Голдвин твердо стоял на своем: ему нужна была Шанель.

Тем не менее он был удивлен поведением Шанель. Когда семь лет назад он предложил сотрудничество Эрте[102], тот принял его с восторгом и без колебаний переехал в Голливуд на год. Предложение же, сделанное Габриэль, было гораздо лестнее. Почему же оно ее не соблазняло? Одевать звезд экрана, порождавших мечту и желание, — это было куда престижнее того, что он предложил Эрте! Иметь возможность использовать в личных целях экраны всего мира? Сделать из Мэри Пикфорд или Глории Свенсон «модели Шанель», и это не производило на нее никакого впечатления? Никогда еще подобного предложения не делали француженке. Соглашается она или нет? После многочисленных колебаний Шанель уступила. Она решила поехать в Голливуд.

Но об этом чудесном путешествии — которым любая другая на ее месте похвалялась бы — Габриэль не говорила ни слова. Удивительным в этой болтунье было то, что она никогда не рассказывала о себе.

Между тем скрывать было нечего, напротив, рассказы ее могли бы пойти ей на пользу, возвеличить ее. Тогда почему же она молчала? Молчание стало ее второй натурой. Ей казалось одинаково опасным рассказывать как о главных, так и о второстепенных эпизодах своей жизни. Каждый из них был звеном одной цепи, каждый мог стать золотой жилой для тех, кто захотел бы раскрыть то, что она тщательно скрывала: возраст, убогое начало карьеры, первых любовников.

Попробуйте догадайтесь… Слово — серебро, молчание — золото. Когда ее заставляли, вынуждали поделиться воспоминаниями, она отделывалась шутками. Голливуд? «Это была гора Сен-Мишель задниц и грудей». Почему у нее не осталось более ярких воспоминаний? «А это словно вечер в „Фоли Бержер“. Стоит сказать, что девицы были красивые и было много перьев, как добавить больше нечего». Но все-таки?.. «Никакого „но все-таки“. Вы прекрасно знаете, что все, что „сверх“, между собой похоже. Сверхсекс, сверхдорогой фильм… В один прекрасный день все это должно было рухнуть. Телевидение все расставило по своим местам. И потом, я люблю только детективные фильмы». А атмосфера Голливуда? «Детский сад… Мися переносила ее хуже, чем я. Меня она смешила. Однажды нас пригласил в гости знаменитый актер, который, чтобы оказать нам честь, выкрасил все деревья в своем саду в голубой цвет. Я нашла, что это мило, но глуповато…» А звезды? «О, в ту поездку я встретила только одну звезду, ради которой стоило тронуться с места». Кого же это? «Эриха фон Штрогейма». Почему? «Потому что у него крайности были оправданны». То есть? «Он утолял жажду личной мести. Это был пруссак, изводивший подчиненных-евреев. Ведь Голливуд был в основном еврейским… Евреи из Центральной Европы обрели в лице Штрогейма знакомый кошмар. По крайней мере здесь не было никакого притворства! Вместе они проживали старую историю, все перипетии которой они знали заранее и к которой в конечном счете были привязаны».

Визит Шанель состоялся в апреле 1931 года. Мися сопровождала ее. Их совместное появление в Голливуде было триумфальным. Сэм Голдвин не посчитался с расходами. Несмотря на кризис, Голливуд продолжал оставаться самым безумным местом в мире. Это была столица излишеств, где снимались фильмы с 3000 статистов, где находились гигантские студии, где звезды пользовались абсолютной властью. На встречу с гостями устремились все звезды. От Гарбо до Штрогейма, от Марлен до Кьюкора, от Клодетты Кольбер до Фредерика Марча, каждый считал для себя большой честью побеседовать с той, кого называли «самым великим умом, который когда-либо знала мода».

Когда Габриэль вернулась во Францию, она могла сказать, что не просто посмотрела Голливуд. Не забудем, что она отправилась туда с профессиональными целями. Подобно тому как семь лет назад она узнала, что такое балетные костюмы, работая для Дягилева, что такое костюмы театральные, работая для Кокто и Пикассо, так теперь, при общении с самыми знаменитыми специалистами того времени, она узнала, каковы были требования кино. Она увидела, как снимаются фильмы, встретилась с лучшими специалистами в области декораций и костюмов, с Митчеллом Лейзеном[103], Адрианом[104], Сесилем Б. Де Миллем.

Теперь она знала их, и они узнали ее. В глазах современников она приобрела новый авторитет: она совершила «путешествие в Америку»; она «подписала контракт»; ее творческие способности сделали из нее европейскую величину, к которой обратился Голливуд. Барышня из Мулена, франтиха из Виши, модистка на дому мчалась вперед на всех парах. Какой пройден путь! По сравнению с конкурентами она получила значительное преимущество — то, которое в любой профессии дается международной известностью. Наконец — и это, может быть, было самым главным, — она узнала, и из первых рук, что означает слово фотогеничность. Это понятие она, сознательно или нет, будет учитывать во многих своих моделях.

Но этим дело и ограничилось, и после первого фильма Габриэль[105] звезды заартачились. Они не соглашались, чтобы им, фильм за фильмом, навязывали модели одного и того же мастера, будь им сама Шанель.

Габриэль не пришлось отправиться во второе путешествие, а Голдвин остался на бобах. Но в том, что касается рекламы, все оказались в выигрыше. Все ежедневные газеты посвятили фильму «Сегодня вечером или никогда» длинные статьи. «Нью-Йорк геральд трибюн» приветствовала «бесспорный талант мисс Свенсон и изумительную естественность, которую она внесла в исполнение роли в легкой комедии». Газета замечала также, что последний фильм более выгодно подчеркивает дарование молодой актрисы, нежели ее предыдущие роли, оказавшиеся не слишком удачными. «Верайети» радовалась, что актриса отказалась от отрицательных ролей, которые решительно ей не подходили: «В этом фильме она сыграла блестяще». Слова «хороший вкус» и «здравый смысл» повторялись многими критиками. Наконец, в «Нью-йоркере» можно было прочесть комментарий, где с юмором объяснялись причины разрыва Габриэль с Голливудом. Статья была своеобразной данью уважения Шанель: «Фильм дал Глории Свенсон — возможность блеснуть большим количеством роскошных туалетов. Их создатель — Шанель, знаменитая парижанка, недавний визит которой в Голливуд наделал столько шуму. Но кажется, она не готова в ближайшее время вернуться в наш город просвещенности и знаний. Ибо ей дали понять, что ее моделям не хватает „сенсационности“. Дело в том, что она старается, чтобы дама выглядела действительно как дама. Она и представить себе не могла, что творцы Голливуда, показывая на экране одну даму, стараются прежде всего, чтобы она выглядела так, словно их две». Болтовня кумушек сработала великолепно, и всем стало известно, чем был краткий союз между создателем Голливуда и великой Шанель.

Меньше было известно то, что в Париже, в тени коромандельских ширм, уже проявлялось влияние, без которого Габриэль никогда не приняла бы приглашения Сэмюеля Голдвина.