по столу, и залпом выхлестала остатки.

— Что скажешь? — спросила Наоми, махнув бармену, чтобы налил по новой.

— Ужасно.

— Нет, правда?

— Правда, самое ужасное исполнение одной из ужаснейших песен, какие мне приходилось слышать.

Наоми покачала головой и устало дохнула на него малиновым ароматом. Темные волосы упали ей на лицо и, когда бармен подал новый яркий мартини, помешали выпить. Она собрала их в кулак и пучком держала над головой, пока пила.

— Ничего ты не понял, — сказала она. — Это и должно ужасать. Так задумано.

— Тогда это было лучшее исполнение, какое я слышал, — поправился Холден.

— Вот, другое дело. — Наоми оглядела бар. — Где Амос с Алексом?

— Амос выбрал себе самую дорогую на вид девицу. Алекс в задней комнате играет в дартс. Он заявил, что марсиане всегда обыграют астеров. Полагаю, его убьют и вышвырнут в шлюз.

На сцене появился новый певец, мурлыкавший вьетнамскую балладу. Наоми послушала его, прихлебывая мартини, и предложила:

— Пойдем его спасать?

— Кого?

— Алекса. С какой стати спасать Амоса?

— С такой, что я почти уверен: он убедил ту дорогую шлюху, что за него заплатит Фред.

— Ну что ж, расширим спасательную операцию — выручим обоих. — Наоми допила коктейль. — Только мне нужно еще подзаправиться.

Она опять замахала бармену, но Холден перехватил ее руку и прижал к столу.

— Думаю, стоит сбросить ход.

Злость на мгновение исказила ее лицо.

— Сам и сбрасывай. У меня на глазах расстреляли два корабля и кучу друзей, а потом мы три недели сидели взаперти, добираясь сюда. Так что не дождешься. Я еще выпью и еще выступлю. Публика меня любит, — сказала Наоми.

— А как же спасательная операция?

— Бесполезно. Амоса ждет смерть от рук космической шлюхи, но он, по крайней мере, умрет как жил.

Наоми оттолкнула столик, прихватила со стойки мартини и направилась к сцене для караоке. Холден проводил ее взглядом, допил скотч, который мучил уже два часа, и встал.

На минуту ему представилось, как они вдвоем возвращаются в комнату и заваливаются в постель. Утром он возненавидит себя за то, что воспользовался ее слабостью, но, по крайней мере, дело будет сделано. Наоми взглянула на него со сцены, и он понял, что все это время не сводил с нее взгляда. Он помахал ей рукой и пошел к двери в компании призраков: Ады и Макдауэлла, Гомеса, Келли и Шеда.

Большой и удобный номер действовал ему на нервы. Холден и пяти минут не улежал в постели, встал и снова вышел за дверь. Полчаса он бродил по коридорам, отыскивая большие перекрестки, уводящие к новым частям кольца. Он нашел склад электроники, чайную и нечто, оказавшееся при ближайшем рассмотрении очень роскошным борделем. Он отказался от видеоменю услуг, предложенных ему портье, и вышел, гадая, не сюда ли занесло Амоса.

Пройдя половину еще не знакомого коридора, он разминулся с компанией девочек-подростков. По лицам им нельзя было дать больше четырнадцати, но ростом они уже догнали Холдена. Девочки притихли, пока он проходил, а пропустив, разразились смешками и поспешили дальше. Тихо была настоящим городом, и он вдруг остро почувствовал себя иностранцем, не знающим, куда податься и чем заняться.

Он не удивился, когда, очнувшись от задумчивости, обнаружил, что его занесло к лифту, ведущему в док. Он нажал кнопку и вошел в лифт, вспомнив, что нужно включить магнитные подошвы, за миг до того, как гравитация ушла вбок и пропала.

Корабль принадлежал ему всего три недели, и все же, забравшись в «Росинант», он почувствовал себя дома. Чуть касаясь руками ступеней трапа, он поднялся в рубку, улегся в пилотское кресло и закрыл глаза.