Белов с озабоченным видом подозвал Настю.

— Ну как там Дмитрий, — спросил он, — поправляется?

— Николай Владимирович! — удивленно воскликнула Настя. — Вы же только вчера нам звонили и разговаривали с ним. По-моему, Митя очень подробно вам доложил о состоянии своего здоровья. Я же все слышала. Он сказал вам, что дней через десять выйдет на работу.

— Одно дело мой разговор с Дмитрием, — вполголоса произнес Белов, под локоток уводя Настю в сторонку, — и совсем другое — с тобой. Может, я хочу спросить у тебя совета?

— Спрашивайте, — настороженно ответила Настя, этот разговор ей нравился все меньше и меньше.

— Я, конечно, обещал Петровичу, что возьму его обратно. Но сейчас я спрашиваю себя, нужно ли это коллективу? Ведь у нас есть уже один солист и к тому же гитаристы на подпевках. Учти, что чем меньше человек в коллективе, тем больше получает каждый, поэтому нам нужно очень хорошо подумать.

— О чем? — зло спросила Настя.

— О том, брать назад Дмитрия или не брать, — ответил Белов. — Кстати, во многом это решение зависит от тебя. Не секрет, что в тебе я заинтересован больше, чем в других солистах. Я смотрю, у тебя с Сережей сложились неплохие отношения. И дуэтом вы хорошо поете. Понимаешь, — Белов оплетал Настю шепелявыми звуками своего голоса, как паутиной, — приход Дмитрия ничего, в сущности, не изменит. Все равно публика в основном ходит теперь на тебя.

— Зачем вы мне все это говорите? — возмутилась Настя. — Вы что, думаете, я скажу: «Да, конечно, зачем нам лишний рот в ансамбле, мы прекрасно обойдемся без солиста Зайцева?» Да, вы этого от меня ждете?

— Ну да, ты меня правильно поняла, — ответил Белов, — у других я бы и спрашивать не стал, но поскольку у вас с ним, так сказать, отношения, короче, я не хочу лишних сложностей.

— Ну так они у вас будут, — с вызовом произнесла Настя, — вы верно заметили, что публика ходит в основном на меня. Так вот, знайте, что если вы не возьмете назад Митю, то можете со мной проститься. Я думаю, мы не пропадем. Организуем свой ансамбль, более того, я уверена, что гитаристы с радостью присоединятся к нам.

— Тихо, тихо, — испугался Белов, — нет так нет, я же только хотел посоветоваться, — заискивающий тон его голоса совершенно не вязался со злым взглядом маленьких серых глазок, — можешь передать своему возлюбленному, чтобы он готовился к работе.

Именно это Настя и передала Мите. Но все подробности возмутительной беседы она предпочла от него скрыть. Настя не хотела омрачать Мите радость возвращения к нормальной жизни.

Настя уже давно не видела Митю таким бодрым и веселым. Иногда ей казалось, что травник из далекой деревни вдохнул в тело Дмитрия новую душу, которая вернула его глазам блеск, а движениям — быстроту и точность.

Однажды Настя вернулась после репетиции домой и уже на лестничной площадке услышала мощные и необычные звуки. А потом она поняла, что это поет Митя. Он пел без слов, выпевал какие-то немыслимые и очень красивые рулады.

«Что это с ним? — удивилась девушка. — Ведь дома он никогда раньше не пел, — она все не решалась войти, стояла, приникнув к двери, и слушала. — Как красиво, — думала она, — может, нам и правда уйти от Белова? Этот человек кого угодно доведет до белого каления своими закулисными интригами. Интересно, почему он отдал предпочтение Сереже? Ведь Митя поет гораздо лучше. Может быть, потому, что Сережа более покладистый, никогда не высказывает своего мнения. Наверное, чем меньше настоящих личностей в ансамбле, тем для Белова лучше. В самом деле, почему бы нам не уйти из ансамбля? Не всю же жизнь я буду петь цыганские романсы? Можно попробовать себя и в чем-нибудь другом. А Митя все поет и поет, — удивлялась Настя, — а ведь при мне он никогда этого не делал. Пойти, что ли, погулять немного, чтобы его не смущать».

Настя так и поступила, и Дмитрий так и не узнал, что она слышала, как он пробует голос. Дмитрий занимался этим теперь ежедневно, когда Насти не было дома. После возвращения от травника он десять дней даже не пробовал петь, берег связки, и только усердно заваривал себе травы и коренья. Все это время Дмитрий напряженно прислушивался к себе, и ему казалось, что внутри у него происходит невидимое, но упорное очищение.

На одиннадцатый день Дмитрий решился. Дождавшись Настиного ухода, он попробовал пропеть несколько нот. У него получилось! Еще не веря своей удаче, он вспомнил упражнения для голоса, которым учился когда-то в юности. Все получалось у него безупречно. Более того, Дмитрию показалось, что голос его словно обновился, стал мощнее, чище.

На радостях Дмитрий помчался в Дом книги, накупил там книг по списку, который дал ему Иван Тимофеевич, и, прибавив к ним восторженное и благодарственное письмо, отослал все это в Псковскую область.

Теперь ему предстояло пройти еще одно испытание. Необходимо было показаться представителю традиционной медицины, и Дмитрий записался на прием к своему первому врачу-фониатору.

Доктор Медведев осматривал Дмитрия так же долго, как и в прошлый раз. Разница была в том, что время от времени доктор отрывался от горла своего пациента и с недоумением всматривался в его глаза. Дмитрий чувствовал, как торжество горячей волной поднимается в нем.

— Конечно, я сам вас туда отправил, — сказал Медведев, закончив осмотр, — но все это совершенно невероятно. За такой короткий срок! Спрашивается, чему я столько лет учился и вообще зачем занимаю этот кабинет и морочу голову своим пациентам. Пора на пенсию и в деревню. Я вас поздравляю, молодой человек, диагноз снят.

Дмитрий был совершенно здоров.

В середине сентября Дмитрий вышел на работу, и между ним и Сережей сразу же установились отношения холодного приятельства. Оба были взаимно очень вежливы и предупредительны. Настя не могла без смеха смотреть, как они пропускают друг друга в дверь и уступают место в гримерной. Один словно не уставал повторять другому: «Старик, мы же взрослые, благородные люди. Что с того, что ты занял мое место в ансамбле и претендуешь на место в сердце девушки, которая нравится мне. На наших отношениях и тем более на работе это никак не может отразиться».

Белов, в свою очередь, изо всех сил демонстрировал Дмитрию радость по поводу его возвращения в ансамбль. Белов то и дело подходил к нему, дружески хлопал по плечу, предлагал выпить пива. Дмитрий, опасаясь за голос, отказывался.

— Слушай, нам так тебя недоставало! — говорил Белов Дмитрию. — Когда ты вернулся, мы вышли совсем на другой уровень.

Настя слушала эти излияния и тихо злилась. Белов и ее не оставил своим вниманием. Как-то он подошел и тихо сказал:

— Знаешь, а ты была права насчет Мити. Если бы я не взял его обратно, я бы здорово пролетел. Все-таки у него и голос, и фактура.

— Идите в ж!.. — оборвала его Настя. Белов изумленно уставился на Настю. Он был не столько обижен, сколько поражен. Маша и Вероника могли выругаться так, что покраснел был любой работяга с завода. Одна Настя хранила до сих пор чистоту речи. Но тут и она не выдержала.

— Не нервничай, — посоветовал ей Белов и покровительственно похлопал по плечу.

…— 5 октября мы вылетаем в Одессу, а оттуда отправляемся в круиз по Средиземному морю, — в один прекрасный день объявил он.

— Тоже мне, открыл тайну, — сквозь зубы процедила Вероника. О готовящейся поездке в ансамбле уже знали давно, но Белов скрывал свои планы до последнего.

— Заходим в Стамбул, в Афины, на Кипр, на Мальту, в Римини, Венецию, в Марсель и опять в Одессу, — невозмутимо продолжал Белов, — все путешествие займет две недели, прошу сдать мне загранпаспорта. Сережа, у тебя есть загранпаспорт? Очень хорошо. А у тебя, Настя? Если нету, надо срочно делать.

— У меня он давно есть, — сказала Настя, стараясь не смотреть на Дмитрия, и все же она заметила, как его брови удивленно полезли вверх.

Только дома Дмитрий позволили себе полюбопытствовать.