Вновь для Габриэль настало время изумляться. Вновь она поверила, что то, что завязывалось, уже не развяжется. После того как проходило некоторое удивление, она теряла голову и начинала мечтать о замужестве. В каждом из домов, куда возил ее герцог, она видела окончательный приют: будь то Мимизан, его «хижина» в Ландах, или Сен-Санс, замок в Нормандии, или рыбачий домик в Шотландии. Где она только не побывала!

Она ездила в Англию так часто, как могла. С молниеносной быстротой она познакомилась с многочисленными владениями своего нового любовника. Прежде всего с двумя его яхтами. Одна стояла в средиземноморском порту, другая у берегов Ламанша или Атлантики. Обе дожидались, когда Его милости заблагорассудится ими воспользоваться. «Flying Cloud», четырехмачтовая шхуна, насчитывала сорок человек экипажа и была полностью обставлена мебелью эпохи королевы Анны. Кровати с балдахинами, тяжелые резные буфеты, столы из массивного дерева — словом, плавучий музей. Бывший эсминец «Cutty Sark» водоизмещением в 883 тонны был построен для торговли с Дальним Востоком майором Генри Кесвиком, самоуверенным торговцем из какой-то «Чайна трейдинг фирм». Будучи не в состоянии содержать судно, от тут же перепродал его Вендору, к вящей радости последнего. Это был корабль, способный выдержать любые бури, и на всем свете не было места, где Вендор чувствовал бы себя лучше. Едва поднявшись на борт, он с детским нетерпением поджидал штормовой погоды. Любовницы не должны были страдать от морской болезни — он отверг не одну по той простой причине, что они то ли от страха, то ли из-за недомогания боялись волнения на море. Корабль должно было качать, яростно вертеть, мебель должна была ездить по полу, угрожая пассажирам, а перепуганные дамы должны были умолять капитана как можно быстрее пристать в ближайший порт. Капитану было запрещено это делать, какова бы ни была погода. Тогда среди всеобщей паники герцог закрывался у себя в каюте и крепко засыпал. Он появлялся только после того, как буря заканчивалась. Бесстрашие, выказанное Габриэль перед лицом разбушевавшейся стихии, во многом повлияло на уважение, которое испытывал к ней ее спутник.

В хорошую погоду Вендор дожидался ночи и отдавал команду тайно сменить курс. Это резко нарушало планы приглашенных. Утром изумленные пассажиры беспокойно спрашивали стюарда: «Что это за берега?» Где бы ни находилось судно, приказано было отвечать: «Это, должно быть, Испания».

Габриэль познакомилась также со специальными поездами, состоявшими из двух пульмановских вагонов и четырех багажных, предназначенных для перевозки чемоданов и собак. Ее фотографировали в компании Вендора во время Большого Ливерпульского приза. Хроникеры следили за ее малейшими жестами, а друзья Вендора удивлялись, что в области одежды вкусы «знаменитой модельерши» столь просты.

Наконец, она научилась разбираться в Итонхолле. Она удивлялась изысканности, связанной с блеском далеких викторианских времен, когда замок с неожиданным визитом посещали члены королевской фамилии. Тогда владелец Итонхолла, самый богатый подданный королевы, считал своей обязанностью вести себя так, чтобы жизнь его казалась постоянным праздником. Во времена Габриэль — на уик-энды в Итонхолле обычно собиралось около шестидесяти приглашенных, среди них бывали Уинстон Черчилль и его жена, близкие друзья герцога — некоторые из обычаев тех времен еще соблюдались. Бальный зал, где начиная с 1886 года танцевали все герцоги Йоркские, Кларенс и Уэльские, всегда был открыт и пол только что навощен. Достаточно было позвать местных оркестрантов в красных куртках и лакированных башмаках, как можно было танцевать. В некоторых случаях обеды проходили под музыку: либо органист при замке импровизировал на монументальном органе, либо артистов с немалыми издержками привозили из Лондона. Иногда это был чревовещатель, иногда комики, в другой раз знаменитый карманник… Габриэль худо-бедно познакомилась с целым батальоном лакеев, которым командовал метрдотель, более важный, чем генерал, освоилась с галереями и анфиладой прихожих, где она часто терялась, хотя со всей серьезностью изучила их план.

Возвести колоссальное строение, ощетинившееся башнями и башенками, решил в 1802 году один из предков Вендора после того, как снес элегантную усадьбу, построенную в XVII веке. Губительная инициатива, из поколения в поколение все более тяжким грузом давившая на финансы Гросвеноров. На огромном пространстве возвышались образчики всех архитектурных стилей, бывших в ходу между царствованиями Карла II и Георга III. Габриэль нашла себе ориентиры. Все галереи были сводчатыми. Была псевдоготическая галерея с тяжелыми мраморными пилястрами и мозаичным полом; была другая, менее суровая, с римскими бюстами, потом галерея с лошадьми, потом библиотека, где громоздились десять тысяч томов, наконец, парадная лестница, которую можно было узнать по огромному полотну Рубенса, украшавшему стены, а также по тому, что приходилось подниматься по ступеням между двумя рядами рыцарей в доспехах — двенадцать грозных фигур стояли в карауле, опустив забрала шлемов, — и, наконец, а точнее, прежде всего, была миссис Крокет, с ключами на поясе, радушная домоправительница, всегда готовая прийти на помощь потерявшимся гостям.

Итонхолл был непоправимо безобразен. Было испробовано все, чтобы сделать его фасады менее безвкусными. С 1802 по 1882 год Вестминстеры потратили целое состояние, разрушая и возводя отдельные части Итонхолла. До Вендора его дед понапрасну потратил шестьсот тысяч ливров, чтобы увенчать зубчатые башни покатыми крышами, но это ни к чему не привело. Тогда герцог решил, что если чего и недостает замку, так это статуи. Установленная в центре главного двора, большая и видимая от въезда, она несколько оживит Итонхолл. Было заказано гигантское изображение Хьюга-Волка. Но тут первый герцог Вестминстерский сообразил, что основатель его семьи был неисправимый греховодник. Это могло шокировать пуританку, старую толстую королеву, его приятельницу. Он решил изменить свой замысел и попросил скульптора переделать заказанную статую в святого Освальда. Увы, было слишком поздно… Мастер уже посадил сокола на руку безжалостного охотника, и, поскольку, согласно историческим данным, тот отличался тучностью, скульптор взгромоздил его на першерона. Что же дальше? Движимый все тем же стремлением оживить Итонхолл, первый герцог Вестминстерский решил прибегнуть к помощи музыки. Колокола — вот что было нужно. Он заказал их в Бельгии, ибо тамошний перезвон считался значительно превосходящим английский. Органист из собора Святого Павла специально был отправлен на литейный завод в Лувене, чтобы проверить все двадцать восемь колоколов и убедиться, что среди двадцати запрограммированных мелодий не забыт «Home, sweet home». Во времена Вендора именно под звуки этой мелодии приглашенные на уик-энд около полуночи расходились по своим апартаментам.

Оставался парк. Настоящее чудо. Вендор, в отчаянии от неисправимого уродства замка, не переставал приукрашать парк. Он осуществлял перемены со всей горячностью, на какую был способен, с юношеским энтузиазмом, как подросток, которому судьба не отказала ни в чем. И природа подчинилась его капризам. Он страстно любил бассейны геометрической формы и капризно извивающиеся ручейки. Каждый вид в парке сам по себе уже был картиной. Герцог возил Габриэль кататься на лодке по озеру и показывал ей обезьяний остров. На всю жизнь она сохранила волшебные воспоминания о мягкости английских газонов, изобилии цветов и замечательной компетентности садовников. Наряду с шотландским твидом, полосатыми жилетами, которые носили по утрам лакеи в Итонхолле, с темной формой моряков «Cutty Sark», курткой с золотыми пуговицами и беретом, надвинутым на брови, больше всего ее привлекло в Англии именно это.

И тут же новые впечатления стали доминирующими мотивами создаваемых ею моделей.

С 1926 по 1931 год мода Шанель была английской. Газеты писали, что никогда еще в ее коллекциях не видели столько курток «решительно мужского покроя», столько блуз и жилетов в широкую полоску, столько «спортивных» пальто, столько костюмов и моделей, предназначенных «для скачек». Габриэль переняла английскую привязанность к свитеру. Но она сумела пойти дальше, предложив носить с ним драгоценности, которые дамы из английского общества надели бы разве что с парадным туалетом. Так под ее влиянием Мися принимала гостей во время завтраков, одевшись в костюм из марокканского крепа и простой свитер — смесь, вызвавшая самое живое удивление у законодателей мод.