Увы, не один офицер, не один молодой человек из приличной семьи дал себя одурачить. Ибо соблазн был велик. Отправиться в путь с оружием, любовницей и багажом под предлогом, что предстояло стать гарнизоном в Сетифе, а Сетиф, Бог ты мой, — всего лишь Африка, а уж в Африке… Почему бы и нет? Случались досадные прецеденты, когда молодые люди из лучших фамилий подавали дурные примеры. Так, три года назад господин де Фуко Шарль[2] был выпущен младшим лейтенантом. Кутила! Он отправился к месту службы с одной из этих… Сторонники приличий закрывали лица. Сетиф Сетифом, но это была любовная интрижка, грязь, и прекрасная партия потеряна. Ах, нет, эти женщины были недостойны любви…

Если бы дочь Жанны Деволь открыла глаза в ту минуту, когда одна из этих женщин проходила мимо, что бы она могла понять? А сама Жанна? Можно ли себе представить, что через двадцать лет такие же офицеры — ибо они никогда не менялись, — красавцы-кавалеристы, посещавшие те же кабаки, распевавшие те же песенки, легко относившиеся к любви, жизни и смерти, станут первыми любовниками маленькой, дремлющей девочки? Сделать из Габриэль одну из этих женщин? А что в этом дурного? Ведь они всегда существовали, разве не так? Роль развеселых юношей из хороших семей будет состоять в том, чтобы побудить ее стать куртизанкой, принудить ее к этому, убедив в том, что мечты ее недосягаемы, а стремления несоизмеримы с реальностью. Они постараются внушить ей страх перед самой собой и одновременно осознание непреодолимого расстояния между ней и ими, между ней и законным счастьем.

Они будут постоянно встречаться нам на протяжении всей юности Габриэль подобно тому, как всякий раз, приложив к уху раковину, мы слышим шум моря.

Если бы по прихоти судьбы она не была одарена воображением и отвагой, позволившими ей освободиться от их власти, никогда бы она не решилась избрать себе другую судьбу.

В июле 1884 года Жанна дождалась того, на что уже больше не надеялась, — замужества.

Хотя Альбер не остепенился и не образумился, он смирился с необходимостью узаконить их отношения. Пришлось. Жанна снова была беременна.

Бракосочетание состоялось в Курпьере 17 ноября 1884 года. Регистрировал брак сам добряк мэр, Виктор Шамерла. Марен, преданный брат, и Огюстен Шардон, дядя, два года назад выгнавший Жанну из своего дома, обозвав ее бесстыжей, были свидетелями невесты, а хозяин кафе — у Альбера Шанеля всегда находился хотя бы один под рукой — был свидетелем жениха.

Хотя мстительное поведение курпьерских мужчин и нагнало в свое время страху на родителей Шанель, они тоже присутствовали на церемонии. С той поры, как к ним явились с угрозами, они сочли за благо держаться подальше от сына, ставящего их в неловкое положение.

Все Шанели отличались особым умением исчезать. Поэтому отец и сын практически потеряли друг друга из виду.

Но женитьба все меняла, она послужила поводом для того, чтобы крестьянское добродушие вновь взяло верх. Шалопай Альбер наконец-то остепенился, и едва с делом было покончено, как он заявил, что признает своими дочерьми двух девочек: Жюлию и Габриэль.

Оставалось только вписать их имена в свидетельство о браке родителей, что тут же и было сделано.

Словно не желая отстать от сына, Адриан Шанель заявил, что у него тоже есть причины для радости: он отпраздновал тридцать лет со дня свадьбы и только что снова стал отцом.

Так в день своей свадьбы Альбер узнал, что у него есть сестра в возрасте его дочери.

Она родилась в Сенте, звали ее Адриенна.

За всю жизнь у Габриэль не будет лучшей подруги.

Жизнь новой супружеской пары шла как и прежде, с той лишь разницей, что теперь в одной из провинциальных мэрий хранился акт, свидетельствовавший о том, что Альбер и Жанна были мужем и женой.

Радости мало. Ибо во всем остальном… Что изменилось?

Альбер по характеру был человеком очень неровным. Нежность он проявлял лишь в момент, когда целовал жену перед отъездом. Он брал ее с собой только тогда, когда не мог обойтись без нее, но чаще всего Жанна, провожая его, оставалась одна. Она прислушивалась к стуку копыт удалявшейся лошади и всякий раз спрашивала себя, вернется ли Альбер.

Она знала, что он бабник и хвастун. Чтобы с большим блеском выступать в роли соблазнителя, Альбер плел небылицы о своем происхождении и, забывая упомянуть о том, что родные его занимались исключительно ярмарочной торговлей, утверждал, что у них была собственность, виноградники и что его настоящая профессия — торговля вином. А в это время Жанна продолжала ждать. Она ждала его бесконечно.

Главная трудность состояла в том, чтобы выбрать город, который служил бы «точкой опоры», а после этого — найти в нем жилье. Шанели побывали в разных городах аграрного кантона. Ни в одном из них не было крытого рынка. Приходилось работать в ненастье, на ветру, выставленные товары мокли под дождем, ибо зонты их почти не защищали.

Место для рынка во Франции всегда постоянно, именно оно часто определяло последующее развитие города. Его устройство подчиняется многовековой традиции: наверху площади помещаются торговки овощами, по бокам мясники, колбасники и продавцы сыра, и, наконец, в центре, двумя рядами, располагаются торговцы одеждой, шляпами или тканями, среди них и устраивался Альбер Шанель, а нередко и его родители. Ибо ему не раз случалось встречать отца и мать, а вместе с ними братьев и сестер, которых он еще не знал.

Не менее важным, чем рынок, было также наличие железной дороги. Тогда по крайней мере появлялась уверенность, что город окажется оживленным, торговым, промышленным.

Иссуар, где Жанна и Альбер поселились вскоре после женитьбы, отвечал всем этим требованиям. Здесь останавливались поезда, а рыночная площадь была похожа на просторную арену, окруженную домами с фризами, состоявшими из четырех рядов черепицы.

В Иссуаре, более двух лет служившем им пристанищем во время скитаний, Шанели сменили две квартиры, обе весьма скромные и находившиеся за почти безупречным овалом, очерчивавшим город и некогда обозначавшим линию средневековых укреплений.

Никогда не следует забывать, что детство Габриэль Шанель прошло в предместьях.

Ее отец выказывал предпочтение перекресткам, кварталам, которые наполовину были деревенскими. Из окон открывался успокаивающий душу пейзаж — перед глазами, словно свиток, разворачивались пути и дороги, на которых Альбера поджидали приключения.

Оседлая жизнь была не для него: Альбер Шанель предпочитал странствия.

Ему необходим был этот вид из окна, чтобы легче переносить семейную жизнь, крики маленьких дочерей, тошноту Жанны, ее недомогание, когда приближался конец беременности, денежные затруднения, все то, что прекращалось, как только он уезжал.

Между отлучками Альбер с трудом скрывал ожидание следующего отъезда.

Поначалу Альбер Шанель и его семья поселились на улице Перье. Именно здесь 15 марта 1885 года у них родился первый сын. Кем станет этот мальчик? Каково его будущее? Бродяга с хриплым голосом, еще более рисковый малый, чем отец, пьяница, игрок, единственный из братьев, к кому была привязана Габриэль. Альфоне был ее любимцем, он всегда умел рассмешить и растрогать ее, и до 1940 года она потакала всем его прихотям.

Несколько месяцев спустя Жанна, Альбер и трое детей переехали на другой перекресток, поселившись на улице Мулен-Шарье и повернувшись на сей раз к югу, к горам Оверни.

Сколько воды утекло с тех пор, как Габриэль росла здесь, под этим кровом, таким старым, что, кажется, дом давно уже готов соскользнуть в реку. Однако он стоит по-прежнему, являя нам суровую обстановку, в которой прошло раннее детство Габриэль. По чистой случайности сохранилась до наших дней эта постройка, одна лишь уцелевшая из целого исчезнувшего квартала.