Молча Сережа помог Насте спуститься на камни набережной. Разговаривать не хотелось, да, собственно, и не о чем им было сейчас говорить. Настя села на велосипед и, не оглядываясь, поехала к Дворцовому мосту. Сережа догнал ее.

— Ты куда сейчас? — спросил он.

— Домой.

— А велосипед? Я два не дотащу.

— Ах да, — опомнилась Настя, — тогда мы завезем к тебе велосипеды, а потом я поеду домой.

— Метро не ходит.

— Ничего, доберусь на такси.

Настя так и поступила. Сережа отнесся к этому достаточно спокойно, но, кажется, он не совсем понял, почему Настя не захотела остаться у него.

— Глупо, — сказал он на прощание, — тащиться куда-то среди ночи, тратить деньги на такси. Тем более, что твой, уж не знаю, как его назвать, все равно ничего не узнает. Ведь мы сегодня должны были работать.

Несмотря на то что Настя взяла такси, она вернулась домой только в четвертом часу ночи. Больше часа они с водителем продремали в машине, ожидая, пока сведут мосты.

Митя лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и у Насти не было никакого желания проверять, спит ли он на самом деле или только притворяется. Она бесшумно разделась и легла рядом с ним. У Насти до сих пор голова шла кругом от того безумного и долгого поцелуя. Она еще ощущала терпкий вкус Сережиных губ. Даже с закрытыми глазами Настя видела перед собой неподвижный взгляд его прозрачных глаз. Сережа ни разу не опустил веки. Он боялся пропустить самое интересное.

Дмитрий не спал, он слышал, как вошла Настя, и ничуть не удивился ее молчанию. Вопреки мнению Сережи, Дмитрий знал о том, где была Настя. Вероника, добрая душа, позвонила и сообщила, что намеченный концерт отменен, а его подружка вместо того, чтобы радостно поспешить домой, отправилась куда-то с новым солистом.

Дмитрий уже давно ждал чего-то подобного. Его не покидало ощущение, что удача повернулась к нему спиной. И каждый новый день только подтверждал этот печальный факт. Сначала его доканывала болезнь. И ладно бы его уложил в постель инфаркт, болезнь благородных и утонченных людей. Но радикулит, нелепое и стариковское заболевание! С этим Дмитрий никак не мог смириться.

Каждый день изнемогающий от боли, прикованный к постели, он чувствовал себя полным ничтожеством, отработанным, ни к чему не годным человеческим материалом. Настя пыталась ухаживать за ним, но сиделка из нее получилась никудышная. Она так и не научилась толком готовить, от ее неумелого массажа Дмитрию становилось только хуже. Но самое неприятное было в другом. Дмитрию было мучительно стыдно за свою беспомощность, и он многое бы отдал за то, чтобы его никто не видел в таком состоянии. Он сурово пресекал любые попытки друзей и знакомых навестить его. Даже своему сыну он не разрешил приехать.

Дмитрий страшно страдал оттого, что Настя видит его таким. Но вместе с тем он боялся, что однажды она соберет свои вещи и покинет его дом так же стремительно, как и появилась в нем.

«Ну, конечно, — предавался Дмитрий горьким размышлениям, — зачем я ей такой? Даже если в ее сказках про любовь есть хоть крупица истины, то ведь полюбила Настя не меня, а прекрасного принца из детской мечты, романтика, сладкоголосого певца. Конечно же, она никак не ожидала, что принц превратится в развалину, которая даже сексом толком заниматься не может.

А если она поселилась у меня, — продолжал терзать себя Дмитрий, — только ради того, чтобы найти себе пристанище, то я ей тем более сейчас уже не нужен. Кто бы мог подумать, что у оборванной зелено-волосой девчонки с улицы окажутся и талант, и музыкальное образование. Да она теперь зарабатывает больше, чем я в лучшие свои дни!»

Это обстоятельство лишало Дмитрия душевного покоя настолько, что он сам удивлялся. До сих пор его никогда не коробило, если женщина, с которой он заходил в кафе, платила не только за себя, но и за него. До того как Женя превратилась в преуспевающую бизнес-леди, она сильно нуждалась в его помощи, даже тогда Дмитрий всячески пытался уклониться от уплаты алиментов. Но сейчас мысль о том, что он фактически находится у Насти на содержании, просто доканывала его.

«Кошмар, — думал Дмитрий, — меня содержит девчонка, которая младше меня чуть ли не на пятнадцать лет. Я начинаю чувствовать себя кем-то вроде сутенера. И ведь теперь Настя мне ничем не обязана, — Дмитрий понял, что в этом есть нечто очень для него обидное, — кажется, только теперь я начинаю понимать, почему мужчина не должен связываться с женщиной, зарабатывающей больше, чем он сам. Я вообще не понимаю, — недоумевал Дмитрий, — зачем она продолжает жить у меня. Маленькая квартирка у черта на рогах, да еще и с мрачным и больным жильцом. И зачем ей это надо? Уже давно могла бы снять себе квартиру в центре. Надо ей это предложить».

Конечно, Дмитрий ни за что бы не предложил Насте уехать из его квартиры. Дмитрий не сомневался в том, что, если Настя уедет, он потеряет ее навсегда. Эта мысль пришла Дмитрию в голову днем, когда он был дома один. Но почему-то одиночество совсем не радовало его. Дмитрий впервые почувствовал, что у него вроде бы ничего не болит. Еще не веря своим ощущениям, он осторожно прошелся по квартире и сел за швейную машинку. Как раз накануне болезни Дмитрий собирался подшить недавно купленные джинсы.

Пока пальцы привычно орудовали иглой, Дмитрий продолжал размышлять о Насте и об их слишком сложных и непонятных отношениях. И вдруг он понял, как нужна ему эта девушка. Нужна со всеми ее нелепыми тайнами, волшебным голосом и бытовой непрактичностью. А потом он стал думать о том, что будет, если Настя уедет, исчезнет из его жизни. Мысль об этом была так невыносима, что Дмитрий сначала почувствовал, как сжалось сердце, а потом уже закололо в пальце. Дмитрий удивленно посмотрел на ладонь. Он так задумался, что не заметил, как вонзил в палец толстую иглу.

Дмитрий слизывал кровь и чувствовал, что ему хочется заплакать. Ему показалось, что он как пойманный зверь, который не знает, как выбраться из ловушки. А потом он вспомнил глупую шутку, которую любил повторять один его старый приятель, с которым он пел когда-то в хоре.

— Контральто гуляют с басами, а сопрано — с тенорами. Одни мы, баритоны, вечно не у дел, — говорил тот парень, сам большой бабник, не делающий разницу между поющими девушками и безголосыми.

Похоже, в этой шутке оказалось больше правды, чем Дмитрий мог предположить. Ревность мучила Дмитрия, как коварный яд, который постепенно накапливается в организме. Сначала он незаметен, зато потом причиняет своей жертве нечеловеческие муки.

Дмитрий сразу же невзлюбил молодого тенора, взятого в ансамбль на его место. Сначала он испытывал к этому мальчишке чисто профессиональную ревность. А потом, когда Дмитрий узнал о том, что Сергей, по выражению Вероники, подбивает Насте клинья, он вообще лишился покоя.

«Да скорее всего это вранье, — утешал себя Дмитрий, — просто бабьи сплетни, Вероника спит и видит, как поссорить меня с Настей. А если это правда? — холодея, спрашивал себя Дмитрий. — Если у нее на самом деле роман с этим мальчишкой? Ведь он подходит ей гораздо больше, чем я».

Стыдясь самого себя, Дмитрий навел справки. Музыкальный мир Петербурга был не так уж велик. Несколько телефонных звонков, и Дмитрий получил массу сведений о Сергее Колосове. Дмитрий узнал, что Сергей зарабатывает деньги в «Цыганском дворе», а для души поет в богемном джазовом ансамбле «Вавилон», что он любит авангардное кино, у него неплохая библиотека, а еще он может, не спускаясь на землю, пройти по городским крышам целый квартал. Словом, этот парень обладал именно теми качествами, которых был начисто лишен Дмитрий.

Благодаря ярким черным глазам, черным кудрям, чувственным губам, мужественному облику и легкой походке Дмитрий выглядел достаточно необычно. Он был из тех, на кого оглядываются прохожие. Но в душе Дмитрий чувствовал себя самым заурядным и скучным человеком. Ему были неинтересны разговоры о переселении душ, новомодные психологические теории оставляли его равнодушным. Книг он почти не читал, из фильмов предпочитал только старые советские комедии. А его соперник был как раз из тех богемных личностей, в обществе которых Дмитрий совершенно терялся и казался себе в чем-то ущербным.